С первого дня плена Русан поклялся каждый день говорить по-загорски, чтобы не забыть язык родины. И вот такой подарок! Трое валились от усталости, но проболтали до утра. Четвёртым в клетке был рахленец – один из тех, кто избил Русана в первый же день. Теперь "смельчак" сидел в углу и помалкивал.

Рахленец недоумевал, почему эти дикари так и не посмотрели в его сторону, а увлеклись разговором на своём тарабарском наречии. Он, однако, был убеждён, что с памятью у самого крепкого из них всё в порядке.

В бараке разговоры уроженцев разных стран велись по-драхски. Из них Русан составил представление о Драхском царстве и его правителе – солнцеподобном Шеине-ин-ар-Саттахе, Учителе драхов. Само царство почти целиком лежало в широкой полосе пустынь и полупустынь. Исключение составляли берега реки Келин, где и располагался дворец Верховного шарава.

Главный Храм государства – Священный Зун – возвышался на горе посреди Лаки – столицы драхов. Наместники Верховного шарава халин-ар-лоны десятилетиями вели ожесточённую борьбу за обладание святыней.

Каждый халин-ар-лон был родовым вождём своей территории, входившей в состав Драхского царства. По древней традиции вождь, который овладеет Лакой и Священным Зуном, становится Учителем драхов, то есть приобретает право говорить от имени богов.

Кому из наместников понравится, когда их наставляют, пусть даже и от имени бога Валдука и герий – его божественных наложниц? Халин-ар-лоны создавали тайные союзы и заговоры для свержения очередного Верховного шарава. Стоило трону Лаки освободиться, как вчерашние союзники вновь погружали царство в кровопролитную усобицу.

Несколько лет назад хрупкую победу в братоубийственных бойнях одержал отец нынешнего шарава Фарах-ин-ар-Саттах. Новый Учитель драхов призвал земляков к единению под началом Валдука и герий. Жрецы Священного Зуна втихую посмеялись над очередным Учителем, а халин-ар-лоны выжидали.

Верховный шарав начал с того, что усилил племя ильясидов, из которого происходил и сам. Сменивший на троне отца Шеин-ин-ар-Саттах продолжил его дело. В чём именно состояли преобразования Шеина, Русан так и не понял. Значительную часть сведений загорцу сообщил Газиол. Сообразительный фебр по крупицам собирал знания о драхах и их стране.

Русана интересовала не только политика. В первую же неделю плена он уяснил, что без строительства новых и ремонта старых каналов Драхское царство завтра же прекратит существование. Только искусственный полив позволял драхским крестьянам что-то выращивать на худосочных полях. Келин, главную реку царства, драхи обожествляли. От неё строились отводные каналы. Именно она давала жизнь пустынному народу.

Несчастья сближают родственные души, неволя устраняет ложь. Тот, с кем день и ночь находишься рядом, не может скрыть своего истинного лица. Русан и Газиол с первой встречи прониклись доверием друг к другу. Их разговоры рано или поздно заканчивались одним – как убежать? Газиол строил планы один несбыточнее другого. Загорец не оставлял от его идей камня на камне.

– А ты что предлагаешь? – кипятился фебр. – Скоро год, как я здесь ошиваюсь. Ещё спасибо, что мы дети и работаем пока на дне канала. Мы поработаем здесь, подрастём. А со взрослых рабов и спрос больше, и убежать труднее, и мрут они как мухи. Иначе драхи не скупали бы рабов у всех подряд. Без невольников система каналов захиреет, а это значит конец всему Драхскому царству.

– Но останется Келин! – напомнил загорец.

– Когда поживёшь здесь с моё, не будешь говорить глупости, – фебр позабавился наивности Русана. – Драхи передерутся за воду Келина и перережут глотки друг другу.

Газиол смолк. Рядом в темноте сопел загорец.

– Драпать надо, – повторил фебр.

– Куда? Пески кругом.

– Может, к скипам пробьёмся? – предложил Газиол.

– Ты что, спятил? – зашептал загорец. – Скипов не знаешь?

Газиол промолчал. Конечно, он знал оголтелых кочевников, но бездействие для фебра было худшим наказанием, чем само рабство.

– Надо случая ждать, – тихим шёпотом твердил Русан.

– Самим надо думать, – настаивал Газиол.

