С тех пор, как он закончил факультет боевой магии, он связал свою судьбу с морем. Может, это странно для того, кто родился и вырос среди гор и лесов, но Ульрих полюбил океан с первого взгляда и поставил свой дар на службу флота его величества. Хорошее решение для того, кто не может вернуться на родину. Зато теперь его принимают короли и беседуют как с равным, восхваляют во всех газетах, награждают орденами и званиями, а что ещё приятнее, деньгами. Пусть эта ниблонговская дочка, новоявленная графиня Эгон, подавится. Сейчас он богаче её раза в три, если не в четыре, к тому же не привязан к убогому куску земли, зажатому между гор.

А женщины… Женщины бегают за красавцем Ульрихом, как привязанные. При желании он бы мог их солить. Да, той самой, от улыбки которой сердце бы замирало, он пока не нашёл, но какие его годы! Найдёт, куда денется.

В общем у него всё хорошо. Гораздо лучше, чем можно было ожидать. Вот только бы скорее закончились все эти приёмы и чествования… От них одна головная боль и больше ничего.

Он уже почти всё съел, но уходить не хотелось: на улице было слишком жарко для прогулок, а в кафе вовсю работали освежающие амулеты. Поэтому он подозвал официантку и велел принести пива и газет. Не то, чтобы ему лишний раз хотелось прочитать сообщение о том, что завтра король будет раздавать награды героям защиты Мирели, просто за последние годы он привык интересоваться новостями. Первую страницу он уже успел проглядеть утром в гостинице. Сплошной официоз, неинтересно. Самые занятные новости по традиции притаились второй-третьей страницах.

Глаза сами остановились на скромном заголовке над траурной рамкой. "Из Гремона сообщают".

"После тяжёлой, продолжительной болезни в своём загородном доме ушёл из жизни герцог Зигмунд фар Ниблонг. В момент смерти рядом с ним не было никого из родственников, которых он успел облагодетельствовать при жизни, только врач и экономка, которую слухи считают ответственной за его опалу. Похороны пройдут послезавтра в склепе родового поместья. Просьба венков не возлагать."

Вот как… Умер-таки.

Ули не таил зла на этого человека. Пусть тот готов был убить и его, и маленького Эдмона, но не убил же! Зато, потеряв Эгон, Ульрих нашёл своё призвание и теперь гораздо счастливее чем если бы стал графом. Но он давно понял и другое: зло не остаётся безнаказанным в одном-единственном случае. Если тот, кому его причинили, отпустит обиду. Пока держишь зло в себе, оно разъедает твои внутренности, а стоит откинуть, как нечто не имеющее значения и цены, как оно возвращается к тому, кто вызвал его к жизни. Судьба фар Ниблонга тому живое свидетельство.

Ульрих ещё университет не закончил, как звезда королевского крокодила закатилась. Он попал в опалу, был лишён большинства званий и титулов, кроме тех, которые получил по праву рождения, а затем вынужден был удалиться в своё поместье. То самое, родовое, которое поминалось в некрологе. Действительно, король отстранил своего бывшего любимца от двора потому, что на старости лет заделался ревнителем морали, ханжой, а герцог подцепил где-то в провинции рыжую, толстую, немолодую ведьму и не просто сделал её своей любовницей, а стал жить как с женой, несмотря на то, что его настоящая супруга из самого знатного рода была жива-здорова. Ульрих, кажется, даже знал, кто она такая. Как можно было забыть ту рыжуху, которая продала им с Тер жалких одров по цене кровных скакунов? Он был уверен: именно она — та самая экономка, которая оставалась с герцогом до конца.

Видимо, старый Зигги тяжело пережил свою опалу, раз умер так скоро. Но женщину, которая послужила причиной его несчастья, не бросил.

Тяжелые дубовые двери с из матового стекла в медных рамках качнулись, пропуская в зал новых посетителей, и Ульрих поспешно набросил на себя облегчённый вариант отвода глаз. Его увидят, но не обратят внимание.

