Обычно командировочные, не отягощенные научными задачами, – электрики, столяры, сантехники – используют свободное время и выходные для того, чтобы порыбачить или запастись на зиму грибами и ягодой. Поскольку я не рыбак, то для меня были актуальны два последних пункта.

Оказалось, что Евгений Тимофеевич тоже не рыбак, да еще и не грибник и не ягодник. Он привез с собой пятилитровую канистру со спиртом! Я подозреваю даже, что он его «выклянчил» у нашего начальника снабжения. Даже представляю живо, какой между ними состоялся диалог:

– Женя! Ты драгу Даревского в машину загрузил? A то он звонил, беспокоился!

– Александр Иванович, я что, грузчиком что ли нанялся? Пусть звонит своим лаборантам. А то сидят по кабинетам, статьи свои строчат, а ты тут пуп надрывай!

– Ну, Женя, попроси электрика с плотником, пусть помогут погрузить, его люди все на биостанции сейчас!

– Вот-вот, они там водку пьянствуют, да червей своих в бинокуляры разглядывают, а я за них грузи их вещи! У меня вообще грыжа, мне больше восьми килограммов поднимать нельзя!

– Жень, а ты не спутал? Больше восьми беременным женщинам нельзя поднимать! Даревский там приготовил для тебя «подарок»!

– Попробовал бы он не приготовить! Без драги бы остался! – вместо благодарности бурчит себе под нос Евгений Тимофеевич.

А теперь пришло время рассказать про улыбку!

Поселили нас в «Бастилию», самый большой жилой дом на станции! В нем много разных комнатушек, рассчитанных на двух, трех и четырех человек. Мы жили с ним неделю в четырехместной комнате вдвоем! Евгений Тимофеевич выходил из комнаты только по нужде! Все остальное время он пролежал на своей кровати! Канистра стояла рядом, и я замечал каждое утро, как уменьшается в ней уровень жидкости!

В субботу я собрался за грибами!

– Евгений Тимофеевич! За грибами пойдёте?

– Не-а! – ответил он и улыбнулся своим широким лицом.

В воскресенье диалог в точности повторился. Так до утра пятницы, когда отваливает пароход, он и пролежал на кровати. И видел я его улыбающимся дважды! Всем потом в институте рассказывал. Не поверили!

Угораздило же меня, прямо как в сказке, в тридцать лет и три года сломать ключицу! «Дядя Бир» (так Борю называли мои дети, потому что он пил пиво в несметных количествах) упал на меня сверху. Его сто килограммов, плюс сила инерции – этого хватило. Хруст был такой, будто толстую сухую ветку сломали. Но, к моему сожалению, хрустнула не ветка, а моя ключица.

Мы в те годы играли в бадминтон в спортзале на истфаке, потом шли в сауну. Но, поскольку площадка была устроена в борцовском зале на втором этаже, мы с Биром решили тряхнуть стариной, вспомнить, как в студенческие годы здесь же занимались самбо. Вот и тряхнули, вот и вспомнили.

Ну, хруст, ну боль, затем, минут через десять, болевой шок! Бир, конечно, перепугался, вызывал «скорую», и меня прямо из спортзала увезли в приемный покой больницы Ленина. Это в «нонешние» времена все просто – вынул мобильник и позвонил, а в конце восьмидесятых пришлось бежать на первый этаж к вахтеру.

В приемном покое больницы мне быстренько сделали снимок, «загипсовали», спеленали правую руку так, что только кисть осталась «на свободе», и дали направление в травматологическое отделение. Было бы логичнее пройти сто метров и «сдаться», но меня с утра «угораздило» приехать (как сейчас бы сказали, заниматься «фитнесом») на своем «ржавом ведре» – так называемом автомобиле «Москвич 2140»! И вот этот «автомобиль» остался стоять на четырех колесах на Менделеевской линии.

« Нет, – думаю, – к моменту выписки из больницы он будет стоять в лучшем случае на кирпичиках, а то и вовсе на тормозных дисках. Пусть уж он стоит под окнами, под присмотром семьи и соседей». Так что я из приемного покоя автобусом поехал на Стрелку! Сел в «машину», завел двигатель, а как включать скорость? От правой руки у меня на свободе только кисть. Но, голь на выдумки хитра, приноровился. Придерживая правой рукой руль, умудрился дотянуться левой до рычага переключения передач, включил сразу вторую скорость и тронулся. Дворами, переулками, доехал-таки до пятой линии, благо суббота, и движения практически не было.

