Знаешь, иногда я схожу с ума, на меня что-то набегает, я чувствую всю остроту беспомощности перед этим миром, одиночество, ненависть, безудержный и беспредметный страх. Я не понимаю, откуда идет, что заставляет меня печалиться и тосковать. Но я столько пережил в свое время, что никому не пожелаю это пережить. Ох, я несчастный, несчастный человек… Нет, у меня все нормально, я сыт, одет, у меня есть квартира, машина… Вообще, у меня все хорошо, отлично»…

Нужно сказать сразу, я с Серегой часто ругался за его взгляды и убеждения, не мог их принять, особенно, когда человек так безосновательно, цинично и зло говорит, пытаясь навязать свою точку зрения, и может тем самым спастись от своего одиночества и поделиться своими несчастьями. Я противился его установкам, его мировоззрению, пытался его переубеждать, но он все равно упорно настаивал на своих взглядах, в конце концов, приходил к таким выводам:

– Все равно я прав! Потому что, Артемыч, смотрю я на тебя, на других сотрудников, и вижу маленьких детей перед собой, которых я сто раз выше во всех отношениях. И заметь, их университетские образования не играют никакой роли. И когда мне говорят что-то обидное вот эти люди, я не обижаюсь, можно ли на маленьких умственно отсталых детей обижаться. Вот так!

И тут я в сердцах заявил:

– Знаешь, Серега, твое мировоззрение доведет до того, что ты будешь руки попу целовать…

– Пошел ты! Я никогда не буду руки целовать мужику! – возмутился он.

– Или ты просто повесишься, потому что так жить просто нельзя. Понял?

– Хм… – пренебрежительно уставился на меня. – Ведь я же живу. Может быть, живу правильнее всех вас! А вы все заблуждаетесь, а?

– Ну, не знаю, могут ли все заблуждаться, – скептически ответил я.

– Могут! – уверенно проговорил Сергей. – Ведь ты ничего не знаешь, ты живешь в своем узколобом мирке, и ничего не видишь и не знаешь! А если бы знал, понял бы.

– Чего же я не знаю, что ты знаешь? – уже начал я раздражаться.

– А зачем мне с тобой делиться? Ты же будешь смеяться и не поймешь меня, а это не значит, что этого не существует, – с пафосом говорил он, при этом увиливал от прямого ответа. – Да, и зачем тебе это знать. Если я поделюсь с тобой, ты станешь умнее, но ты все равно этого не оценишь.

– Ты ответь прямо, что ты знаешь такого, чего я не знаю? – настаивал я. – У меня складывается впечатление, что ты ни черта не знаешь, а только кичишься этим? Если у тебя есть истина, то поделись ею, чего скрывать, если это правда, ты сделаешь меня лучше, а может и мир! – Пауза. – Если это действительно истина.

– Истина бывает разной… – начал было Сергей, но я его перебил.

– Нет, истина может быть только одна, поэтому ее и называют истиной, которую можно познать без всяких границ, и только ты сам можешь сдержать себя от нее! – уверенно проговорил я.

– Вот, ты сейчас правильно говоришь! – от чего-то радостно подхватил Сергей. – Ты не поймешь, до этой истины ты еще не дорос, тебе доступно только общая точка зрения, которая в некотором роде христианская, которая общедоступно для всех и несет мало пользы, только зомбирует людей.

– Я не согласен!

– Конечно, ни один дурак не скажет, что он дурак. И ни один зомби не скажет, что он зомби. Это понятно, и ты не можешь признаться, что есть умнее тебя, и они больше знают, и по другому думают, а ты думаешь, что понимаешь и знаешь что-либо. Ведь есть общепринятая история, а есть настоящая история, она не доступна для широких масс.

– Хорошо, я как понимаю, ты знаешь альтернативную историю? – не зная как реагировать: злиться, смеяться или просто пораженно молчать.

– Может быть, и знаю. Ты же не знаешь, что я знаю? – загадочно проговорил Сергей, но мне уже казалось, что он издевается надо мной.

– Так расскажи мне про свою истину. Избавь меня от моего невежества, – подначивал я его.

– Зачем? Мои знания – моя сила. От одной мысли, что я знаю и вижу дальше, чем другие, радует меня и вызывает гордость во мне! – воодушевленно проговорил он.

– Так почему ты не хочешь поделиться своими знаниями?

– Зачем? Я столько собирал информации, хронику, документальные фильмы, секретные документы, и ты хочешь, чтобы я вот так раз и отдал итоги собранной информации. Нет, извините, лучше мои знания останутся при мне.

