– Да, Смирнов, матчасть ты не знаешь! Ты на кого учишься?
– На психолога, товарищ майор!
– А! Психолух! Понятно! Ну, может, в своей там экологии ты что-то и знаешь, только кому это нада? Ты газеты читаешь? Радио слухаешь? Знаешь, какая сложная сейчас международная обстановка? А если, к примеру, прийдется Родину защищать? Заклинит у тебя затвор, а ты и не знаешь, как он устроен! А еще хуже – начнешь по своим стрелять! Ты, Смирнов, в армии-то служил?
– Нет, товарищ майор, не служил!
– Ни нет, а никак нет!
– Никак нет, товарищ майор!
– Что, и отсрочки по здоровью нету?
– Нее.. Никак нет, товарищ майор!
– Да, Смирнов, несерьезный ты человек! Да я бы на твоем месте спал с наставлением по устройству гаубицы! А ты, небось, с девочками спишь? Гы-гы!!! Ну, ничего, у меня знакомый есть в горвоенкомате! Устроим тебя служить где-нибудь поближе к Ленинграду! Два года быстро пролетят! Может, и девочка тебя дождется, не выскочит замуж. Отслужишь, ума наберешься! А после армии восстановишься в университете!
И так, примерно, он «наставлял» всех не служивших. Окончив экзекуцию и довольный собою майор обращался к запуганной и притихшей аудитории:
– Значится так, раздолбаи! Двойки я вам в зачетки ставить не буду. Вам дается последний шанс для пересдачи! Староста, когда у вас там заседание студсовета?
– Двадцатого января, товарищ майор!
– Ну, вот и хорошо! Пересдача будет 18 января, чтобы вы успели свои справки сдать в студсовет и получить стипендию! Чтобы вашим родителям было полегче вас, обормотов, содержать!
Как сейчас, помню эту пересдачу! В аудитории собрались «штрафники» двух взводов и два куратора – майоры Львов и Ростовцев.
– Гриша, – обращается Ростовцев к своему корешу, майору Львову, – у тебя какой средний балл во взводе?
– Четыре и пять! А у тебя, Миша?
– А сейчас посмотрим! Смирнов, это что тут на плакате обозначено «цыфирью» за номером пять?
– Толкатель возвратной пружины, – бойко отвечает Смирнов, – предназначенный для…
– Хватит, хватит, Смирнов! Вижу, что подготовился на этот раз! Давай сюда свою зачетку! Получай свои законные «пять»!
И, обращаясь к майору Львову:
– Вот видишь, Гриша! У меня во взводе средний балл выше, чем у тебя, – четыре и пятьдесят пять сотых!
И в этот самый момент до нас, простачков, дошло, что у них-то, наших кураторов, тоже существует своя отчетность, и что их тоже могут вызвать на заседание «цикла», где начальник строго так спросит:
– Майор Ростовцев! Почему это у вас такая низкая успеваемость? Засиделись вы в тылу, как я погляжу! Если в следующую сессию покажете такую же низкую усепеваемость, отправитесь в войска, а на ваше место мы найдем более толкового преподавателя матчасти!
После этой сессии страха быть отчисленным с «военки» у нас уже не было, но по четвергам приходилось «отбывать воинскую повинность».
Да, забыл предупредить своего благосклонного читателя, что я по жизни – неудачник! В очереди на мне либо заканчивается товар, либо начинается обеденный перерыв. Если же не случится ни то, ни другое, то что-нибудь этакое все равно случится.
Так случилось у меня и с военной кафедрой! Обычно обучение на «военке» заканчивалось в конце четвертого курса. После летней сессии студенты отправлялись на сборы куда-то под Выборг! Два месяца веселой жизни – и жди приказа министра обороны. Наш же выпуск пришелся на время Олимпиады-80, и, чтобы убрать побольше молодежи из города, для нас организовали сборы не после четвертого курса, а после пятого. Причем, устроили форменное издевательство – торжественно вручили дипломы, а после окончания торжеств потребовали вернуть их «взад». Наутро же все отправились на военные сборы, и не на два месяца, как обычно, а на все три. И сборы проходили не под Выборгом, а в Псковской области, на территории Владимирского лагеря. Утешало нас лишь то, что лагерь был не исправительно-трудовой, а военный. В семи километрах находился районный центр Струги Красные, где вовсю «кипела» жизнь, работали магазины и кафешки, а по улицам ходили девушки и женщины, одетые в «гражданку»!
