Темной осенней ночью отряд разведчиков перебрался через сваи разрушенного у Юрбаркаса моста на южный берег Немана. Разведчики ударили по фашистам с тыла. Один из полков 262-й дивизии под командованием майора Майорова также с тыла обошел немецкие укрепления и ворвался в город. На улицах Юрбаркаса закипел ночной бой. Фашисты дрогнули, побежали. Преследуя их, полки из дивизии Усачева утром 9 октября вошли в первое немецкое местечко — Аугстогаллен. Примерно в то же время границу перешли и другие части 113-го стрелкового корпуса.
Эту дату — 9 октября — мы запомнили навсегда. В этот день войска 39-й армии первыми перешли границу гитлеровского рейха. Канонада наших орудий прогремела над землей, которую германский империализм всегда рассматривал как свой форпост и плацдарм для наступления на Восток.
Пока гвардейцы генерала И. С. Безуглого сдавали свой участок западнее Таураге 2-й гвардейской армии генерала П. Г. Чанчибадзе, 113-й стрелковый корпус генерала Н. Н. Олешева успешно форсировал Неман в районе Юрбаркаса и захватил плацдарм, важный для общего наступления в Восточной Пруссии. Гитлеровцы предприняли несколько ожесточенных контратак, но сбить нас с плацдарма им не удалось.
За шесть дней наступления 39-я армия прошла с боями и маневром в другой район сто пятьдесят километров.
Объезжая части, я не заметил усталости на лицах солдат. Граница Восточной Пруссии стала для них тем рубежом, на котором у каждого словно бы появилось «второе дыхание».
Если позволяла обстановка, мы устраивали короткие митинги. И может быть, лучше других выразил душевный порыв солдат гвардии рядовой Кружилин, прочитавший на митинге свою балладу. Он посвятил ее родному батальону, которым командовал капитан Ступаченко. С этим батальоном рядовой Кружилин прошел от Витебска до границы Восточной Пруссии:
…Комбат Ступаченко гвардейцам сказал:
— Мы ждали. И час долгожданный настал.
Пусть скажут потомки: «Смотрите, дивитесь,
Они как герои сражались за Витебск!»
От самой Лучесы мы к Неман-реке
Со славой прошли по литовской земле.
А завтра — тому обязательно быть —
Должны мы на прусскую землю ступить!
Должны! Обязательно должны!
ШТУРМ КЕНИГСБЕРГА
Бастионы и панцерверки
С тех пор как Восточную Пруссию захватили рыцари ордена Тевтонов, она неизменно фигурирует на картах больших сражений. Здесь сохранились еще следы первой мировой войны. Здесь, в цитадели германского милитаризма, готовились кадры для новых захватнических войн. Отсюда ринулись на нашу страну фашистские орды. И наконец, ставка Гитлера, прозванная им «волчья яма» («вольфсшанце»), тоже находилась в Восточной Пруссии.
В течение долгих лет гитлеровцы создавали в Восточной Пруссии многополосную, глубоко эшелонированную систему полевых и долговременных укреплений. В годы второй мировой войны тысячи пленных, угнанных в фашистское рабство, были сведены в Восточной Пруссии в специальные рабочие команды. Их руками были отрыты десятки тысяч километров траншей, противотанковых рвов, установлены проволочные препятствия, созданы мощные взрывные заграждения. Особо интенсивно создавались укрепления после Сталинградской и Курской битв. В общую систему немецкой обороны были включены хутора и крупные населенные пункты. Города-бастионы прикрывались с востока многоэтажными дотами. Эти железобетонные подземные сооружения, увенчанные бронированными кулаками — панцерверками[19], лежали на пути к главной цитадели Восточной Пруссии, городу-крепости Кенигсбергу.