– Думай – не думай, а если случай не подвернётся, то хоть голову сломай, ничего не выйдет. Ждать надо.

– Ждать? – почти крикнул Газиол. Дремлющий у входа охранник что-то забормотал во сне. – Сколько ждать? – прошипел фебр.

– Сколько нужно, – отрезал Русан.

Фебр будто не слышал этих слов.

– Я всё передумал, всё перебрал, – продолжал он. – Кое-кто, как Уин, выдвигается в надзиратели или в охранники. Уину побольше бы мозгов, пробился бы выше.

– Лучше сразу умереть, чем стать надзирателем, – поморщился загорец.

– Это почему же? – удивился из темноты Газиол. – Скипы донимают Загорье? Отомсти скипам. Для этого тебе и предоставлен случай.

– Если бы мы так рассуждали, то Загорья давно бы не было, – отвернулся Русан.

– Но Страна фебров существует, – не сдавался Газиол.

– С Загорья спрос особый, на том нас и воспитывают.

– Заносчивые вы, загорцы, – без ярости прошептал Газиол.

– Ты не понимаешь, – попытался объяснить Русан.

– Не понимаю, – согласился фебр. – Насчёт Загорья не понимаю, а что касается надзирателей и охраны, ты прав. Я бы не смог как Уин.

– И на том спасибо.

– Да ладно тебе, – Газиол ткнул загорца кулаком в плечо. – Уж и помечтать нельзя! Хотел бы я хоть разочек взглянуть на ваше Загорье.

– Взглянешь ещё! – пообещал Русан. – Я лес тебе покажу, речку. В Олешье съездим.

– А то я леса не видал! – воскликнул фебр.

– Да что у вас за лес? – усмехнулся Русан.

Загорец и фебр вытянулись на досках. Всему своё время, думал Русан. Надо только быть готовым. Эх, жаль на звёзды не дают ночью взглянуть, вдоволь полюбоваться бы Лосихами – покровительницами Сохатого княжества!

Оба созвездия подмигивали ему, только когда солнце приближалось к горизонту, и на блёклом небе проступали яркие южные звёзды. Лосихи смотрели на своего земного сына, но отсюда, из песков, они казались чужими. Может не они сами, а здешнее небо – жаркое, выцветшее и почти без облаков – было чужим.

Вечером солнце, утомившись от дневного пути, прячется за горизонт, направляя на остывающую землю Загорья последние лучи. Но и завтра солнышку предстоит путь через всё небо. Спрятавшись от людей, светило по подземному океану переплывёт на восточный край земли. Прекрасные белые лебеди влекут его по водам, которых никто не видел. Солнце отдыхает, покачиваясь на океанской зыби, но близится утро.

Гридень Вокуй постучал в покои Серьги.

– Что там ещё? – вымолвил проснувшийся князь.

– Срочное дело, – склонился гридень. – Кабан вчера купцов ограбил.

– Купцов ограбил? – Серьга провёл ладонью по лицу. – Где?

– У Больших Угор, аккурат на берегу Буромли.

– Буромля за Лягушачьими топями. – размышлял вслух Серьга, вставая. – Далековато Кабан за добычей ходит. Купцы все уцелели?

– Уцелеть-то уцелели, да тати перебили их пятерых людей.

– Поднимай воеводу и дружину, сейчас выступаем.

Вокуй скрылся в дверях. Кованые сапоги гридня загромыхали по переходам терема.

– Вот и настал час, Кабан, – произнёс князь, одеваясь. – Говорил я тебе, теперь держись. С добычей далеко не уйдёшь, разве что по руслу Буромли.

Когда Серьга выскочил во двор, заспанные дружинники на ходу натягивали доспехи.

Скобей бросился к князю:

– Что стряслось?

– Кабан со сворой не утерпел-таки, – Серьга плюнул в землю. – Теперь ему конец. Прикажи, чтоб припасов в дорогу уложили. Путь неблизкий – у Буромли, сволочь, хоронится.

– Это за Лягушачьими топями? – присвистнул Скобей.

– Ну что зенки вылупил? – сорвался Серьга. – К Большим Угорам идём.

– Употеем Кабана искать, – сказал воевода. – Может, до следующего раза?

– Употеем? – осклабился Серьга. – Да хоть и употеем! Он знает, что всё равно его ловить отправлюсь, вот и озорничает на украинах.