Вот что надо было сделать – расспросить Зига о том случае во время их недавней встречи в лесу. Они тогда разговаривали до утра, и много что вспомнили, но именно этот эпизод из прошлой совместной жизни оба обошли молчанием. Для обоих, старая боль превратилась во что-то вроде зарубцевавшихся шрамов, которые иногда побаливают к непогоде. Но если разбередить такой шрам, он может разболеться не на шутку, поэтому его лучше не трогать.

А ведь именно Зиг, в объятия которого тогда упала Маранта, мог рассказать, что именно было дальше. Хотя бы где её похоронили… Или куда она делась, если выжила.

Да что это он? Такого быть не может, чтобы она выжила! Он ведь тогда ещё потому не вернулся тогда к своей банде, что боль от потери жгла, как расплавленный свинец, залитый в лёгкие…

Любил ли он её? На этот вопрос Золас, имевший бессчётное количество любовниц, ответить не мог. Она восхищала его, она его потрясала. Их тянуло друг к другу, словно магнитом. Никогда, ни до, ни после Золасу не было так хорошо и интересно ни с одной женщиной! Была ли это любовь? Возможно. Если бы им суждено было оставаться вместе ещё сколь-нибудь долгое время, то можно было бы сказать точнее – любят они друг друга или нет, но этого не случилось.

А эта девочка – Леса… Нда, пожалуй, могла бы быть ей внучкой. А ведь действительно похожа! Только волосы темнее и пострижены коротко. Но глаза – точь-в-точь, как у Маранты, только цвет… Цвет глаз Лесы он как следует, не разглядел. Толи голубые, толи зелёные, а может серые, а лишний цвет им прибавлял костёр? Даже показалось, что глаза её изменились и потемнели, когда она вспылила во время их разговора.

Образ Маранты ему помогал не забыть её настольный портрет, найденный им в сумке Лоргина среди драгоценностей. (Вот ещё за чем он должен вернуться в Торговый город. Торопясь на помощь своему подопечному, он не взял с собой ни эту миниатюру, ни брюлики.)

Но если Леса – внучка Маранты, (конечно это невозможно, но предположим!), то кто тогда её дедушка? Он что ли? Золас улыбнулся при этой мысли. Вот это был бы сюрприз! Впрочем, Маранта могла быть уже беременна, когда они встретились, и сама не знала об этом или знала, но не сказала ему, какая разница? Она была женщина свободная, с горячим, настоящим темпераментом, жадная до плотских утех и очень сильная.

Золас не был одним из тех дураков, которые считают, что имеют исключительные права на женщину на основании того, что она допустила их к своему телу. Ха! Бывают ведь и такие идиоты, которые ухитряются ревновать подругу к прошлому.

Золас никогда не задавал женщине вопрос, когда и с кем она была до него, и сколько у неё вообще было любовников. А между тем он-то, как раз был очень любопытен в этом отношении. Но спрашивать об этом он считал признаком дурного тона и неуважения к женщине, имеющей такое же право на тайну, любовь, ошибку и жизненную пробу, как и мужчина. Сама расскажет, если захочет.

И они рассказывали, узнав его поближе. Многие даже находили особое удовольствие в том, что выкладывали ему сокровенные тайны долгое время отягощавшие душу, а он с интересом слушал истории об их увлечениях, приключениях, похождениях и даже глупостях. (Почему бы нет, ведь все мы время от времени делаем глупости?)

Некоторые доверялись ему настолько, что делились планами на будущее. Не связанное с ним будущее, так-как он никому ничего и никогда не обещал, и женщины это понимали, но частенько рассказывали о желании выйти замуж за кого-то конкретного, завести семью, родить детей. Он понимал, не ревновал, не препятствовал и, когда приходило время, расставался мягко и любезно, стараясь не навредить и не обидеть.

Маранта с ним планами на будущее не делилась – они тогда жили сегодняшним днём, и это было не так уж плохо. А вот о себе она рассказывала без стеснения, даже немного с вызовом, а когда поняла, что смутить его не получится, то с удовольствием и охотой. Рассказала даже об их любовном приключении с Лоргиным. Ай да старик! Уговорить такую девушку в его-то возрасте!

