η.1. Неужели математики вообще не пытаются оценить потенциальные качественные скачки в развитии техники и общества? Такие попытки существуют. Самый простой подход – использовать рост вычислительной мощности компьютеров как основание для качественного скачка: тогда простейшая геометрическая прогрессия (тот же «Закон Мура») позволит фактически соотносить вычислительные возможности, достигнутые к условному 2… году с функциями (с пожеланиями футуролога). И если какой-то процесс можно «просчитать», то он будет реализован. Наиболее последовательно проводит такую линию футуролог Р. Курцвейл [292]. Многие из его прогнозов блестяще оправдались. Но он же в области прогнозов, имеющей отношение к своей профессиональной деятельности, потерпел поражение: глава фирмы, создающей устройства для распознавания человеческой речи, прогнозировал создание карманного переводчика к 2010 году. Действительно, системы перевода усовершенствовались, и многие тексты можно переводить с относительно высокой степенью точности, но гарантированно адекватный перевод текста на момент написания этих строк остается недоступным. Вообще проблема трангумаснистического движения (в смысле точности прогнозирования) – это попытка за перечислением тех возможностей, которые открывает развитие компьютеров, скрыть недостаток способов их достижения. То есть количественные возможности вычислений рано или поздно перейдут в качество искусственных интеллектов, но этот переход потребуется сделать человеку, то есть осмыслить и спроектировать искусственный интеллект. Поэтому не получается «назначить» «закон Мура» ответом на абсолютно все вопросы по ограниченности возможностей перцепронов, нейросетей, современного программного обеспечения и т. п.

η.2. Что хорошо в математическом моделировании, так это быстрое вскрытие противоречий, которые вольно или невольно допускают футурологи. Если в модели, например, военного конфликта, биоты или конкурентной борьбы не отражено равновесное состояние, то одна из сторон практически мгновенно добивается победы, в биосфере резко падает разнообразие видов, а на рынке устанавливается монополия. Сейчас накоплен очень большой опыт развития игр, моделирования взаимодействия игроков. И подтверждения тому – многопользовательские игры, в которых участвуют сотни тысяч людей на протяжении месяцев и даже лет. Их авторам приходится не просто создавать равновесные системы, но предусматривать их рост и эволюцию с учетом производства «виртуальных активов»; эти модели позволяют даже прогнозировать формы обмена в постиндустриальном обществе [162].

Перечислив основные подходы к прогнозированию, можно оценить, в каких ситуациях все еще могут пригодиться философские рассуждения.

Для всех прогнозов философы великолепно могут исполнять апагогическую (скептическую, от отрицания) роль. Скрупулезный критик, который указывает на преувеличения и принципиальные ошибки в модели, просто необходим футурологу. Но апофатиче-ски, в смысле формулировки нового знания, их поле деятельности сужено.

Краткосрочные технологические и социальные прогнозы сейчас требуется дополнять математическими моделями – с графиками, численными критериями и т. п. Без них прогноз остается простым комментарием, его практическая ценность снижена хотя бы потому, что львиная доля биржевых сделок уже заключается компьютерами, львиная доля расчетов экономистов делается в рамках программных пакетов. Использование же совета – рекомендации по восприятию будущего – слишком сильно зависит от статуса советующего. Даже самое верное замечание, не подкрепленное математическими моделями, может быть легко проигнорировано.

Долгосрочное прогнозирование – за границами известных и привычных циклов развития – по-прежнему остается достоянием скорее интуиции, чем рассуждений. Чисто рациональные умозаключения сталкиваются с проблемой качественной новизны. Тяжело представить, какими идеями будут увлечены внуки-правнуки, и какие возможности у них появятся. А вот создать верный образ, придумать метафору, угадать дух послезавтрашней эпохи – это остается привилегией философствующего писателя. Может быть, режиссера.

Чтобы прозреть будущее, философу надо пройти между метафорой и детерминизмом.

Задачей философов остается выявление качественно новых противоречий. Чтобы сформулировать такие противоречия, требуется раскрыть новые свойства техники и новые социальные структуры. Сформулировать и уточнить понятия. Улучшить методы. Все это невозможно провести, используя лишь математический перебор или бухгалтерский учет. Но важнее всего: философское знание позволяет сформулировать цель развития анализируемого объекта и тем существенно снизить фактор случайности.

Формулировка цели никак не отменяет того, что среднесрочный детализированный прогноз по отрасли промышленности, по отдельному государству или развитию научной дисциплины требует обработки большого количества данных и сценирования возможного «дерева вариантов».

Поэтому в этой книге среднесрочные прогнозы представлены в эскизном виде, без сценарной разбивки, без характеристики отдельных игроков. Они строятся по критериям философского знания: допущения обосновываются, вероятность событий оценивается, по возможности вскрываются причинно-следственные связи.

Притом для долгосрочных прогнозов необходимо использовать образы – там эстетика опережает логику, – потому в книге упоминаются самые диковинные примеры из фантастики.

Если рассмотреть линейку методов прогнозирования по принципу «от простого к сложному», то можно заметить: чем более комплексные и многогранные прогнозы формулируются, тем выше роль субъекта в их осуществлении. Как прогнозиста, так и фактора развития.

Математические модели, которые в своих примитивных формах всегда остаются интерполяцией, по интеллекту сравнимы с обычной мышеловкой, и лишь вина футурологов и управленцев, что они попадают в ловушки «завышенных ожиданий роста» или «алармистики».

Чем больше приемов теории игр начинает использоваться в модели, тем больше она обретает черт игрового поля и одновременно игрока. Это можно объяснить тем, что количество развилок в сюжетах, точек бифуркации увеличивается. Более сложная система менее равновесна при прочих равных условиях. Чтобы развитие могло осуществляться, требуется переход от простого стихийного течения событий, от чисто биологического поддержания равновесия к осуществлению программы. Каждый следующий шаг по пути прогноза требует увеличения знаний о мире, полноты представления о процессах, помноженных на постоянную саморефлексию «игрока». Личность и окружающий мир становятся как бы бесконечным коридором зеркал, по которому, как солнечный зайчик, мечется сюжет.

Для прогноза на века требуется вдохновение и большая удача. Причем автор прогноза должен воплощать своими текстами некий надындивидуальный смысл – подниматься над сиюминутными интересами партий, стран или народов. Идет как бы самоотрешение личности – притом, что требуется учитывать тончайшие нюансы развития техники или же искусства. Освальд Шпенглер, автор «Заката Европы», показательнейший пример такого провидца, который предсказывает упадок собственной стране и культуре. Схожие нотки подчиненности судьбе можно найти у Н. Гумилева. Заглядывая «за горизонт», рассуждая о громадных исторических циклах, футуролог все более утрачивает роль субъекта, становится не столько самостоятельным автором, сколько пророком неких глобальных процессов.

Но если рассматривать не просто личность отдельного исследователя или свойства отдельных текстов, а попытаться обобщить сумму прогнозов – представить, что у нее есть какие-то общие свойства?

В качестве отправной точки можно использовать такую абстрактную модель, как «пространство прогнозирования».

Его определяют две крайности.