Он хотел сказать: нет, и закрыл лицо ладонями. Но вместо нет, его губы дрогнули и произнесли:
– Да… Я согласен…
А земля уже была близка, вот он уже видел деревья вокруг домов, и снующихся людей.
– Я готов быть духом лжи и убийцей! – завопил он, теряя полностью себя, и облик его тут же поменялся.
– Тогда забудь, кем ты был и чем ты обладал, больше нет у тебя имя земного… Ты всего лишь крамольный дух и больше ничего… Ничего нет, и сам ты не существуешь… – И последние слова демонов неслись издалека эхом.
Царь летел вниз, закрыв лицо руками, чтобы не видеть ужаса смерти. Как все в один момент он потерял из-за своей глупости. Неимоверный страх обуял его, потому что не знал, что с ним теперь будет, все знания и предания были уже не нужны, у него своя судьба, и она страшна, как вечная казнь. Что там будет? Он словно никогда не чувствовал бога, да и что-то умерло в нем, было вырвано, он теперь и не знал, вообще он существует или нет… Все условно, ничего не стоит, все смерть и вечная казнь и мучение… Все под одним гнетом и огнем, и он загнал себя, под чью-то страшную пяту.
Все эти мысли ничего не стоили, перед тем ужасом, от которого он хотел избавиться, и отдал бы все на свете, только отдавать было уже нечего.
И он упал о землю, и тело его разлетелось на миллионы кусочков, а потом миллионы кусочков разлетелись еще на миллион, и превратились в пыль, разметаемой поднявшейся бурей. Никто не мог похоронить его.
Ударила молния, до того сильная и мощная, что всех людей, которые собрались вокруг башни, ослепило. А сама башня была смертельно пронизана на две половинки. Одна сторона полностью рухнула, и прямо на людей, другая половина неуверенно продолжала стоять, и чья-то невидимая рука всеми силами продолжала ее поддерживать.
Очухавшись от вспышки, они словно взглянули другими глазами на весь этот мир, и в голове он сложился совершенно по другому, никак раньше. Каждый взглянул на своего товарища, как будто первый раз видел. Один открыл рот, второй, третий – стало ясно, что каждый из них говорит на непонятном языке, который раздражает своим диапазоном, выговором и своей уникальностью, но особо раздражало непонимание. Они морщились, смотря друг на друга. Единство рухнуло, и кто смог понять друг друга остались вместе, а кто не смог – разошлись, чтобы не слышать чужой мысли и чужих слов, и не рождать распрей, ведь земля большая для всех места хватит. Кровь родства исчезла, словно ее и не было никогда, теперь родство от слова и мысли.
Больше никому не нужна была башня, соединяющее небо и землю. Осталась лишь смутная ностальгия и воспоминания об Эдеме, о рае небесном, и о Вавилонской башне, как о рае земном…
Духи кружились вокруг башни по спирали, как завороженные, и говорили:
– Ты будешь ходить, пока стоит сторожевая башня… Она будет сторожить людские души, чтобы не ушли они в небо, к богу… Будешь ходить по земле, пока не рухнет башня… Будешь ходить и сеять смуту… Иди и сей, ты клеветник и убийца… Не смотря на это, ты будешь сердобольным, гуманным и естественно гордым… Иди…
В один момент, что рассыпалось на миллион песчинок, снова соединилось в целое. Он не походил на дух, он был настоящим человеком, из плоти и крови. Его немного потряхивало, и он весь сжимался, словно от холода. В один момент он укутался в плащ с длинными рукавами, и подол касался земли, а само лицо было спрятано под глубоким капюшоном.
Через какое-то время он сбросил терзающий холод, и пошел к людям возбуждать в них гордость и смутьянство, и необязательно это будет под личиной злобы, но с милой улыбкой, с открытым лицом и с честными глазами.
Сначала он вселялся по одному человеку, но потом понял, что его частичек как песка в пустыне, и он может прибывать в большом количестве людей. Проникать в их души, и в душах братьев Иосифа побывал, и в душе Соломона похозяйничал и ко многим другим заходил на блины….