(Кстати король никогда не пользовался своим положением для связей с женщинами, а действовал только силой своего мужского обаяния. Все мерзости, которые творились в конце его правления при дворе были делом рук банды негодяев, действовавших от имени короля. Сам Лоргин тогда не только не мог общаться с женщинами, но даже не в силах был вставать самостоятельно с кресла.)

По словам Маранты связи с мужчинами у неё не было месяца четыре до их с Золасом встречи. Неудивительно, что она так накинулась на него прямо в тюремной камере, где он сидел. Но может быть, она о чём-то забыла или не захотела упомянуть? В такой скрытности не было смысла, но, в конце концов, её дело – говорить ему что-либо или нет. Он бы за такое на неё не обиделся в любом случае. Но если всё было так, как она тогда рассказывала, то будь Маранта жива, а Леса на самом деле приходилась её внучкой, то дедушкой ей мог быть только он – Золас. Хотя нет…

Он совсем забыл, что после их потрясного приключения в подземном узилище дворца Лоргина, Маранту схватили и приговорили к казни, а когда она связанная особой смирительной рубашкой под названием "королевская мантия", лежала в камере, дожидаясь исполнения приговора, её беспомощным положением воспользовался палач.

И это стоило ему жизни – воительница подождала, когда развязанные для грязного насилия ноги восстановят кровообращение, после чего зубами вырвала у подонка клок мяса из горла, а когда тот отскочил, ударом ноги в челюсть сломала ему шейные позвонки от чего тот и сдох, растянувшись во весь рост и вытаращив удивлённые буркалы в потолок. Она победила, но насилие было совершено, и с этим ничего уже нельзя было поделать. Маранта пережила этот факт со стойкостью достойной воина, а в глазах Золаса эта история не только не понизила его мнение об этой женщине ни на волос, а наоборот возвысила её, выделив из ряда прочих женщин с которыми он когда-либо имел дело.

Однако этот случай мог иметь определённые последствия – какая бы исключительная женщина Маранта не была, она продолжала оставаться существом способным производить на свет детей, а поэтому у того гада тоже был шанс стать дедом юной Лесы. Впрочем, он был рыжий здоровенный хряк, а у Лесы вроде как ни единого рыжего волоса…

Нет, ну о чём он, в самом деле, думает? Всё это досужие домыслы, порождённые его вынужденным бездельем. Маранта погибла, получив в спину стрелу, выпущенную лучшей лучницей Гвардии, которая никогда не забыла бы смазать наконечник ядом. Но если б всё было не так… Эх, это было бы занятно и… здорово! Как бы это было здорово!

Как может себя чувствовать человек, у которого сгорела львиная доля самоуважения? Плохо он может себя чувствовать.

Оставшуюся половину дня и весь вечер Леса дулась на себя и весь мир. Как такое, вообще, с ней могло быть? Может она ненароком съела что-то скверное? Какой-нибудь особенный гриб, который выявил её потаённые плотские желания? Нет, грибов они не ели, а последним грибом, который она видела, был тот – монстровый. Да не причём он здесь!

Ведь всё началось до того, как они увидели этот злополучный "гриб". У фонтана началось. Тогда она, наверное, вдохнула пыльцу какого-нибудь цветка или с ней приключилось ещё что-то в этом духе, но вышло так, что крышу ей снесло полностью. Это же надо такому померещиться, что она втюрилась в двух мужиков за один день! Позор-то, какой! Хорошо, что никто ничего не заметил. Вот только куда деться от самой себя?

Теперь она их почти ненавидела. И того волосатого одноногого вонючку, и этого бледного желтоволосого бугая с выпяченными мускулами, напоминающими вязаную колбасу. Правда умом она понимала, что ни тот, ни другой ничего плохого ей не сделали. (Ну, разве что Зиг хотел её немного убить, вдохнув споры гриба-монстра, а Рарок бросился на защиту, не зная даже, кто она и не понимая, что происходит.) И всё равно ей хотелось вцепиться им обоим в волосы и как следует оттаскать, как это случалось между ней и младшими братьями, когда они делали ей какую-нибудь мелкую пакость.