— Ты убьешь их всех? — спросила она, пока я отмывал руки в бочке с водой.
— Да.
— И даже детей и женщин? — снова вопрос.
Асс во мне зашелся в приступе гомерического хохота, а я позволил себе лишь легкий оскал.
— Ну давай подумаем, милая, — начал я. — Судя, потому что я узнал, в заговоре участвуют больше сотни волков. Две полноценные стаи. Уверен, что когда я обзаведусь целым курятником птичек, то узнаю еще много имен. Как тебе кажется, две-три стаи — это много или мало? Все или нет? И с какого возраста вести счет детства? Эта птичка с десяти слышал разговоры родни о том, что меня нужно прикончить. В десять лет, милая, он уже впитывал, что я — зло.
— А разве нет? — как выплюнула она.
— Я — Закон! — отозвался я. — И запомни, любимая, еще раз увижу тебя рядом после Казни — и у тебя появится реальный повод для ненависти, а не надуманный.
Я вытер руки, набросил на себя остатки окровавленной рубашки и вышел из подвала. Злость клокотала внутри, и я дал ей выход, сломав челюсти и руки двум «охранникам» у амбара, которые «не посмели задержать мою жену».
Стоило Стефану узнать причину моего гнева на его сыновей, как он сам распорядился, чтобы Ингу постоянно держали в доме. Под таким контролем, чтобы даже в туалет в сопровождении кого-то из женщин стаи.
Меня в грязном, разодранном костюме, в разводах крови видели почти все жители деревни, но такой ненависти, как у Инги, больше не было ни у кого. Я искал ее в лицах и глазах, но ее не было. Почему же меня понимают многие, но только не та, что выбрана судьбой? Это злило.
Приехала машина не только с телами предателей, но и с телами моих волков. Шесть трупов + одна человеческая девушка-продавщица. Вот первый взнос новой войны. И только от меня зависит, сколько еще будет платежей!
Вот только сейчас я позволил злости выплеснуться в перевороте. Затрещала одежда — и рядом с телами оборотней встал мой зверь. Наверное, прозвучит странно, но моему зверю не хотелось крови. Он просто запел.
Песня Покоя — вой души волка, вой, который, так же как и Казнь пришел в этот мир из нашего дома. Крик боли. Музыка крови сотни поколений оборотней.
Сколько я пел — не знаю. Но, когда очнулся, было уже темно, а рядом никого не было. Точнее, все волки были достаточно далеко, в лесу за рекой, и тоже пели. Я слышал их голоса, чувствовал их боль. Особенно тоску одной маленькой волчицы, которой так понравился русский волк. Но, рядом со мной остались люди. Больше двух десятков простых людей, которые выбрали жизнь рядом с оборотнями. Они не ушли от меня, остались. Зачем?
В свет фонаря шагнула женщина лет пятидесяти, с собранными в хвост волосами. В джинсах и длинной рубашке. Она без страха положила руку мне на холку.
Она двигалась медленно, но не потому, что боялась меня, как все прочие, а потому что любое действие человека для меня будет «медленным». На самом деле в ее движениях не было страха, даже легкого опасения не было. Она просто подходила ко мне, и просто положила прохладную ладонь на холку. В последний раз так делал мой дед, а еще мать, сестры, близняшки… Не самые лучшие ассоциации…
— Больно? — просто спросила она, чуть наклоняясь ко мне.
Мой зверь достаточно крупный, чтобы ей не пришлось присаживаться на корточки, только наклонилась.
У нее было самое обычное лицо, какие можно увидеть везде. Но в серых глазах мне почудились сиреневые и белое искорки. Словно два лучика света разных цветов на миг вспыхнули в глубинах ее взгляда.
— В боли возрождается душа, волк! — твердо проговорила женщина. — Я понимаю, что сейчас не время, да и не место, но…
Женщина что-то достала из кармана джинсов и показала мне, на протянутой ладони. Это оказалась поделка из толстой медной проволоки. В ажурном коконе плотно устроился маленький камушек. От этого «кокона» шла перекрученная проволока с маленькой петлей на конце. В общем, похоже на детскую погремушку.
— Обычная яшма, — вдруг сказала женщина.