– Как знаешь, – махнул я рукой. – Но я думаю, что никаких знаний нет, ты набиваешь себе цену – и все!

– Есть!

– Докажи! Пока я не вижу никаких доказательств, предоставь на суд мне эти сведенья, эти знания, которыми ты так хвастаешься!

– Я говорю же, тебе ни к чему знать, ты не поймешь! – горячился Сергей.

– Я что глупей тебя, и поэтому не пойму! Ты сначала продемонстрируй, хоть частично информацию, а я окину ее свежим взглядом, и поставлю на свой личный суд.

– Нет, но ты не поймешь! Это информация слишком шокирующая…

– Ладно, не хочешь – не говори, не буду настаивать…

На этом разговор закончился, и мы снова занялись работой.

Вечером заехала Светка на фите, и я поехал с ней, с камнем на душе и с озабоченным видом.

– Что случилось? – спросила она, не отрывая глаз от дороги.

– Ничего, – сухо ответил я, и как мне показалось, прислонил горячий лоб к холодному стеклу.

– Я же вижу. Давай рассказывай, что случилось, – безапелляционно проговорила она.

Я тяжело вдохнул и рассказал, что у меня было на душе, хотя это было не в моих правилах жаловаться, но я рассказал, что мой светлый внутренний мир губит мой напарник.

Света кивала, но в конце все равно рассмеялась.

– Выброси ты эти пустые мысли из головы, – простодушно начала она. – Не знала, что ты такой чувствительный, но догадывалась. – Она мне подмигивала и улыбалась. – Смотри на жизнь как на должное, и не забивай свои мозги всяким бредом. Если что-то мешает мне жить, я откидываю эти мысли прочь. Это как с тяжелыми людьми, они тебе грубят, требуют, орут, чуть ли не плюют в лицо, ты вежливо ставишь их на место и работаешь дальше, не вспоминая и не думая о них, не тратя зря силы. Я так всегда делаю, с этими людьми мне детей не крестить и не воспитывать, поэтому пусть сами следят за собой, а я буду отвечать за себя и вверенные мне дела. А они как-нибудь сами о себе позаботятся. Не обращай внимания на своего напарника, возможно завтра у тебя будет уже другая работа, и ты навсегда забудешь о нем, так что работай спокойно со своим коллегой, наслаждайся общением, это еще один мирок, который столкнулся с твоим мирком. Завтра он отскочит навсегда, не повредив тебе. – Тон в конце опустился до серьезного, и что удивительно она ни разу не ругнулась, не употребило сильного выражения, не говорила через спесь, как это она обычно делала, как будто это было не к месту и ни к чему.

Но она была неправа, это был не пассивный мирок, с которым я поверхностно столкнулся, и который как мяч оттолкнулся и полетел прочь по своей траектории. О нет, он разорил мой мирок, перевернул все вверх дном, украл то спокойствие, ту яркость, ту радужность, которые питали меня. Теперь я остался без сил, точнее сказать обессиленным, как будто я лешился уверенности или защиты. Он не только разорил мой мирок, но и заразил, и мой мир уменьшался, а его увеличивался и поглощал мой. И там открылся такой мрак, которого я не знал, и понял, что есть обратная сторона этого мира. С каждым днем из щели рождалась дыра, из дыры окно, из окна дверь в другое измерение, в другую реальность, где небо смотрится по другому, от земли идет другой запах, там иные цвета и формы, там другой дух. Этот дух очень едкий и мрачный, тяжелый и удушающий, который сковывал мою душу, забирал свободу, и я потерял себя, потерял свой лик, превращаясь из человека в вещь, с которой играют могущественные силы.

Этот мир был так велик и страшен, что я чувствовал себя маленьким паучком среди других существ, которые все были сильнее меня. Сам я был слабый, и слабее других своего вида. Нет ничего страшнее, когда мир темное пятно, а в тебе нет сил сопротивляться несправедливости, злости, насилью, ненависти. И твое сопротивление смешит этих существ, потому что ты ничто и никто, и нет никакой силы, только довольство собой, тщеславие и вера в себя. Что можно противопоставить, если ты никто, они смеются над техническим прогрессом, над оружием, над людьми, которые как бы изменили мир, над лучшими умами человечества, и вообще над человеческой мыслью. Что мы можем противопоставить, если наши достижения не выходят выше горизонтали, когда человек замкнут в своих предрассудках и установках, когда его разум раздут в своем превосходстве, все его рассуждения отталкиваются от здравого смысла. Сколько можно упиваться с собой, и своим разумом, если у человека работает не только это. Как страшно, как холодно…