При батюшке царе Струги были Белые, потому что струги – это деревянные лодки, вроде галер! Их славяне строили из дерева, стало быть белые они были, а, после октября 1917 г. у нас в стране всё покраснело! Вот и Струги Белые стали Стругами Красными! До сего времени красными и остаются.
Владимирский лагерь – это большущая территория, на которой располагались артилерийский и танковый полигоны, множество озер, болот, лесных массивов и открытых пространств, между которыми, извиваясь как змея, протекает неширокая речка Курея.
Вот вам еще один образец армейского юмора. Перед отправкой на сборы нас инструктировал подполковник Галушко, и, он в частности, сказал:
– Да, кстати, там течет река Курея, и больше нет (тут он выдержал короткую паузу) ничего!
Ну, вы поняли, что он хотел сказать, чтобы в рифму получилось.
Курея сильно облегчала нашу жизнь в это жаркое лето 1980 года. Вопреки ожиданиям, больше всего в лагере нас терзали не отцы-командиры, а КОМАРЫ! Бывал я неоднократно и в Ленобласти, и в Коми, повидал комаров, но с таким нашествием, такими полчищами «пскобских» комаров столкнулся впервые. Единственным доступным для нас способом борьбы с ними был только дым. По вечерам, словно попы с кадилами, вокруг палаток сновали студентики с «выкуривателями». Брали обыкновенную консервную банку побольше, в ней пробивали множество отверстий и привязывали ручку из проволоки. В банку засыпали сосновые или еловые шишки, поджигали их, и это «кадило» раскручивали над головой до тех пор, пока из дыр не начинал валить густой дым. С этим кадилом дежурный забирался в палатку и выкуривал гадов-комаров! Когда палатка заполнялась дымом так, что не было видно ничего на расстоянии вытянутой руки, и, не дожидаясь момента, пока комары ринутся внутрь, в нее влетали ее «жители» и задраивались изнутри! Больше всего раздражали не сами комары, хотя и они тоже, а их писк! «А вот мы вас уедим, а вот мы вас уедим!» Это уже начинался психоз, слуховые галлюцинации. Днем комаров практически не было, а уже в августе их стало значительно меньше, и жизнь вошла в нормальное русло.
В будние дни были у нас и занятия. Тот же (уже не майор, а подполковник) Ростовцев уводил нас в поля, с полчаса лениво кое-что объяснял, а потом назначал время сбора и отпускал нас «пастись» в черничник или малинник! Подполковник же Козлов проводил занятия в открытых классах, где исправно и дотошно нудил все положенное время.
Были у нас, конечно, и наряды. Помню, в ночь на 20 июля стоял я в наряде, сторожил автопарк! От кого охранять военные машины на полигоне? Да только от самих же водителей-срочников, которые сливали друг у друга бензин и продавали его окрестным автолюбителям. Обычно «охранник» садился в кабину какого-нибудь грузовика, утеплялся и грелся чаем или чем покрепче, потому что ночи-то все-таки на псковщине не теплые. Вот так, сидя в кабине ГАЗ-66 и крутя ручку старенького транзистора, я и услышал по «вражьим голосам» о смерти Высоцкого! Не Владимира Семеновича, как его представляют сейчас, а ВЫСОЦКОГО!
В выходные мы отдыхали на реке или озерах, купались и загорали, бегали в «самоволку» в Струги Красные за водкой и мясом, жарили на костре шашлыки и куриные бедрышки. Грибов тоже было немерено, да и ягоды (черники, земляники, морошки) тоже. В конце августа пошли еще и клюква с брусникой!
По вечерам все разбредались по окрестным полянам, к своим костеркам! Из лагерной радиорубки наш диджей, Витя Ли, транслировал записи всяких модных групп, типа Дю Пёрпл, Пинк-Флойд и прочих Лед Дзепелинов. По верхам плыла психоделическая музыка, от костров поднимался дымок, а от нагревшейся днем реки по траве расстилался туман, из которого то и дело «вынырывали» головы студентов в пилотках. Расслабленные и довольные, все представляли себе, что находятся на «обратной стороне Луны»!
Наиболее яркие впечатления оставили стрельбы. Хотя нас и готовили быть командирами взвода 122-миллиметровых гаубиц, но стрелять из них нам не доверили! Мотивировали это тем, что каждый снаряд стоит две пары сапог. Сапоги, по-видимому, упоминались для наглядности, хотя нагляднее было бы измерять стоимость в поллитрах. Для самих же военных нагляднее и весомее: промахнулся командир и лишился недельной нормы водки.
