В Висках, как и во всех деревнях, согнали всех жителей на деревенскую площадь. Гестаповцы хотели выяснить, где скрываются партизаны и кто их поддерживает. Большинство жителей не знало об этом, а те, кто знал и поддерживал движение Сопротивления, молчали. Так и стояли люди, храня упорное молчание.

Гестаповцы грозили сравнять Виски с землей, всех жителей расстрелять, а школу сжечь. Трудные минуты пережили люди. Они по горькому опыту знали, что это не только слова, не только угрозы.

Гестаповец прокричал:

— Сообщите нам все, что вы знаете, ничего вам за это не будет, не заставляйте нас применять насилие!

Люди молчали.

Гестаповец продолжал:

— Нам все известно, он всех вас выдал.

Изуродованного Нелибу вытолкнули из машины.

— Вот он, кто продал вас всех, так чего же вы не сознаетесь? Расстреляем всех и все сожжем, если будете молчать!

Наступила страшная минута.

И Нелиба, собрав последние силы, выпрямился и прохрипел:

— Граждане, не верьте им. Врут они. Ничего я им не сказал.

Едва он произнес эти слова, как гестаповцы набросились на него, повалили, начали бить ногами, полумертвого бросили в полицейскую машину.

Еще какое-то время они угрожали. Потом уехали и больше не появлялись.

Из всего этого ясно было одно, что ничего конкретного о партизанском отряде гестаповцам не известно и что арест товарища Нелибы связан с арестами в Плзне.

Из членов семьи Нелибы никого в живых не осталось. Выходцы из Обецницы под Пржибрамом, они во время оккупации перебрались в Виски. Поэтому-то и гестапо приехало туда.

С Нелибой мне довелось встретиться еще раз. Но тогда уже я был арестован.

В октябре или ноябре 1944 года во время очередной переброски из Панкраца во дворец Печека нас посадили в автобусе рядом. Товарища Нелибу уже год держали в тюрьме. Он прошептал мне:

— Руда, обо мне говорят, что я предал, не верь этому и скажи об этом товарищам. Зачем только они так долго там оставались!

Передаю дословно сказанное им.

Радость, вызванная мощным наступлением Красной Армии и заключением Чехословацко-Советского договора, придавала новые силы. Случаи саботажа военного производства участились. Несмотря на то, что на заводах работали по одиннадцать — двенадцать часов, производительность труда падала. Это было немалозначащим фактором. Достаточно вспомнить, что промышленность Чехословакии еще до войны достигла такого потенциала, что вполне могла вооружить миллионную армию. Снижение производительности труда на 30–40 % являлось весьма чувствительным ударом по немецкой оборонной мощи. Самой действенной формой саботажа считалось производство некачественной продукции. Не только мы знали, но затем и фашисты убеждались, что на фронт идет оружие, из которого зачастую нельзя стрелять.

Коммунистическая партия оказывала большое влияние — порой недостаточно оцененное — на так называемых тотальников. Наши коммунисты и в Германии призывали людей к активным формам саботажа, к тому, чтобы они использовали свой рабочий «опыт» для снижения производительности труда, чтобы вносили в производство хаос и беспорядок.

Вместе с тем из Германии бежали чешские рабочие, почти половина людей тайком возвращалась домой. Частые бомбардировки немецких городов создавали благоприятные условия для этого. Особенно молодежь умело использовала налеты авиации и разбегалась. Нам катастрофически не хватало оружия.

— Дайте оружие! — говорили товарищи.

Но его у нас самих не было или было очень мало. Взрывчаткой служил динамит, который время от времени удавалось доставать. Как мы завидовали югославам, полякам и другим народам, сражавшимся с оружием в руках! Последствия мюнхенской капитуляции давали себя знать и в данном случае. Мы понимали, что только Советский Союз может нам помочь. Как можно скорее необходимо было наладить радиосвязь с Москвой.

Радиостанция была на попечении Эды, но работа не двигалась. Более того, уже несколько недель я не имел о нем никаких сведений. Я очень обрадовался, когда мне сообщили, что Эда жив и здоров и хочет со мною встретиться.

— Хорошо, что ты здесь, — приветствовал я его. — Рассказывай, где был, что делал?

