Как обычно вечером, я зашел к Л.Н. «с делами».
– Сегодня вы, должно быть, в духе были, – сказал он, – всё прекрасно написали. Очень хорошо. Особенно владимирскому. Я так рад, что вы ему так хорошо написали! Я даже приписку сделал.
Приписка Л.Н.:
«Сейчас перечел письмо это к вам Булгакова и от всей души подтверждаю то, что в нем сказано. Братский привет вам и всему кружку ваших друзей. Лев Толстой»[44].
28 сентября
Утром посетитель. Л.Н. сам рассказывал о нем:
– Ах, этот офицер, офицер! Это прямо нужно записать. Уже полковник, он в штабе, элегантный… Ужасно путаный! Сначала – волнение, целый час волнение: «Не могу говорить». Потом начинает говорить, что нужна свободная деятельность, свободная деятельность… В чем же свободная деятельность? В том, что нужно помогать людям, люди живут во мраке. Вы, говорит, признаете физиологию?.. Да, да, физиологию!.. Я ему тогда говорю: «Как же вы можете говорить, что надо людям помогать, когда вот вы носите орудие убийства? Вам надо прежде всего на самого себя оглянуться». Говорю: «Вы лучше сделали бы, если бы обратились не ко мне, а к моим сочинениям; я много бумаги намарал, и вы найдете там всё, что я могу сказать». Так я с ним круто обошелся!.. Я сначала по глупости своей думал, что его стесняет военная служба, что-нибудь в этом роде.
Немного позже офицера приехала из Телятинок Александра Львовна, которая оставалась часов до двенадцати и уехала перед завтраком.
Резко поговорила с Софьей Андреевной, которая, здороваясь, не хотела с ней поцеловаться.
– К чему это? Только формальность! – волнуясь, сказала она в ответ на приветствие Александры Львовны.
– Конечно, – согласилась и та, – и я очень рада, что ее не будет.
В разговоре наедине с Александрой Львовной Л.Н. сказал ей, что самый поступок ее, то именно, что она не выдержала и уехала, он считает нехорошим, но что последствия этого поступка ему, по его слабости, приятны.
– Чем хуже, тем лучше, – сказал он еще.
Александра Львовна рассказала отцу, что Чертков упрекает ее за отъезд, указывая главным образом на то, что Л.Н. грустно будет без нее.
– Нет, нет, нет! – возразил тот.
Последствия, каких Александра Львовна и отчасти Л.Н. ждут от переезда Александры Львовны в Телятинки, заключаются, по-видимому, в том отрезвляющем действии, какое поступок этот должен произвести и уже производит на Софью Андреевну.
В час дня Л.Н. вышел из своего кабинета к завтраку. Мы сидели за столом вдвоем с Душаном. Толстой лукаво поглядел мне в глаза и добродушно засмеялся:
– Что, тяжела драгунская служба?
– Нет, ничего, Лев Николаевич! Хорошо! Чем больше работы, чем приятнее…
Тут вошла Софья Андреевна. Когда она снова вышла, Л.Н. сказал:
– А я, когда говорил о «драгунской службе», то разумел другое…
– Да, я потом понял, Лев Николаевич! – сказал я. – Конечно, тяжела, да вам-то ведь еще тяжелее?
– Мне очень тяжело, ужасно тяжело!..
Разговору этому, непонятному без пояснений, предшествовал следующий эпизод.
Как раз перед этим Л.Н. зашел по делу ко мне в «ремингтонную». Он застал там Софью Андреевну, которая довольно давно уже стояла у моего стола и говорила без умолку: о своем прошлом, о детстве своих дочерей, о хороших и плохих гувернантках, живших в доме, и т. д.
Когда вошел Л.Н., она обратилась к нему:
– А я рассказывала Булгакову о madame Seiron, как она один раз напилась красного вина и побила Машу по щекам. Я только сказала ей: «Вот мы собрались в Ясную (а мы жили тогда в Москве), ваши сундуки уложены. Все мы едем в Ясную, а вы остаетесь в Москве!..» Я ей больше ничего не сказала. Я ей только это сказала!..
Л.Н. выслушал, потом попросил у меня полученное сегодня письмо Татьяны Львовны, молча повернулся и ушел к себе. А за завтраком пошутил о тягости «драгунской службы».
