– Огонь-девка! – сказал вполголоса Золас, когда Леса скрылась под своей акацией. – Твоя?

– Нет, – вздохнул Зиг, как-то сразу сникнув, – не моя. Она сама по себе. Стар я для такого.

– Ну, ты даёшь! Это я стар для такого, а всё равно при случае бабёнок радую. А ты ещё лет тридцать должен проскакать, как жеребчик. Впрочем, как знаешь. Так откуда эта цыпа?

– Это, атаман, цыпа не простая. Вот послушай!

Их разговор затянулся далеко за полночь. Механикус, время от времени, вставлял своё веское слово, но в основном рассказывал Зиг, а Золас слушал. Старый атаман жадно впитывал новости внешнего мира и уже искренне жалел, что похоронил себя на треть жизни за стенами Большого цирка.

Впрочем, там тоже был свой мир, ничуть не хуже, не добрее и не злее чем тот, что был снаружи. Уж кто-кто, а Золас, отнявший и спасший немало жизней, знал это наверняка.

В конце концов, разве Зиг не сделал то же самое, только в ещё большей степени? Золас ограничил свой мир стенами Цирка, Зиг поселился в катакомбах оставленных погибшей цивилизацией, в совершенном одиночестве.

– Что же касается Лесы…

В повествовании Зига выходило, что появление Лесы было, чуть ли не естественным выводом из всей его жизни. Даже скорее не естественным, а чудесным. Обстоятельства и впрямь были из ряда вон, но Зиг не видел в них ничего мистического.

– Похоже, ты в ней видишь скорее… дочку? – предположил атаман.

Зиг помолчал.

– Возможно, – сказал он. – Дочку, внучку, сестру, возлюбленную, какая разница? Я знаю одно – если б понадобилось отсечь за неё правую руку… Да что там руку! Голову на плаху положу, не задумываясь, сердце вырву из собственной груди голыми руками…

– Эк тебя прихватило! – сказал Золас без тени иронии. – Добро, коль она того стоит. Даже завидно, хоть мне на жизнь грех жаловаться. Но это твои к ней чувства, а как насчёт того, что она к тебе имеет?

– Не думаю. Врядли такое возможно. Я для неё всё-таки стар, да и девочка, похоже, ещё не проснулась для любви.

– Ага. Ну, тогда мои соболезнования. Хе-хе! Не вздумай сказать ей, то же самое, что мне сейчас поведал. Но ты уже не мальчик, чтобы мне тебя учить. Ладно, так что там с моим убежищем? Ты там долго прожил-то?

– Понимаешь, оно как бы сейчас недоступно – монстры! А за сохранность припасов ты не бойся: я то, что использовал – компенсировал и ещё прибавил.

– Да я не о том. Отлежаться мне надо – раны должны зажить, а мне ещё воспитанника искать!

– Воспитанника?

– Да, воспитанника, хозяина и друга. В общем, паренька одного. Растил я его с мальчонки несмышлёного. Родители-то погибли на арене, так что я для него – семья, а он для меня.

– А ему сейчас сколько?

– Двадцать с небольшим. Он гладиатор, чемпион Цирка. Абсолютный чемпион!

– Ну, такой может сам за себя постоять.

– На арене – да, но в жизни… Он в лесу-то до сих пор ещё не был. Ни костра разжечь, ни на обед себе что-нибудь поймать. В общем – дитя. Но, когда мы расстались во время бойни устроенной монстрами, с ним был один ушлый вояка, перед которым даже мой Рарок не выше стажёра, так что я не очень беспокоюсь. И всё же если встретишь его, то посодействуй, чем можешь. Зовут, как я уже сказал – Рарок, а выглядит он…

Когда настало утро, старого авантюриста уже и след простыл. Никакие уговоры остаться с ними, отдохнуть, принять медицинскую помощь, не возымели действия. Атаман Золас растаял вместе с утренним туманом, словно был частью его.

Леса, конечно, удивилась, когда узнала, что он ушёл пока она спала. Девушка видела этого старика впервые, хотя слышала много о его подвигах в прошлом. Но, откуда же это чувство вины? Будто она виновата, что он начал её поддевать! Впрочем, это и поддёвкой толком не назовёшь.

