Люди стали толпиться у его столов, рассматривая, что привез старьевщик: пеструю женскую одежду, включая вечерние платья с блестками и яркие купальники, туфли на высоких каблуках, оксфордские седла и тапочки для бега, летние мужские рубашки с коротким рукавом, большинство еще с этикетками, открывалки для банок, сковородки, тостеры, часы, транзисторные приемники и телевизоры, лампы, садовые шланги, стулья для газонов, зонтики и кормушки для птиц, игры в коробках, вроде «Монополии» и «Риска», плюшевых медведей, игрушечные автомобильчики, кукол и наборы авиамоделей. Собственными изобретениями Валсевика были бритвенные лезвия, приводящиеся в действие приводом из резиновых ремней, очки со щитками, протирающими стекла, и небольшой пылесос, работающий от моторчика с резиновым приводом.

— Что вы хотите за это? — спросила женщина, держа шарф с блестками.

— У вас есть резиновая лента? — поинтересовался он, а когда она покачала головой, то велел ей идти домой и принести, что у нее есть на обмен, и может тогда они смогут сторговаться.

— Я буду менять на все, что у вас есть! — сказал он толпе. — Цыплята, консервы, расчески, ботинки, наручные часы — приносите, и будем договариваться! — Он уловил в воздухе нежное благоухание и повернулся к жене.

— Я схожу с ума, — спросил он, — или это пахнет яблоками?

Женская рука взяла какой-то предмет со стола перед Валсевиком. — Это уникальный предмет, сударыня! — сказал Валсевик. — Да, мадам! Вы больше не увидите ничего похожего! Возьмите. Потрясите его!

Снежинки полетели на крыши домов города, заключенного в стекляшке, которую она держала.

— Здорово, да? — спросил Валсевик.

— Да, — ответила женщина. Ее бледно-голубые глаза следили за тем, как падают снежинки. — Сколько это стоит?

— О, хотя бы две банки консервов. Но…

Раз вам так понравилось… — Он сделал паузу, рассматривая потенциального покупателя. Она была крепкая, с квадратными плечами и выглядела так, как будто могла распознать ложь за милю. У нее были густые седые волосы, подстриженные до плеч и зачесанные назад. Кожа у нее была гладкая и без морщин, как у новорожденного, и было трудно судить, сколько ей лет. Может, ее волосы поседели преждевременно, подумал Валсевик, — но все равно в глазах было что-то мудрое, как будто они видели и запомнили целую жизнь, полную борьбы. Она была красивой женщиной, даже с очень хорошенькими чертами — с царственным взглядом, решил Валсевик, и вообразил, что до семнадцатого июля она могла носить меха и брильянты и иметь полный дом слуг. Но в лице ее была также доброта, и в следующую секунду он подумал, что она была учительницей или миссионером, или социальным работником. Под мышкой она крепко держала кожаный футляр. Деловая женщина, подумал Валсевик. Да-а. Вот кем она была. Возможно, имела свое дело. — Ну, — сказал он. — Что у вас есть на обмен, сударыня? — Он кивнул на кожаный футляр.

Она слегка улыбнулась, встретившись с ним глазами. — Можете называть меня Сестра, — сказала она. — И я очень сожалею, но я не могу отдать то, что у меня здесь.

— Мы не можем вечно держать вещи, — сказал Валсевик, пожав плечами, — мы должны расставаться с ними. Это американская манера.

— Я думаю, да, — согласилась Сестра, но не отпустила свой футляр. Она снова потрясла стеклянный шарик, посмотрела, как закружились снежинки. Затем положила обратно на стол. — Спасибо, — сказала она, — я просто смотрю.

— Ну, вот! — Кто-то рядом с ней залез в коробку и поднял потертый стетоскоп. — Разговоры о старье! — Хьюг повесил его себе на шею. — Как я выгляжу?

— Очень профессионально.

— Я так и думал. — Хьюг не мог сдержаться и не посмотреть на ее новое лицо, хотя и видел его за последние два дня достаточно часто. Робин послал несколько человек в пещеру за Хьюгом и остальными мальчишками и привел их жить в Мериз Рест. — Что вы хотите за это? — спросил Хьюг у Валсевика.

— Ну, что-нибудь стоящее, вроде…

Нужно посмотреть. Знаете, я надеюсь, что когда-нибудь смогу встретить врача, кому это на самом деле нужно. Я не могу продать это просто так кому попало. Ух…

Что вы можете дать за это?