На этом притча заканчивалась и начиналась, когда цепь рвалась, и иносказание вливалась в нашу жизнь. Дух давно стучится в жизнь людей, пробивается и очень хочет попасть в твердый мир…
Долго его дух гонялся ветром, песчинки его гордой души долго метались по всему миру, забивая душу своим грехом, возбуждая в них непокорство и высокомерие, жестокость и ненависть, иссушая живительную влагу души. Но однажды пришел богочеловек, и резко поменялась человеческая эпоха. Теперь уже нельзя было делать, что ты хочешь, и быть безнаказанным, к тому же духи стали уязвимы перед его именем, вызывая жгучую ненависть в их черной закрепощенной натуре. От его присутствия даже вавилонская башня затряслась, чуть не рухнула вся иерархия. Ему надо было срочно укрыться в каком-либо человеке, который подходил бы по всем параметрам, и он нашел такого человека, который ему понравился, потому что он узнавал в нем себя. Как он противился апостолам, как его доводы были колки, резки и прекрасны, в них раскрывался острый ум и потенциальная духовность, что позволяла ему прикасаться к вечному миру.
Как его дух ликовал, когда тот одобрил убийство Стефана, он мог войти в него и руководить его бунтом против бога, ибо он был отмечен Христом. И был раздосадован, когда он увидел Христа, как сердце предало его и пошло на свет, и как он крестился и прозрел. Ему пришлось отделиться. Того нарекли Павлом, но дух бунта не хотел подчиняться, и взял часть его и оставил его имя до крещения – Савл. Он преследовал Павла, намериваясь убить. И он убил его, устами Нейрона приказал убить Павла, и он же занес меч над его головой и срубил ее. Но прежде, чем умертвить его, он видел, как тот смотрит на него, огонь в глазах, прожигающий все вокруг, видя сердцевину и истину. Жгучий взгляд, чего-то непонятного, он казался неприятным и суровым, но на самом деле в нем была переисполнена нечеловеческая любовь. Вместо удовольствия, дух получил лишь страх и брезгливость. Дух башни хотел выпорхнуть из тела палача, но не смог, что-то его приковало к телу, и ему пришлось умертвить себя и почувствовать ужас умирания грешника. Он еще долго содрогался при этих воспоминаниях. Но сеять боль и смутьянство он не переставал, а сеял еще более рьяно, словно хотел отомстить за все страхи перед крестом, перед куполами, перед церковью, перед заповедями и добродетелью.
Со временем он находил людей себе, в которых жил, потому что нравилась ему душа, убранные покои человека. Очищенная душа, но не чистая, давало ему покой, хотя свои пакости не оставлял, и от своих проповедей не отказывался. Как только он уставал от вялотекущего покоя, он доводил своего носителя до безумия и духовной злобы. Особенно ему нравились те люди, которые свою никчемность, напыщенность, гордость, ненависть и безбожье, прятали под такими качествами, как любовь к людям, самопожертвование, сочувствие, стремление к свободе человека и ко всему светлому и доброму. Это приводило его в восторг, и к такому экстазу, который был неописуем, к такому делу к нему присоединялись другие бесы, и он был виртуоз всего этого. Сатану он чувствовал, но никогда не видел, да и не нужно ему было этого, он был одиноким волком, убийцей человека, и равного ему не было, он был и стражем сторожевой башни и видел с нее всех, кто пытается возвыситься. Он страж и раб, и все остальные духи были ничто, и он никогда не падал перед ними на колени, хотя они и являлись ему вместо матери и отца.
Его всегда веселило, что человек ставит свои благодетели, свой разум, свои чувства, выше божественных, выше бога. Его это действительно веселило, и как их было легко дурить, как будто детей. А если они еще пытались поговорить с духами, которые могли бы исполнить их жалкие прихоти, например, даже такие, где иступленные пытались обниматься с самим Христос, он делал все, что они хотели, а потом когда мог с радостью забирал их души. Но иногда детско-садистская радость сменялась жгучей ненавистью, когда даже падшему человеку протягивалась невидимая рука Христа, и вытаскивала душу из его омута. Он был абсолютно убежден, что не Христос истинный бог современных людей, а именно чрево, которое готово огородиться своими домыслами и фантазиями, и употреблять все, что можно употребить в свою угоду. Если будет выбор для человека, он полностью откажется от Христа, в принципе почти все люди отказались бы от него ради удовольствия и чудес.
