Это – не воин. Это – сама смерть, напялившая личину татарина, но бессильная скрыть свою сущность.

Пора, Павел, пора! Чего вы хотите? Только умереть!

– Это мы еще поглядим, кто умрет, Эрлик!

Боярин не верит своим ушам. Он сказал это! Откуда узнал, как зовут батыра?

Силы вдруг возвращаются. Павел успевает отбить удар кривой монгольской сабли, подставив лезвие топора. И тут же атакует сам. Топор должен рассечь батыру живот, но тот отступает. Сабля мелькает у самого лица Павла. Поединок, равных по силам противников, продолжается.

Они уже не замечают никого кроме самих себя. Павел понимает – они давние враги. Настолько давние, что…

Удачный взмах топора. Лунообразное лезвие вот-вот раскроит монголу череп. Однако и сабля спешить напиться крови рязанского вельможи – через мгновение она вонзится ему в шею. И тут поединок обрывается.

Павел проваливается в темный колодец. Ударяется спиной о его дно и все заканчивается. Нет ни боли, ни страшных глаз. Нет вообще ничего. Он умер.

Ровное гудение работающих компьютеров. Чередование почти одинаковых изображений на мониторах. Оптимальная, поддерживаемая несколькими кондиционерами, температура. Мягкий, приглушенный свет, отражавшийся от блестящих боков вертикальных, выстроившихся в ряд, емкостей.

Все это усыпляло. Человек в белом халате, сидевший за одним из столов, захлопнул папку, документы в которой изучал, наверное, уже в трехсотый раз. Зевнул.

Потянулся к полупустой чашке и глотнул успевший остыть напиток.

Да. Они сделали все, что могли. Теперь дело только за временем. Оно помогает, оно излечивает. На него теперь только и уповать.

По сути, команду можно расформировать. Маньяк-убийца пойман, его поведенческая структура досконально изучена. Все данные занесены на жесткие диски компьютеров и продублированы на бумажных носителях, проштампованных красной печатью «Совершенно секретно». Остальным, скорее всего, займутся новые поколения ученых, которые, возможно, научатся забираться в самые потаенные уголки сознания, проникать на глубинные подкорки мозга и выворачивать их наизнанку по своему усмотрению. Излечивать психозы и фобии. Возвращать сумасшедших в их исходное состояние, в ту точку, где они еще были нормальными.

А их команда и он в частности свою задачу выполнили. На сегодня сделать большего нельзя. Теперь остается…

– Подняться наверх и добыть чашку горячего кофе, – произнес мужчина вслух.

Он встал со стула, чтобы двинуться к двери лаборатории, над которой светилась зеленым надпись «Еxit», но успел сделать всего один шаг.

Вздрогнул пол, волна дрожи пробежала по стенам, а из трещины, расколовшей потолок, посыпалась белая пыль. Новый толчок швырнул мужчину на колени. Все, что могло светиться, одновременно погасло. Несколько секунд, потребовавшихся на запуск системы от резервных источников питания, ученый провел в кромешной темноте.

Когда вновь включились компьютеры, сверху донеслись встревоженные голоса и топот ног. Потом наступила тишина.

Человек в белом халате встал и быстро добрался до ближайшего стола, чтобы на него опереться. Чашка с остатками кофе перевернулась от толчка. На листе бумаги расплылось коричневое пятно.

– Черт. Что происходит? Мать твою, землетрясение?!

Толчки не повторялись. Ученый благополучно добрался до двери, однако открыть ее удалось не сразу. Дверь заклинило и поддалась она лишь после нескольких ударов плечом. Коробка «Еxit» выскочила из креплений и повисла на стене, качаясь из стороны в сторону, как маятник.

Мужчина вышел в коридор.

– Эй, есть кто-нибудь?!

Ответом стал новый толчок. Ученому удалось устоять на ногах лишь потому, что он готовился к чему-то подобному. Но этот толчок был куда сильнее предыдущих. Невидимая сила сдвинула с места и приподняла плиту пола. Несколько керамических плиты лопнуло, а их осколки, как куски шрапнели врезались в стены и потолок.

Ученый добирался до лестницы мимо распахнутых настежь дверей пустых кабинетов.

