Не могу в связи с этим не вспомнить приезд в корпус заместителя командарма генерал-лейтенанта М. И. Глухова. Курская битва только разгоралась, дел неотложных было много, и я, честно говоря, немного опасался, что присутствие Глухова в штабе корпуса будет сковывать подчиненных. Доложив генералу Глухову обстановку, я снова принялся руководить боем. Через сорок — пятьдесят минут Глухов, связавшись по телефону с командующим армией, попросил разрешения выехать в соседний корпус.

— Пятнадцатый воюет активно. Командование действует спокойно и уверенно, с полным пониманием задачи. Мне здесь делать нечего.

Я понял: слова генерал-лейтенанта Глухова были адресованы не только командарму. Глухов явно давал нам понять, что корпус не нуждается в особой опеке и ничто не должно ограничивать наши самостоятельные решения. И это было весьма важно в тот момент: нас не только проверяли, нам и доверяли. А ведь корпус впервые вел бой в составе 13-й армии.

Корпус получил небольшую передышку, и мы провели необходимую перегруппировку войск.

11 июля противник возобновил наступление, нацелив главный удар на 148-ю дивизию генерала Мищенко. На этот раз немцы решили прорваться в район Малоархангельска. Их 78-я штурмовая дивизия, поддержанная пятнадцатью танками, овладела селом Протасово, но была настолько обескровлена, что дальше наступать не могла. Два наших полка — стрелковый и танковый — вынудили противника оставить Протасово и вернуться на исходные позиции.

Здесь, под Протасово, наши танкисты впервые «опробовали» американские танки «шерман», или, как их официально именовали, БМ-6. Неофициально же об этих машинах наши танкисты говорили: «Братская могила на шесть человек». «Шерманы» полностью оправдывали этот нелестный отзыв. Они были очень уязвимы и легко воспламенялись.

Миновала первая неделя Курской битвы. Итоги этой недели подвел командующий фронтом генерал армии К. К. Рокоссовский на совещании в штабе 13-й армии. Северная группировка противника, не добившись заметных успехов, понесла значительные потери в живой силе и технике. Эта группировка не имела в тот момент резервов для нового наступления, а рассчитывать на пополнение за счет войск с других участков фронта не могла, так как наш Брянский фронт успешно начал наступательную операцию. Таким образом, складывались благоприятные обстоятельства для решительного наступления наших войск.

«Цитадель» Гитлера рушилась, но ставка фюрера не предполагала, что крах операции «Цитадель» станет одновременно и началом широкого, мощного контрнаступления советских войск.

15-й корпус пополнился еще одной дивизией — 132-й и получил новую задачу: ударом в направлении села Кривые Верхи овладеть рядом высот, выйти затем на западный берег реки Неручь и полностью восстановить положение, которое занимал до 5 июля.

Время для проверки готовности всех частей к наступлению у нас было, и мы его хорошо использовали. Офицеры штаба безвылазно находились в полках и батальонах первого эшелона, оказывая действенную помощь командирам частей и подразделений.

К исходу 14 июля я доложил командарму, что корпус готов начать наступление.

Вот когда пришлось мне вспомнить поговорку «Лиха беда — начало»! Как только заговорила наша артиллерия, гитлеровцы вызвали авиацию. Семьсот «юнкерсов» обрушили свой бомбовый груз на передний край и ближние тылы наших дивизий. От снарядов и бомб над полем боя повисла завеса из пыли и дыма. Завеса долго не исчезала, и наши артиллерийские наблюдатели не видели целей, по которым бьют орудия. Только неудержимый наступательный порыв пехотинцев позволил трем дивизиям корпуса прорвать первую полосу вражеской обороны.

Противник бешено сопротивлялся, и темп наступления не удовлетворял нас. Нет ничего тягостнее боя, когда теснишь врага от рубежа к рубежу ценой чувствительных потерь.

И все же мы смогли навязать гитлеровцам ночной бой. Смогли благодаря похвальной инициативе командиров полков подполковников П. И. Жданова и Д. К. Шишкова из 8-й дивизии и майоров Н. И. Сташека и Д. П. Сухарникова из 74-й. Противник, отступая, не успевал закрепляться на следующем оборонительном рубеже, хотя по-прежнему дрался ожесточенно.