А у меня возникло жгучее желание вздрогнуть от ее голоса. Обычная поделка, какие сейчас многие делают, но я так на нее засмотрелся, что забыл обо всем, даже о той, кто и показывает мне эту вещь. Почему?
Я всмотрелся в поделку магическим зрением. Ничего. Обычный камень, обычный металл. Тогда с чего бы…?
— Тут нашла, и решила сделать. Держи, волк, будет тебе сувенир на память. Можешь, как кулон носить или как брелок, или просто забросить в ящик стола и забыть…
Она присела и положила поделку на землю около моих лап.
Потом встала, потрепала меня по голове, между ушами, как хорошего пса, развернулась и пошла в сторону одного из домов.
Я так опешил от ее наглости, что даже рот открыл. Мастера, трепать по голове, как дворнягу, и быть уверенной, что тебе ничего за это не будет…
Вдруг, она резко остановилась. Хлопнула себя по лбу.
— Вот ведь… забыла! Тебя ждет у себя Абелия, поспеши, волк. А о телах мы позаботимся, как должно.
Абелия — и была той самой Прорицательницей, что отказала нам во встрече.
Естественно, я перекинулся и поспешил к дому альфы за одеждой и ключами от машины. Только не прошел и десяти шагов, как вспомнил о «подарке» и вернулся. Поделка лежала все там же, в пыли. А вот женщины уже нигде не было видно. Только люди, тихо переговариваясь, решали как быть с телами.
Быстро оделся в вещи одного из сыновей Стефана, схватил ключи и выскочил из дома. Только уже выезжая из деревни в сторону леса, где и жила волчица, понял, что поделка каким-то чудом оказалась в кармане джинсов.
Я невольно усмехнулся, припомнив то, свое замешательство. Полез в карман, где всегда были ключи от одной из машин. Брелок с яшмой все так же был на месте. Забавная все-таки у меня жизнь. Сейчас я ненавижу Венгрию, и не желаю ее посещать, а брелок, который, казалось бы, должен напоминать мне о том дне больше всего, по-прежнему со мной. Более того, я даже нервничаю, если не ощущаю его в кармане.
Абелия встретила меня на пороге своего дома. Маленькая, сухонькая старушка, с которой не просто песок осыпается, а уже отваливается сама мысль об этом песке. Еще сорок лет назад она была стара. Двадцать лет назад она смело перешагнула грань, когда желают смерти, чтобы не мучилась и не коптила небо. А сейчас она смело за той чертой, когда люди могут только головой покачать: «Надо же, еще живая».
— Владеющий Миром, — поприветствовала она меня, как только я закрыл дверь автомобиля.
— Абелия Зрячая, — откликнулся я, так же склоняя голову.
Она рассмеялась.
— Да уж, зрячая. Мне тут пра-правнук плазму купил, так и ту смотрю с очками.
Я улыбнулся, поднимаясь к ней на крыльцо.
— Ох, ну и красив же ты, засранец! — прицокнула она языком. — Ну хоть бы морщинку тебе, с нашей последней встречи.
— Все морщинки на моем звере, Бель.
— Н-да, — вздохнула она.
Мы пили чай у нее на кухне. Говорили обо всем и не о чем, а о самом главном она так и не заикнулась. Я старательно выждал час, а когда мое терпение уже отживало последние мгновения, она все-таки заговорила:
— Ну спрашивай… — с тяжким вздохом сказала она, наливая себе новую порцию чая.
— Ты знаешь мой вопрос, — нахмурился я. — Дети.
— Это не вопрос, — поджала она губы.
— Хорошо, когда у нас с Ингой будут дети, доживут ли они до Посвящения? — это было важно.
Посвящение, то есть совершеннолетие Мастера, означает, что он уже прошел обучение и готов к самостоятельной жизни. А большего мне и не нужно знать.
Прорицательница молчала.
— Аби? — позвал я через пять минут тишины.
— У Инги не будет детей, Влад, — произнесла она медленно.
Я молчал. Просто сидел и молчал.
— Она умрет раньше, чем у нас родится первенец? — севшим голосом, спросил я.
— Нет. У вас просто не будет детей, ведьмак. Никогда.
— Что за бред? Она — моя пара!
— Да, и у вас не будет детей. Энергии флюид слишком разные. Ее волчица просто никогда не сможет зародить в себе волчью суть ведьмака.
