– Всё в порядке, Мех! Она здесь, хе-хе! Купается!

По его голосу было ясно, что этот ехидный мужик улыбается во весь свой щербатый рот. Леса, на чём свет стоит, ругала его и себя, и почему-то Механикуса, который был здесь совершенно не причём. Ей вдруг вспомнилось, как она недавно уговаривала Зига не стесняться и дать себя помыть, но ведь тогда было одно, а сейчас совершенно другое!

И что ей теперь делать? Одежда ведь вся осталась там, на поляне. Нет, она скорее умрёт, чем появится в лагере голой!

– Лесик, у тебя всё в порядке? – раздался голос, принадлежащий стальному охотнику. – Вот и хорошо! Я здесь оставлю полотенце.

Знакомая металлическая рука высунулась из кустов и развесила на ветвях широченное махровое полотнище, способное заменить девушке плащ. В очередной раз ей подумалось, что Механикус в большей степени достоин, называться человеком, чем кто-либо из её знакомых.

Через короткое время свежевыкупанная, завёрнутая в подобие полосатого сари, но надутая и злая Леса, появилась в лагере, где два её спутника были заняты хозяйственными делами. Однако её настроение сразу улучшилось, когда она увидела истекающую шипящим соком тушу, подвешенную над костром.

– Это гигантская крыса? – спросила зачем-то девушка, рот которой наполнился слюной, а под ложечкой предательски засосало.

– Ни в коем случае! – ответил Механикус. – Это молодой самец благородного оленя! Их здесь много, но поймать такого весьма не просто, очень уж они хитрые, и быстрые. За ужин благодари Зига. Меня эта живность чует за версту, а он…

Последние рассуждения своего железного друга Леса пропустила мимо ушей. Она просто сбегала за своей катаной, отхватила кусок полупрожарившегося мяса и с наслаждением запустила в него зубы. Зиг только буркнул себе что под нос, но было видно, что он доволен. В конце концов, лучшей благодарностью за трапезу всегда бывает зрелище того с каким аппетитом друзья уплетают приготовленную тобой еду!

Прошло не более получаса, а насытившаяся и умиротворённая охотница мирно спала в тени одинокой акации. Её лицо выражало крайнюю степень блаженства, а когда чьи-то руки заботливо укрыли её широким дорожным плащом, казалось, что она вот-вот замурлычет.

– Однако девочка постаралась! – вполголоса сказал Зиг и поглядел в сторону, куда отволок дохлых монстров.

– Да, с Лесиком лучше понапрасну не ссориться, – также тихо отозвался Механикус. – Она один из лучших истребителей монстров, каких мне довелось видеть.

– А ведь по виду не скажешь!

Оба охотника молча, посмотрели на спящую девушку и глубоко задумались, каждый о своём.

Вж-жик! Рыцарский меч сверкнул у самого кончика носа гладиатора. Рарок ответил прямым колющим ударом, поднырнув под руку сэра Мальтора, но провалился в пустоту, едва удержавшись на ногах, да ещё и получил несильный, но обидный шлепок плашмя пониже спины.

Как же его всё достало! Он, привыкший чувствовать себя самым сильным бойцом арены, здесь ощущал слабость и неуверенность. Рарок привык встречать врага лицом к лицу. Все хитрости военного дела сводились для него к изощрённым приёмам фехтования и игре перед противником на ристалище, вроде того, как притворяешься раненым и слабым, а сам вдруг наносишь неожиданный удар или делаешь вид, что отступаешь, а когда противник ринется в атаку, бьёшь его в бок или подрубаешь ноги.

Здесь было всё не так! Смерть могла настичь путника, выпрыгнув сзади из кустов, свалившись с ветвей из кроны дерева или вынырнув из воды. Она могла появиться, когда он спал или отходил по нужде. (Кстати, о последнем. Каким бы сильным человеком не был чемпион арены, но он с детства привык к комфорту. Такие вещи, как ватерклозет и душ с холодной и горячей водой были для него привычными атрибутами жизни и, оказавшись без всего этого, он первые дни чувствовал себя совершенно нелепо, будто вдруг снова превратился в беспомощного и неловкого ребёнка.)

