Мальчик побледнел, не в силах вымолвить ни слова.

– Отвечай! Ты что, вырожденец, возомнил себя нормальным, и на этом основании всех обычных людей тут же причислил к примитивным отсталым инфузориям?

Мимо прошла учительница географии, новенькая в школе. Ей было толи слегка за двадцать, толи слегка под тридцать. Посмотрев в сторону парней, она быстро отвела глаза.

Трусливая сучка, – захотелось крикнуть Виталику, но он только сжал кулаки и еще сильнее вжался в стену. Над его плечом оказалась рука Никиты.

– Только пикни, пидор, – произнес парень, наклонившись к его уху. – и мы оторвем и скормим тебе твои голубые яйца. Понял?

Виталик сглотнул вязкую слюну. Сердце стучало в висках. На глаза против воли навернулись слезы. Он ненавидел себя за это, понимал, насколько жалко это выглядит, но ни что не мог с собой поделать. Эти дурацкие слезы и истерика портили все, именно из-за них его бесконечно изводили такие типы, как эти три жлоба.

– Ой, – усмехнулся Евгений, – глянь наша дамочка сейчас расплачется.

Никита коротко хохотнул.

За географичкой прошли две девятиклассницы. Виталику показалось, что обступившие его подростки отвлеклись, провожая липкими взглядами их обтянутые джинсами ягодицы и поднырнул под руку Никиты, издав истерический девчачий вопль.

– Оставьте меня в покое, подонки!

Паника и слезы застлали глаза, и он даже не заметил, что прямо на его пути, огромной горой стоит Сергей. Сделав два шага Виталик, в последний момент сложив перед собой руки, уткнулся предплечьями в его грудь, как какая-нибудь героиня мелодрамы.

– Ненавижу, ненавижу, – бормотал он, давясь слезами и начисто лишившись воли и рассудка. – Вас всех ненавижу. Садисты, подонки, сволочи. Весь ваш мир ненавижу. Каждую его частичку.

– Успокойся, – Сергей протянул руку желая похлопать его по плечу. Шутка (или что там это было, он уже не знал сам?) явно зашла далеко и у парня начала ехать крыша.

Но Виталик не просто закричал, он завыл как обезумевшее животное и неожиданно плюнул точно в лицо Сергея. Вязкая слюна повисла у того на подбородке и медленно потянулась вниз.

– Ты труп, – произнес парень, вытерев ее своей широкой ладонью.

«Для чего я это сделал», – спросил себя Виталик и сжался, прикрывая голову руками. Он понял, что сейчас его будут бить, и бить очень сильно. Но прозвонил звонок, обозначавший конец перемены и Сергей лишь ткнул его пальцем в его грудь.

– Ты труп, – повторил он и, оттолкнув подростка, направился в сторону кабинета физики.

– Мы что вот так все спустим ему, – крикнул Никита.

– Позже, – буркнул Сергей. – Я не хочу опаздывать.

Они поджидали его на школьной алее после окончания уроков. Увидев их Виталик, развернулся и хотел убежать, но за спиной оказалось несколько других ребят.

– Пустите меня, – взмолился он, но они лишь усмехнулись и Виталик покорно двинулся вперед, сжимая в кармане ключи от квартиры в надежде использовать их в качестве кастета.

Когда он подошел парни отступили, и он заметил стоявшую между ними пустую бутылку из-под пива Оболонь.

– Снимай штаны, – приказал Женька.

– З-з-зачем? – спросил он заикаясь.

– Продемонстрируй нам примитивным свои навыки высокоразвитого существа.

– Давайте мы просто разойдемся. Я же не сделал никому ничего плохого, зачем вы меня преследуете?

– Мы разойдемся только после того, как ты продемонстрируешь нам свои восхитительные умения. Снимай штаны и садись своим пидорским очком на эту бутылку.

Глаза Виталика заблестели и наполнились слезами.

– Нет. Не надо. Я прошу вас.

– Если ты не сделаешь это сам, мы поможем тебе.

– Не надо

– Держите его!

Женя и Никита схватили его за руки, а Сергей принялся стаскивать с него джинсы.