После завтрака он говорил, что читал последнюю книжку «Русского богатства». Всем-то он интересуется! Хвалил статью о социализме и советовал ее прочитать; прочел вслух воззвание ссыльного на каторге о присылке старых иллюстрированных изданий.
– А остальное всё плохо! – сказал он о журнале.
С Душаном он ездил к Марии Александровне и старался всячески успокоить вконец расстроенную старушку…
Обед. На днях как-то Л.Н. за обедом при подаче третьего из четырех блюд (не сладкого), говорил:
– Право, нам бы нужно в нашем обиходе одно блюдо сократить. К чему оно? Совершенно лишнее.
– Ну что ж, – сказала Софья Андреевна, явно недовольная, – я велю повару готовить три блюда.
Продолжают, однако, готовить четыре блюда. Сегодня за обедом Л.Н. почти ничего не ел; он нездоров – вялость, кашель, плохое состояние духа.
Приходил прощаться уезжающий в Москву Николаев с обоими мальчиками. Л.Н. перецеловал их всех.
Читал вечером книжку Панкратова «Ищущие Бога». Говорил, что материал собран в ней интересный. Кроме того, прочел первый выпуск труда Михаила Сивачева «На суд читателя – записки литературного Макара». Говорил об этой книжке:
– Очень интересно! Это писатель, который обижается, что его произведений никто не читает. Он обращался и ко мне, и ему Татьяна Львовна отвечала. Он меня ругает. Какой-то адвокат дал ему три рубля и хлопотал за него, но он и его ругает… Он очень жалок: больной ревматизмом, живет в нужде… Как писатель он, должно быть, плох. Но книга заставляет задуматься: понимаешь, до какой степени озлобления доходят такие люди! Для чего он пишет? Для поддержания жизни. Он так прямо и говорит. Потом – тщеславие. Описывает, как он – то к Горькому, то к Толстому, то к этому, как его, Цюрикову, Чюрикову… Чирикову! Но очень интересная книга! Я бы вам советовал посмотреть.
Про Л.Н. надо сказать, что для него ничего не значит при выборе чтения имя автора книги, его установившаяся репутация, известность. Он берет всё с надеждой найти интересное и важное, и выводы его всегда беспристрастны и самостоятельны.
29 сентября
Опять приезжала утром Александра Львовна. Отношение Софьи Андреевны к ней внезапно переменилось: сегодня она уже звала как Александру Львовну, так и Варвару Михайловну вернуться из Телятинок в Ясную, обещая забыть о недавней размолвке. Но Александра Львовна непоколебима и продолжает капитально обосновываться у себя на хуторе. Мебель, лошади, собаки, даже попугай с клеткой – всё отправлено из Ясной Поляны в Телятинки.
Такой крутой поворот отношений заметно тревожит Софью Андреевну: Л.Н. остается один в Ясной, отсутствие любимой дочери может отразиться на его настроении.
Он сегодня очень хорош, душевно и физически: весел и бодр.
Софья Андреевна рассказывала о своем сомнении относительно того, печатать или не печатать ей 14-й том собрания сочинений: «Соединение, перевод и исследование четырех Евангелий». Компетентные люди советуют ей по-разному. Л.Н. посоветовал: так как признается, что текст нецензурен, то напечатать весь том точками.
Вынес из кабинета присланную ему из Бельгии книгу «Revelation сГ Antoine le Guerisseur»*. Очень хорошо о ней отзывался, говоря, что нашел в ней полное согласие со своими взглядами.
Вслух читал статейку в последнем журнале «Русского богатства» о нужде ссыльных в книгах с картинками. При этом, поджидая Софью Андреевну, которая за чем-то вышла в другую комнату, довольно долго не начинал чтения.
Вообще Л.Н. сегодня очень внимателен и ласков с ней. Это проявлялось во всех мелочах. Как Софья Андреевна рассказывала, принес ей грушу. Во время разговора задавал ей даже вопросы по хозяйству, которым никогда не интересуется как отошедшим от него, чужим делом. За обедом предлагал ей квас. Вечером советовал раньше ложиться спать. Софья Андреевна своим спокойствием, не покидавшим ее последние два дня, невольно вызывает у него непринужденное и доброе к ней отношение. Кроме того, отсутствие дочери заставляет его забывать о рекомендуемой ею, но, видимо, несвойственной ему тактике «неуступчивости» и «строгости»…
