Верные волки уже сейчас получают информацию о наркотиках в стаях, о виновниках произошедших смертей, да о многом, что касается волков. Пусть они сами вершат свою месть.

Лазарийцы… этих я оставлю себе, на десерт. Они, как и им подобные, напоминают мне сорняки. Ты выдираешь их, снова и снова, но стоит остаться хоть незаметному кусочку корня, как они возвращаются. Что ж, если нужно, снова проредим.

Три камушка взлетели в воздух. Я жонглировал галькой на одной ладони, перетасовывая пункты плана так и эдак…

Ну и главное: скрыть факт измены Инги не удалось, уже сейчас об этом известно слишком многим и слухи уже не остановить, но вот скрыть факт ее причастности к заговору и нападению в Москве, как и к смертям нескольких моих ширм, мне удалось. Для всех, кроме самых близких, это будут совершенно две разные истории, из серии: «навалилось все и сразу». Да, она изменница, но не предательница всех оборотней сразу.

Удивительно, но убивая французика я не ощутил облегчения, даже злорадства не было. Я просто убивал главное доказательство ее предательства. И все.

У меня есть еще два дня, до приезда посылке от вампирши, чтобы подчистить эту историю. И я ее подчищу…

Оставался только один пункт — метка. Эта магическая дрянь жглась так, что будь на моем месте кто угодно другой уже бы отключился от болевого шока. Честно, лучше получить дробью в живот, чем эта боль.

Асс внутри встрепенулся, вынуждая и меня поднять голову. Несколько секунд я всматривался в лица идущих ко мне оборотней, пока не сообразил, на что намекает моя вторая половина. На это же намекал и зверь, зарычав.

Насколько близнецы редки среди людей? Так вот, у волков это еще реже случается.

Мирата Наоки — старшенький, с темно-рыжими, крашенными волосами и татуировками на груди и шее. Альфа, двадцать семь лет. Одаренный телекинетик, с пяти лет способный остановить нож, а с пятнадцати останавливал пулю, пущенную ему в лоб. Не могу припомнить, когда именно меня познакомил с ним Константин. Давно это было, кажется, он тогда учился в средней школе.

Мирата Рио — младшенький. Точная копия старшего, кроме стрижки, цвета волос и тату. Этот предпочитал белые волосы и длиннее, чем у старшего. И татуировкам предпочитал шрамы. Я знал, что на его спине вырезаны самые замысловатые узоры. Язык был разрезан, там же был и пирсинг, а в носу имелся гвоздик. Этому японцу не повезло. Что может быть глупее, чем даровать типичному азиату силу управлять песком? Впрочем, я предвзят, даже малая кучка речного песка в его руках смертельно опасна. И да, младшенький, хоть и больший шалопай, но тоже альфа…

В Японии этим двоим не удалось обосноваться, а вот в Китае…

Я поймал все камушки. И поднялся навстречу решению проблемы с меткой… Внутри, где-то глубоко, может, в душе, что-то надрывно кричало: стой!

Только, решение уже принято, не мной.

(Влад)

***

Виктор лично принес ее, никому не доверил такое ценное поручение. Я же старательно выбирал бутылку из обширного бара Жюста, третьего беты Хлада. Он и отвечал за этот «штаб», как и за все окрестные стаи, как и за мою охрану. Думаю, нет ничего удивительного в том, что этот волк сейчас на нижнем этаже, в одной из камер, а одаренный менталист потрошит ему мозги. Ну а мы с моей женушкой в его кабинете.

Виктор подошел и протянул заряженный инъектор. Я посмотрел на старого друга. Да, это звучит забавно… Я помню его совсем малявкой, который только-только встал на ножки. Помню его неуверенным юнцом, ведь он просто альфа, когда вокруг меня, как правило, сильные одаренные, и его комплексы, сомнения, что он не достоин своего положения. Я помню, как он называл меня отцом, как повзрослел, влюблялся и разочаровывался. Мы вместе прошли ни одну войну. Сейчас он уже дед, и язык не повернется сказать, что он мой сын. Мужчина, сейчас, почти старик. За последние пару дней оборотень постарел на десяток лет, если не больше. В волосах прибавилось седин, как и морщин на волевом лице.