Он плохо помнил, что с ним происходило в следующие несколько минут, они для него растянулись в вечность. Предметы утратили четкость и мир погрузился в багровый туман. Он вопил, плакал, умолял. Укусив чью-то руку, получил по зубам. Кого-то боднул головой, кого-то лягнул в колено. Но их было больше, они были сильнее и его снова и снова сажали на бутылку. Нестройный ряд голосов за спиной вел счет. Ему казалось среди этого хора он различает голоса одноклассников и даже молоденькой географички, что недавно, проходя мимо, отвела глаза.

Неожиданно все закончилось. Виталик лежал, уткнувшись лицом в сухую траву. Слезы, кровь и придорожная пыль застыли на щеках разводами боевой раскраски. На зубах заскрипел песок. Он подтянул, спущенные с ягодиц джинсы, и обнаружил, что в паху они разошлись по швам. Мальчик поднял рюкзак. Собирая разбросанные вокруг учебники и тетради, он старался не вспоминать о произошедшем, не думать, как все объяснит маме, а просто мечтая умереть.

– Виталик мертв?

– А ты не знал? Он покончил с собой сразу после школы. Говорили, повесился. Вроде как мамаша его нашла. Заглянула с утра в его комнату, чтобы разбудить в институт. Включает свет как обычно, а результата никакого. Приоткрыла дверь, а там он висит. Люстру снял, к крюку что из потолка обычно торчит, привязал веревку и удавился на ней.

– Боже. Какой кошмар.

– У мамаши его вроде после этого тоже башню снесло. А отца если помнишь у него не было. Сбежал он от них еще до его рождения.

– Да. Припоминаю.

– Говорят, когда хоронили, у него воротник был до подбородка, потому что шрам через все горло проходил. Он всю ночь провисел, и веревка, та, его трахеи к черту разорвала вплоть до самой кости.

– Черт. Может это мы виноваты.

– Брось. У него всю жизнь с мозгами были проблемы. Он не был борцом. И издевались мы над ним не потому, что он был педиком, а потому что он был лузером. Его внешний вид кричал окружающим: "Пните меня! Я неудачник! Я ошибка природы и должен умереть!"

– Но мы, ведь именно мы, доставили его. Издевались над ним.

– Перестань. Это были просто детские шалости.

– Ни хрена себе шалости. Это уже не шалости, а уголовка. Доведение до самоубийства, называется.

– Серж, хватит, а! Я не буду посыпать голову пеплом и каяться в том, чего не совершал из-за того, что какой-то больной на голову пед наложил на себя руки. Да мы издевались над ним, заставляли жрать собачье дерьмо, одевали на голову ведро с помоями. Но он сам провоцировал нас на это. Был бы как все и проблем бы никаких у него не было.

После этого разговора вновь он почувствовал себя нехорошо и, вероятно, где-то блевал. Затем купив пива, сигарет и жевательную резинку в супермаркете "КБ" возле бара, они долго прощались. Никита громко разглагольствовал на политические темы. У Евгения в руке была недопитая бутылка "IPA" и обнимая Сергея он случайно пролил пиво ему на спину.

Потом почему-то рядом опять оказалась официантка. Пошатываясь, они шли по пустой аллее мимо арт-клуба "Перекресток" из которого доносилась громкая музыка. Его рука двигалась между ее ягодицей и спиной. Они поцеловались в тени в дали от фонарей. От нее пахло вином и "Диролом", от него разило блевотиной. Его рука опустилась ниже, и она, шумно вздохнув и замерев, задержала дыхание.

Заведя пыльцы ей между ног и через одежду ощущая, как бьется ее сердце, Сергей закрыл глаза.

Но когда в следующий, как ему показалось, миг он открыл их, то обнаружил себя в своей комнате посреди не расправленной кровати. Часы на верхней полке стеллажа, стоявшего за изголовьем, показывали первый час дня. Из окна лился серый сумрачный свет. Солнце то ли уже садилось, то ли еще вставало. Бледное маленькое и злобное оно висело прямо над крышей "хрущевки" напротив. Оно казалось острым и колючим осколком ледяного сердца холодного зимнего дохристианского божества.

Час дня. Как такое могло быть? Он никогда не нарушал заведенного распорядка: всегда просыпался в семь, шлепал в туалет, делал пятьдесят отжиманий, принимал душ и завтракал. В случае если он просыпался дома, этот распорядок не могло нарушить ничего: ни алкоголь, ни женщины, ни болезнь.