В дни наступления по земле Восточной Пруссии в нашей армии часто бывал военный корреспондент «Правды», журналист и писатель, гвардии подполковник Василий Величко. Увидев серое прусское небо, низко нависшее над землей, и седую мглу густого тумана, которая медленно ползла по линиям дотов и траншей, увидев прусскую землю, одетую в железо, бетон и камень, он сказал коротко, выразительно, словами солдата:
— Замурована вся. Наглухо…
На защиту сел и городов Восточной Пруссии гитлеровское командование преднамеренно бросило те части, которые здесь же комплектовались. Все солдаты оказывались здесь пруссаками. Они отстаивали свой родной дом, свою семью и сопротивлялись с невиданным ожесточением.
Все это надо иметь в виду, чтобы понять, какие трудности ждали войска 3-го Белорусского фронта на завершающем этапе Великой Отечественной войны.
Когда генерал армии Черняховский вызвал меня из района Юрбаркаса на свой командный пункт, там уже находились командующие 5, 11 и 31-й армий. Выразив благодарность за успешно проведенную Таурагскую операцию, командующий фронтом тут же определил задачу 39-й армии. Из второго эшелона фронта ее введут в бой на второй день наступления. Направление — на Наумиетис, Пилькаллен, Хенснишкенен.
Самые ценные сведения о противнике добываются в ходе сражения. Вот почему я приказал всем командирам дивизий и командующим артиллерией следовать в первый день операции за первым эшелоном полков наступавших войск 5-й армии. Сам выехал туда же. 5-й армией командовал Николай Иванович Крылов, мой начальник и боевой соратник по боям в Сталинграде. Эта армия была надежным соседом в обороне и в наступлении, и мы всегда были спокойны за фланг, на котором она действовала. Полагаю, что и у Крылова не было оснований жаловаться на нас.
Приехав в 5-ю армию, я встретил старых друзей. Герой Днепра генерал-майор А. А. Казарян командовал дивизией на левом фланге. На правом фланге находилась дивизия генерал-майора Б. Б. Городовикова[20], с которым мы крепко сдружились еще в стенах академии имени Фрунзе. С Бассаном Багминовичем я встретился тогда впервые за годы войны.
16 октября после мощной артиллерийской и авиационной подготовки 3-й Белорусский фронт перешел в наступление.
В обращении Военного совета 39-й армии было сказано: «Вперед, на штурм вражеского логова!» Мы опубликовали также письмо «К боевым друзьям» ветерана нашей армии гвардии рядового Щипцова. Закончил он свое письмо так: «Долго шли мы к рубежу, откуда скоро начнем последний и решительный бой. И мы знаем тот рубеж, дальше которого наша гвардейская пехота уже не пойдет. На Кенигсберг! К Балтийскому морю!»
Ровно полгода спустя за Кенигсбергом, у самого побережья Балтийского моря, вышли мы из последнего в Великой Отечественной войне боя. Срок немалый и убедительно свидетельствующий о том, с каким трудом и ожесточенным упорством приходилось нам взламывать оборону врага в Восточной Пруссии. За эти полгода я дважды обращался к командующему фронтом с просьбой пополнить армию свежими силами или дать ей хоть небольшую передышку.
Отнюдь не умаляя роли авиации и артиллерии, хочу особенно подчеркнуть роль нашей пехоты, сокрушавшей мощные узлы обороны противника.
На реке Дайме был смертельно ранен герой наступления под Витебском командир 61-го гвардейского полка Василий Трушин. Это его бойцы задали тон в первый день прорыва обороны врага еще на дальних подступах к Дайме, штурмуя позиции вражеского 644-го укрепленного района. Рота гвардии лейтенанта Сухова овладела первым домом на окраине фольварка. А из других каменных домов фашисты, засевшие в подвалах и на чердаках, вели яростный огонь, обстреливали дорогу. Сухов решил ударить с тыла. Взвод, во главе которого шел Сухов, уже обогнул лощину, но в это время командир был тяжело ранен. Подбежали к нему санитар и солдат.