Я смотрел в его глаза, и видел юнца; видел себя много лет назад. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но так и не решился. Уже у двери все-таки проговорил:

— Я выставлю посты у лестницы и на входе в дом, тут никого не будет.

— Благодарю, — отозвался я.

Дождался щелчка замка. Еще при постройке этого здания я настоял на шумоизоляции помещений, и у кабинетов она даже лучше, чем в допросных, так что нашего общения точно никто не услышит.

Коньяк, тишина, сигара и прекрасная спящая девушка… что может быть лучше, для плодотворного вечера?

Пару жадных глотков сделал, не ощущая вкуса и аромата, хотя и мнил себя любителем напитка. Взял медицинский инъектор и шагнул к ней. Специально растягивал время, потому что как только волчица откроет глаза, оно рванет вперед, не остановить будет. Прислонил к шее, нажал, как курок спустил. Увидел, как опустела ампула тонизирующего средства.

Ее дыхание стало сбиваться уже через минуту, а через три она распахнула свои прекрасные глазки. Еще с минуту пялилась на меня, явно не узнавая.

— Проснись и пой, дорогая! — отсалютовал ей коньяком.

— Влад? — прохрипела она сонным еще голосом. — Как…? Что…? Я… Где я?

— Ну как же, — изумился я, — ты — у супруга, законного по всем статьям, заметь. Как там люди говорят? «И перед богом, и перед людьми…».

— Но…

— Но, — поднял я палец, — тебе же не интересен я, прости. Ты, должно быть, хочешь поинтересоваться, где твой…хм… спутник? Засыпали-то вы вместе, в одной постели…

— Где он?

У меня резко закончился воздух в груди, а в следующий миг я едва не рассмеялся. Такое чувство, что я оказался в дешевой драме! Этот подонок ни разу даже не намекнул на ее судьбу, а первым, чем поинтересовалась она — его шкура! Черт, это карма! Я совершил слишком много зла, так много, что отдачей мне прилетело еще при жизни!

— Это единственное, что тебя волнует сейчас?

Несколько секунд ее лицо было растерянным, пока, наконец, в ее симпатичную головку не пришло понимание, при каких обстоятельствах мы сейчас беседуем. Появился страх, а затем, как бывало всегда, страх перешел в злость. Правильно, девочка, лучший выход — это нападение. Нападай…

Она медленно поднялась, резко побледнела, едва не упала. Я, с некоторым удивлением, отметил, что желания подорваться и поддержать ее у меня не возникло.

Она прошла до бара и вцепилась в бутылку минералки. Жадно осушила, я наблюдал. А когда повернулась, ее глаза горели настоящей злобой.

— И что теперь?

— Мы поговорим, — сказал я.

— О чем?

— Дорогая, начнем с малого: почему ты решила меня предать? — потер висок. — Ничего не могу с собой поделать, мне крайне любопытно, что же тебя сподвигло на подобное действие?

— Я… тебя… ненавижу…! — разделяя слова, припечатала она.

— Серьезно? — усмехнулся я, чувствуя, как скручивает диафрагму в болезненном спазме. Метка, что б ее!

— И боюсь, — добавила она.

— А вот в это я верю, — кивнул я, проследив, как она вернулась на диван.

Инга несколько раз глубоко вздохнула, а потом заговорила.

Она перечисляла имена и даты. Имена оборотней и даты Судов. Их было много, даже, наверное, слишком, для одного судьи. И хотелось бы сказать, что я помню всех приговоренных по именам, но, конечно же, это не так. Я и четверти не вспомню… А она все говорила и говорила, смотрела с призрением, надеялась, что перечисление моих решений меня заденет? Смешно…

Маленькая, наивная, нежная малышка… Такая чистая… Никогда не думал, что скажу, что наивность — зло! Любой управленец, в любой культуре и стране, если он и правда лидер, несет с собой смерть. Вообще, любимое занятие любой аппозиции, и не только политической, это обвинять противника в кровожадности. Я просто так, навскидку, могу назвать двадцатку имен, которые при власти были героями, зато вот после стали тиранами, сатрапами и просто «кровавыми чудовищами». Я не знаю ни одного «успешного человека», который не касался бы крови. Она есть везде…