Конечно, в свои восемьдесят, (или все девяносто?), он слышал историй побольше, чем она в свои неполные двадцать, но зачем об этом так говорить? В результате она обиделась и взбрыкнула вместо того, чтобы принять участие в интересном разговоре и узнать что-то новенькое, что ей всегда нравилось. И вот теперь на тебе – она ощущает себя виноватой. А ещё, у неё теперь впечатление недоговорённости и испорченное настроение.

В результате за все её переживания досталось Зигу, попавшемуся под горячую руку. И даже Механикусу перепало немного.

Золас и впрямь чувствовал себя помолодевшим. Даже спина каким-то чудом разогнулась. Вот что значит пообщаться с хорошей компанией, которую не чаял встретить в этой глуши. Жаль что им не по пути. И то, что с девочкой разговор не состоялся, тоже жаль. Выходит, она ранима, как подросток, хоть и выглядит взрослой. Жаль, жаль!

А глазки у неё точно знакомые, когда-то он уже видел такие. Когда-то давно… Сейчас не припомнить, но точно видел похожие. Такие, какими бы только любоваться! Вот он и залюбовался, старый хрен и сказал ей какую-то ерунду стариковскую, а она, глупышка обиделась. На дураков и старых пердунов не обижаются, милая! Уже по твоей обидчивости видно, как ты молода.

Откуда биш она? Междустенье? Никогда не слышал, но, по словам Зига, где-то недалеко от Форта Альмери. Только вот расположено это Междустенье в Проклятом каньоне, в который по доброй воле разве что самоубийца сунется. Но оказывается, там тоже люди живут. Любопытно даже! И неплохо живут видать, раз у них такие девочки получаются. А глазки знакомые…

Встреча с атаманом выбила его из колеи. Не то что Зиг был не рад видеть Золаса, но сейчас он испытывал чувство похожее на то, какое переживает человек, который попадает в знакомое и любимое место, где не бывал с детства и вдруг обнаруживает, что там всё не так, всё какое-то маленькое… Не разочарование охватило сейчас Зига, просто он привык смотреть на Золаса снизу вверх, а теперь этот почти лысый, (где чёрная грива волос?!), согнутый старик казался ему не могучим, как раньше, а хрупким! Теперь могучим был он – Зиг. Эти руки задушили не одного зомбака, когда приходилось схватываться с ними без оружия, а руки атамана казались сейчас палками, торчащими из рукавов…

И всё же он ещё не плох! Пробил себе дорогу через массу монстряков и выжил, вырвался из города. Для старика это можно сказать – о-го-го! Но у Зига всё равно было тяжело на сердце. Он беспокоился за атамана, злился, зачем то на себя, а тут ещё и Леса раскапризничалась и устроила им с Механикусом "бурю в стакане".

Хорошо железному – ему всё нипочём, от него пули отскакивают, а Зиг вот из крови и плоти сделан, хоть плоть эта и напоминает дубовую древесину. Только вот боль эта плоть, в отличие от древесины, испытывает не хуже, чем нежная девичья. Можно стерпеть, но приятного мало.

Механикус не переставал удивляться людям. Конечно, он тоже считал себя человеком и обладал всем набором человеческих эмоций, но отдавал себе отчёт, что, будучи другим по природе не может в полной мере понять людей. Благодаря тому, что его создатель был мужчиной, в мышлении Механикуса преобладала мужская логика. Но, по сути, он был существом бесполым, а значит не подверженным страстям, заставляющим людей встречаться, расходиться, конфликтовать вплоть до поножовщины переходящей даже в войны.

Механикус тщательно изучил природу этого свойства и мог бы порассказать людям многое чего они сами о себе не знали. Но всё же их действия, по-прежнему, поражали его своей непредсказуемостью.

Вот, например, этот старик – Золас. Механикус помнил его ребёнком, который уже тогда ставил окружающих в тупик своими независимыми суждениями, брызжущими эмоциями и развитыми не по годам способностями. Механикус до сих пор ругал себя за то, что не присмотрелся к необыкновенному парню повнимательнее. Отметил только, что люди, называвшиеся его родителями, таковыми на самом деле не являлись. Но ведь это бывает, что же здесь удивительного?

Когда они встретились в следующий раз, прошли годы, и цепь событий совершенно изменила и облик, и социальный статус черноволосого синеглазого мальчика со странным свечением вокруг головы, которое мог видеть только Механикус.