— Товарищ Млейнкова сообщила мне, что Тонда арестован. Я немедленно покинул квартиру. К счастью, перед этим я встретился здесь, в Праге, с одной своей знакомой из Либерце, за которой когда-то ухаживал. Вспомнил, что фамилия ее Шварцбахова. С ее помощью перебрался в Подебрад.

— Где же ты там жил? — перебил я его.

Эда ответил, что от своей знакомой узнал адрес мясника, работавшего на подебрадской бойне. Он назвал улицу и номер дома.

— Конечно, я не хотел тотчас же давать о себе знать. Ждал, как развернутся события. Только тогда, когда я убедился, что аресты прекратились, приступил снова к работе.

Его рассказ казался мне правдоподобным.

— Тебе известно, что и Млейнкова арестована? По всей вероятности, о ней сказал Тонда…

Затем мы вернулись к другой, основной теме нашего разговора. Я рассказал ему, какая сложилась ситуация и как необходима связь с Заграничным бюро ЦК КПЧ в Москве.

— Поэтому теперь твоя главная задача как можно быстрее наладить рацию и установить связь. Я спрашиваю тебя, почему ты никак не сдвинешь дело с места? Как ты выглядишь в глазах бероунских и челаковицких товарищей! Пока тебя не было, челаковицкие товарищи раздобыли одну рацию. Нужно будет ее проверить. Ты тоже сообщал, что почти закончил все приготовления. Будет лучше, чтобы мы могли осуществлять связь из двух мест. Если все будет в порядке, оснастим радиоаппаратурой еще несколько точек. Этим мы уменьшим опасность.

Эда обещал мне, что сделает все для того, чтобы мы смогли побыстрей наладить связь с Москвой, и что при следующей встрече проверим радиостанцию, которую он к тому времени подготовит. Сейчас я уже не помню точно, когда и где состоялась эта встреча, скорее всего, это было в Челаковицах на рождество. Я попросил его также написать для январского номера «Руде право» статью в связи с годовщиной смерти Ленина, а также гибели Либкнехта и Люксембург.

Товарищ Курка привез из Бероуна тревожные вести: Горжовицкий, Бероунский и Добржишский районы наводнены гестаповцами, которые разыскивают партизан. То же, по словам товарища Лежковой, происходит и в Пржибрамском районе.

Стало быть, облавы в Бероунском районе еще не кончились, и гестапо после ареста Нелибы все силы прилагает к тому, чтобы обнаружить базу партизан. Я попросил товарища Курку предупредить об этом товарищей и постараться как можно скорее покинуть убежище и найти другое.

Вашек Курка рассказал, что сейчас у партизан находится товарищ Никодемова, которой удалось избежать ареста.

Товарищ Никодемова работала в магазине в Тетине. В начале декабре она шла из Поповиц в Тетин. На полпути ее обогнала грузовая машина с несколькими мужчинами в гражданской одежде. Это ей показалось странным. «Кто бы это мог быть? — подумала она. — И что они ищут в Тетине?» И все же Никодемова дошла до Тетина. К счастью, встретила знакомого, который ей сказал: «Молодая пани, там приехал „хозяйственный контроль“; трое пошли к Чапеку, двое — к вам». Поскольку она уже знала, какой «хозяйственный контроль» в таких случаях бывает, ей стало все ясно. Обойдя Тетин, Никодемова стала издали наблюдать, стоит ли кто-нибудь возле магазина. Там никого не было. Тогда она быстро вбежала в магазин, подняла жалюзи и открыла дверь, но не успела она бросить портфель на прилавок и закрыть дверь на ключ, как увидела, что к магазину подходят трое мужчин. Никодемова ни минуты не сомневалась, что это гестаповцы. Она вышла из магазина через дверь, ведущую во двор, и побежала. По заснеженному полю добежала до кодского леса. Первая мысль была — убежать подальше. После долгих и утомительных блужданий решила отправиться в брдское убежище. И действительно, ей удалось добраться до него, и с той поры она там. Отрадно то, что несмотря на все преследования гестапо организация действует, — продолжал Вашек Курка. — Она преодолевает или преодолела уже топтание на месте. Жители видят, что гестапо не всесильно и что для борьбы не обязательно иметь «бог знает какое оружие».