— Думаю, что могу дать вам за это несколько резиновых полос.

— Продано.

Рядом с Сестрой выросла гигантская фигура, и Валсевик увидел, когда Хьюг отошел, шишковатое лицо в наростах. Он только слегка вздрогнул, потому что привык к такого рода зрелищам. Рука гиганта была на перевязи, сломанные пальцы были завязаны и наложены шины, благодаря любезности нового городского врача.

— Как насчет этого? — спросил Джош Сестру, держа длинное черное платье, покрытое блестками. — Ты думаешь, оно ей понравится?

— О, да. На открытии нового сезона в опере она будет выглядеть великолепно.

— Я думаю, что Глории оно понравится, — решил он. — Я имею в виду…

Даже если не понравится, она сможет использовать материал, да? Я возьму его — сказал он Валсевику, положив платье на стол. — И это тоже. — Он взял зеленый пластмассовый трактор.

— Хороший выбор. Ух…

А что у вас есть на обмен?

Джош колебался. Потом сказал, — Подождите минутку. Я сейчас вернусь, и пошел к хижине Глории, прихрамывая на левую ногу.

Сестра смотрела, как он идет. Он был силен как бык, но человек с алым глазом почти убил его. У него было сильное растяжение плеча, ушибленная левая коленная чашечка, три сломанных пальца и переломанное ребро, он весь был в ссадинах и порезах, которые еще не зажили. Джошу повезло, что он остался жив. Но человек с алым глазом покинул свое логово под сгоревшей церковью; к тому времени, когда туда пришли Сестра с Полом, Анной и полудюжиной мужчин с винтовками, этот человек уже ушел, и хотя вход туда круглосуточно сторожили четыре дня, он не вернулся. Дыру забили, и было продолжена работа по восстановлению церкви.

Но Сестра не знала, ушел ли он из Мериз Рест или нет. Она помнила сообщение, которое принес Джош: «Я сделаю эту работу руками самих же людей».

Вокруг нее толкались люди, рассматривая вещи, как будто это были предметы чужой культуры. Она смотрела на все — сейчас это старье, но несколько лет назад без этого не обходился в хозяйстве никто. Она подняла таймер для варки яиц и снова уронила его в коробку, где были булавки, кухонные формочки и приспособления. На столе лежал многоцветный кубик, и она вспомнила, что это называлось «кубик Рубика». Она взяла иллюстрированный календарь с изображением рыбака с трубкой в зубах, забрасывающего удочку в голубой ручей.

— Всего только восьмилетней давности, — сказал ей Валсевик. — Если отсчитаете назад, то сможете определить даты. Я и сам люблю отслеживать дни. Вот сегодня — одиннадцатое июня. Или двенадцатое. Ну, или то, или другое.

— Где вы все это берете?

— Когда где. Мы долго странствовали. Думаю, что слишком долго. Ага, интересуетесь хорошеньким серебряным медальоном? Смотрите! — Он, щелкнув, открыл его, но Сестра быстро отвела взгляд от пожелтевшей фотографии улыбающейся маленькой девочки внутри. — Простите. — Он закрыл медальон. — Может, мне не следует его продавать? А?

— Нет. Его следует спрятать.

— Да. — Он отложил его и посмотрел на низкие темные облака. — Однажды утром в июне, эге? — Он обвел взглядом хижины, в которых его сыновья торговались с покупателями. — Сколько здесь живет народу?

— Точно не знаю. Может, пятьсот — шестьсот. Все время прибывают новые люди.

— Полагаю, что так. Похоже, что у вас здесь есть водоснабжение. И дома неплохие. Мы видели гораздо хуже. Знаете, что мы слышали по дороге сюда? — Он усмехнулся. — Что у вас большое кукурузное поле, а яблоки падают прямо с неба. Разве это не самое смешное, что я слышал в жизни?

Сестра улыбнулась.

— И говорят, что здесь есть девушка по имени Свон или что-то в этом роде, которая умеет выращивать урожай. Просто прикасается к почве, и все так и растет. Как насчет этого? Да вся страна опустела бы, если бы это не было только воображением.

— Вы собираетесь остаться здесь?

— Да, по крайней мере на несколько дней. На первый взгляд, здесь порядок. Я скажу вам, что снова на север мы не поедем, нет, мэм!