Откровенно говоря, если бы сэра Мальтора не было рядом, неизвестно, что случилось бы с гладиатором, который не умел, ни добыть себе пропитание, ни разжечь костёр, ни устроить лагерь. Рарок был крайне смущён, ведь он давно уже думал, что может обходиться без посторонней помощи. Однако рыцарь его успокоил, сказав, что всё это является частью обучения, которое необходимо пройти. Вот и сейчас они учились, хоть со стороны это больше походило на драку!

Нет, ну не может же так продолжаться до бесконечности! Пусть сэр Мальтор первоклассный боец, но и гладиаторская школа тоже ведь чего-то стоит! Рарок вдруг вспомнил то, что когда-то говорил ему Лозас – в бою с сильнейшим противником можно выжить, только если ты будешь спокоен! Взгляни на себя как бы со стороны, не поддавайся ни гневу, ни страху! Забудь о своём отношении к тому, с кем дерёшься, будь холоден и расчётлив!

Рарок усилием воли приказал себе успокоиться, отогнал мысли о неудобствах своего нынешнего положения, выкинул из головы всю досаду на сэра Мальтора, игравшего с ним, как кошка с мышью. Он стал спокоен и холоден, как лёд.

Профессионально отведя щитом выпад длинного меча противника, он снова атаковал прямым колющим и… глубоко всадил свой гладиус в дерево, которое каким-то чудом оказалось на том месте, где только что стоял сэр Мальтор! Рыцарь, непонятно как оказавшийся сзади, положил свой клинок ему на плечо и сказал просто:

– Ты устал, хватит на сегодня!

Рарок и впрямь почувствовал страшную усталость, как будто все тяготы этого странного похода обрушились на него вдруг и сразу. Он не без труда выдернул свой меч из дерева и поплёлся вслед за рыцарем к лагерю, где на углях доспевало мясо дикого кабана. Запах от этого кушанья разносился божественный, и впереди был отдых и беседа с интереснейшим собеседником, но Боже, как его всё это достало!

Это был не тот лес, который он знал и помнил. Кругом росли не те деревья, а под ногами была не та трава. И совершенно не те птицы пели на ветвях не те песни. Вдобавок ко всему, олень оказался невкусный.

Золас потряс головой. Чушь! Стариковская блажь. В молодости он смеялся над такими разговорами, которые вело между собой глупое старичьё, и думал, что сам никогда не будет таким. А теперь вот лежит себе под кустом и брюзжит, как какой-нибудь старый хрен. Но ведь он и есть старый хрен!

Старик перевернулся на спину и невольно охнул. Правый бок, разодранный когтями проклятого зомбака, болел нестерпимо. Теперь его раны заживают медленно, не то, что раньше. Нет, это не мир вокруг него стал плох, а он сам стал слабее и уязвимее. Вот, что осталось в этом мире без изменений, так это монстры! Нет, опять же таки он не прав. Как раз монстры изменились, стали сильнее и злее, а ещё их стало несравнимо больше.

Всё это старый Золас испытал недавно на собственной шкуре, которая основательно пострадала. Теперь дотащиться бы только до убежища. Цело ли оно? Сколько он там не был, лет двадцать? Тридцать? Всё может быть давно уже разграблено, но выхода нет, он обязательно должен дойти или погибнет. Если каким-то чудом его старая берлога осталась нетронутой, то есть ещё шанс отлежаться. Ведь его правилом всегда было – не сдаваться, бороться до конца, пока есть хотя бы малейший шанс на спасение!

А ещё, он знал наверняка – спасение в движении! Очень хотелось полежать ещё, но Золас встал, хрустнув суставами, собрал свои немногочисленные пожитки и двинулся в путь по лесу, который и узнавал и не узнавал. Вот хороший ориентир – старый разлапистый вяз. Ему, наверное, несколько столетий. Если присмотреться с восточной стороны, то можно различить вырезанную давным давно – "М". Сейчас она чуть выше его роста, а когда-то была на уровне глаз. Забавно, что нож, которым нанесена эта литера, до сих пор сидит у него в сапоге. Только тогда он был плотно пригнан, а теперь болтается, и иногда больно бьёт по лодыжке.

Если встать к вязу спиной со стороны буквы и пойти прямо, то через сотню шагов лес кончится и начнётся овражистая долина, за которой расположены развалены древнего города, пользующиеся дурной славой. В былые годы туда не рисковали сунуть нос даже разбойники, но в том то и дело, что Золас не был обыкновенным разбойником.