«Ну, – думаю, – теперь со спокойной душой можно и поболеть».

Снова на общественном транспорте поехал в больницу. Была суббота, лечащий врач пришел только в понедельник, до этого – только дежурный персонал. Но зато за посетителями дверь в палату не успевала закрываться.

На соседней со мной койке лежал мужчина, чуть постарше меня, с переломом ноги. Она была у него как-то хитро закреплена в подвешенном состоянии, за носок ступни с помощью троса, блоков и противовесов. Какое-то жаргонное название это приспособление в травматологии наверняка имеет, но я забыл какое. Помню только, что зафиксированная на подставке рука, называлась там «вертолетом» (лежал в соседней палате один «вертолетчик»).

Ну, я, конечно, поинтересовался у соседа, что с ним произошло, и мужик начал монотонно, без эмоций рассказывать:

– Ну, еду я на своем «Москвиче» по Приморскому проспекту, движение не очень интенсивное, асфальтовое покрытие сухое, скоростной режим соблюдаю. У меня двадцать лет безаварийного водительского стажа. Приближаюсь к перекрестку, скорость не снижаю – я по главной, у меня горит зеленый. Вижу, что по встречке идет грузовик – «Татра». И вот он, не обозначив, начинает поворот налево. Я, конечно, по тормозам, но дистанции не хватило, и увернуться не удалось. Сами понимаете, водитель «Татры» явно нарушил. Слава Богу, хорошо отделался. Чуть бы вперед проехал, он бы мне бампером в дверь саданул, переломом бы не отделался. А так у меня, как видишь, перелом ноги, ну, там царапины разные, синяки. Машину, конечно, жалко. Автобаза, откуда «Татра», обещала машину отремонтировать, но битая, она и есть битая. Левое крыло в гармошку, бампер, дверь вмяло, фара разбита, переднюю стойку согнуло, соответственно лобовое стекло (триплекс) все растрескалось. Радиатор, конечно, потек, фонарь поворота выпал. Хорошо, хоть крышу не помяло.

Может, он и еще что-нибудь мне поведал, да пришла в палату нянечка, принесла ему ужин, а мы, ходячие, побрели на женскую половину в столовую.

Так вот и лежали рядом. Понятно, днем общаемся, ночью храпим, каждый в одиночку. А утром, как заведено в больнице, – анализы, обход врачей, медрсестрички с градусниками и уколами. Завтрак убогий, благо жена полные сумки каждый день таскает, беспокоится, чтобы не ослабел бедный супруг за время болезни!

Ко мне-то, кроме жены с детьми, никто, почитай, и не приходил (Бир, правда, нанес «визит вежливости»), зато к моему соседу «делегации» по нескольку раз на дню. Он, оказывается, был каким-то руководителем среднего звена, типа зам. начальника цеха на заводе, или начальник участка. А в советские времена, помните, профсоюз был, местком, партком, дирекция завода, и все «радеют» о здоровье «ценного» работника. Да нет, я ему не завидовал, лежал себе, читал, спал вволю (когда можно без зазрения совести спать среди бела дня сколько влезет). И никто тебя не упрекнет, не уколет, мол: «И чего это ты разлегся днем?»

И вот сквозь сон слышу, как к моему соседу пришла очередная «делегация».

– Ой! Мы туда попали? Ах! Здравствуйте, Владимир Петрович! А мы думаем, туда ли мы попали? Ваша ли это палата?

– Да-да, Мария Дмитриевна! Заходите, располагайтесь! Да заходите смелее все, что вы у двери столпились! Вот стульчик у соседа, придвиньте поближе! Размещайтесь!

– Владимир Петрович, ну как Вы тут? Мы как узнали в цеху, что с Вами такое случилось, так все взволновались! Тут апельсинчики, яблочки! А это Верочка из ОТК вам пирожки свои передала, с яблоками. Мы ведь не знали, что можно, что нельзя! Как Вы себя чувствуете? Опасных последствий для здоровья не будет? Ну как это с Вами случилось? Хорошо, что так все хорошо закончилось!

– Да, не переживайте Вы так, Мария Дмитриевна! У меня все хорошо, врачи опытные, лечат грамотно! Вот, иду на поправку! Сказали, что недели две «повытягивают» и выпишут!