3 августа корпус вышел на подступы к Кромам.

Оборонительный рубеж на высоком западном берегу реки Крома занимала 6-я пехотная дивизия немцев. Нам предстояло наступать по низменной равнине. К счастью, в это время в полосу нашего корпуса с Брянского фронта вошла 3-я танковая армия, которой командовал генерал-лейтенант П. С. Рыбалко. Действуя в составе Брянского фронта, танкисты Рыбалко оказались перед Кромами на правом фланге 13-й армии. Н. П. Пухов предложил мне связаться с генералом Рыбалко для совместных действий.

На командном пункте Рыбалко я застал и командующего артиллерией 3-й танковой армии. Вместе с ним и Рыбалко мы наблюдали за стрельбой наших самоходных орудий с закрытых позиций. Результаты оказались отличные, и Рыбалко тут же дал указание командующему артиллерией продолжать пристрелку.

— Днем пристреляются самоходки, — обращается ко мне Рыбалко, — а ночью ударом наших танкистов и ваших пехотинцев расколем этот орешек. Не возражаете?

Кромы — крепкий орешек. Это правофланговый опорный пункт немцев, оборонявших Орел. Противник, несомненно, понимал значение Кром и принял необходимые меры, но в успехе нашего наступления я не сомневался.

В боях за Кромы снова отличился полк П. И. Жданова. 3-й батальон этого полка, увлекаемый примером своего командира капитана Сахно, первым переправился на рассвете через реку Крома. Удача сопутствовала и 78-му полку из дивизии Казаряна. Командир этого полка подполковник К. П. Левашов начал переправу ночью и, обходя город с запада, отрезал гитлеровцам пути отхода.

Взятием Кром завершились нелегкие бои между реками Неручь и Крома.

Овладев Кромами, мы преследовали противника до самой Десны.

Три реки преграждали дорогу на запад — Десна, Днепр, Припять.

Воины нашего корпуса заслуженно гордятся тем, что были первыми на Днепре. Но слава не пришла бы к ним без смелых и инициативных действий на переправах через Десну. О них и пойдет речь.

Корпус прикрывает правый фланг армии, совершающей марш на юго-запад.

Обновляем карты, и я читаю на них названия городов и сел, где два года назад, истекая кровью, дралась 200-я дивизия. Очень хочется, чтобы дорога нашего наступления пролегла по этим местам. Насколько мне известно, форсирование Десны не входит пока в задачу 13-й армии. Но разве не бывает на войне, что ход боевых действий заставляет резко менять заранее намеченные планы! Так случилось и на этот раз.

Старожилы Коропа, два заядлых рыбака, показали нам наиболее удобные для переправы через Десну участки. На всякий случай мы нанесли их на свои карты. Оказалось, что как раз к этим участкам близ устья Сейма выходят сейчас дивизии генерала А. А. Казаряна и полковника П. М. Гудзя.

Это было вечером 8 сентября.

Генерал Казарян сообщил по телефону, что его хозяйство контролирует восточный берег реки на протяжении пятидесяти километров и, по всем данным, наш выход к Десне застал противника врасплох. «Эх, было бы на чем переправляться!» — сокрушается Казарян. Не прошло и пяти минут после этого разговора, корпус получил приказ: двумя дивизиями форсировать Десну, захватить плацдарм на западном берегу и передать его затем подходящим к Десне войскам 61-й армии генерал-лейтенанта П. А. Белова.

Приказ короткий и точный. Неясно только одно — на чем переправляться? Спрашиваю об этом командующего армией. В его ответе не нахожу ничего утешительного:

— Не могу, Иван Ильич, дать то, чего у меня нет. А переправляться надо. И немедля.

Командный пункт 74-й дивизии находится на восточной окраине прибрежного села Луклов. Вместе с командующим артиллерией полковником Оганесяном и начальником оперативного отдела полковником Живодеровым еду к Казаряну.