Он заметил, что непроизвольно утирает выступивший на лбу пот.

– Проклятье, – вздохнул он. – Почему так жарко? Будто в печи…

Вот и лифты. Он предполагал, что они мертвы, был почти готов к этому, но все-таки принялся нажимать одну за другой кнопки вызова. Никакой реакции. Значит, на лестницу.

С каждым новым пролетом, приближавшим мужчину к выходу, температура росла. Пот уже не тек, а лился ручьем. Ученый сбросил мокрый халат и распахнул дверь в холл первого этажа.

Тревога, нараставшая последние полчаса, сменилась паникой. Ни единой живой души.

Ветер, врывающийся снаружи, яростно листает страницы журнала, сиротливо лежащего на столе поста охраны. Стеклянных дверей, ведущих наружу, больше нет. То, что от них осталось, разбросано по всему вестибюлю в виде стеклянного крошева. Повсюду перевернутые стулья, брошенные вещи.

К выходу мужчина уже не бежал. Шел, едва передвигая ноги. Спешить было некуда. Время, на которое он, совсем недавно, возлагал столько надежд, остановилось.

Что-то произошло, но это уже не имело значения. Он вышел из здания и остановился на крыльце, глядя на облака черного дыма, поедавшего город. Кое-где в этих облаках еще угадывались очертания зданий. Зыбкие и подрагивающие, легкие и непрочные, рыхлые, как туалетная бумага.

Череда толчков, заставляющих вздрагивать землю… Они следовали один за другим и каждый из толчков сопровождался яркой вспышкой. Потом эти вспышки слились в единый огненный фронт, растянувшийся на весь горизонт. Скрученная из оранжевых языков пламени адская волна неслась навстречу стоящему на крыльце человеку. Он ждал ее прикосновения, уже простившись с жизнью, но растворился в раскаленном до немыслимой температуры воздухе до того, как огненная лавина ударила в здание и, превратив его в груду обломков, понеслась дальше.

Деревянные кресты. Море. Океан крестов. Квадратные шляпки ржавых гвоздей, пробивших руки и ноги мучениц. Какой-то изверг содрал кожу с их лиц, сделав всех одинаковыми. Несколькими взмахами ножа уравнял красавиц и простушек, молодых и пожилых…

Несмотря на то, что все тела жизнь уже покинула, кровь из ран на руках и ногах продолжала струиться даже у тех женщин, тела которые уже достигли достаточно большой степени разложения. Багровые ручейки стекали на землю, которая жадно впитывала кровь. Из нее, подобно жутким растениям вырастали новые кресты. Лес их становился все гуще и непроходимее, но человек знал, куда идти и как выбраться из страшного места. Дорога шла в гору, вела к холму, на котором стоял тот, у кого можно было получить ответы на все вопросы. Пусть молодой, рыжеволосый мужчина в белом спортивном костюме или комбинезоне с узкими красными лампасами на рукавах и брюках не был похож на Бога. Но он знал и мог поделиться своими знаниями. А человек, бредший среди крестов, очень нуждался в этом, поскольку не имел понятия ни о своем поле, ни о возрасте, ни о роде занятий. Кто-то прошелся по его памяти даже не ластиком, а наждачной бумагой и стер все, по чем можно было идентифицировать личность. У него не было даже отражения. Он судил об этом по осколкам зеркал, воткнутых в перекладины крестов. В них отражалось все, что угодно – другие кресты, серое небо, набухшие ливнем черные тучи, но только не он.

По мере приближения к холму идти становилось все труднее. Ноги увязали в пропитанной кровью земле, превратившейся в болото. Плечи и руки были исцарапаны о концы крестов, через которые приходилось продираться.

Нет, он не видел ни рук, ни ног, лишь чувствовал тяжесть налипших комков грязи и боль.

Вот и подножие холма. До рыжеволосого остаются считаные десятки метров. Теперь уже можно рассмотреть черты его лица – правильные и четкие, словно профиль кесаря, выбитого на монете. Красавчик улыбается. Показывает ряд идеально здоровых зубов, словно рекламирует зубную пасту, а затем… Растворяется в воздухе.