Вовремя. Посетители вошли, поводили глазами по залу и направились к столику у окна. Двое довольно рослых мужчин с двух сторон держали под руки невысокую женщину в элегантном, модном платье тёмно-синего цвета.

Знакомый прищур карих глаз, личико сердечком, каштановые кудри… Да, тринадцать лет прошло, или даже все четырнадцать, многое изменилось, но эту женщину он узнал бы из тысяч и тысяч. Именно её лицо он увидел над собой тогда, когда пришёл в себя в повозке Теодора, который вёз его из Элидианы в родной Эгон. Ей он был обязан жизнью и тем, что стал-таки архимагом. Она выходила его, сохранила ему магию. Виола… Как будто не было долгих лет: она не постарела ни на минуту, всё так же молода и прекрасна.

Тут он посмотрел на мужчин рядом с ней и тяжело вздохнул. Чёрные волосы, чёрные глаза, густые брови, длинный нос… Мельхиор Нарденнский как был похож на ворону, так и остался. Только теперь не на растрёпанную, а на вполне благообразную. Виола приложила-таки свои умелые ручки к внешности собственного мужа и теперь он выглядел очень даже привлекательным мужчиной. А с другой стороны… Сердце Ули забилось сильнее. Да, это он, его сын. Удивительно, Виола маленького роста, он сам невысок, а мальчишка вымахал почти с высоченного Мельхиора. Или правду говорят, что если маленькому магу не дают в раннем возрасте развивать свой дар, то он и в физическом росте начинает отставать, а если, наоборот, поощряют, то он растёт вверх точно так же, как его резерв? Что ж, в таком случае его и Эдмона можно считать иллюстрацией этого тезиса. Но до чего хорош! Ещё красивее, чем сам он был в молодости. Девицы должны так и падать к его ногам спелыми снопами.

Между тем трое пришедших устроились у окна и заказали мороженое, а к нему ещё какие-то десерты и фрукты.

— Надо заесть чем-то сладким кислые морды этих типов из приёмной комиссии, — громко сказала Виола, — Видишь ли, им не понравилось, что он лиатинец. Ну что им в том, откуда приехал талантливый абитуриент? Какая разница?

— Тем более что мы не отказались платить за обучение, — согласился с ней Мельхиор.

— Я только надеюсь, что, когда начнутся занятия, вести их будут другие люди, не такие предубеждённые, — раздался чистый, звучный баритон Эдмона.

Пожалуй, всё же я обсчитался, четырнадцать лет прошло, подумал Ульрих. Парню как минимум восемнадцать. Взрослый уже, разговаривает так рассудительно. Весь в мать.

Тут дверь снова распахнулась и в кафе вбежали наперегонки две хорошенькие девчонки лет двенадцати. Черноволосые, кудрявые, нарядные куколки. Они с радостным визгом подбежали к Виоле и повисли у неё на плечах с криками: Мама! Мама!

За ними солидно вошла немолодая, элегантная дама в лиловом, которая вела за руку славного мальчишку лет семи, очень похожего на Мельхиора, разве что нос обещал быть покороче. Ульрих с трудом узнал Регину. Она остановила радостное безобразие.

— Алина, Лили, успокойтесь. Ну-ка, девочки, — сказала она строго, — вспомните, чему вас учили. Сядьте на стулья и ждите, сейчас принесут мороженое. Вы же хотели мороженого или я не права?

Всё семейство чинно расселось вокруг стола, официантка принесла им заказанное и все принялись уплетать сладости и весело болтать, каждый о своём. Регина следила за тем, чтобы мальчик по имени Бертран прилично вёл себя за столом. Девчонки обсуждали, что купить в подарок дедушке Тео, из чего Ули сделал вывод, что Теодор жив, здоров и процветает. А Виола с Мельхиором и Эдмоном рассуждали, что факультет общей магии даёт более широкое образование, чем боевой, поэтому Эди сделал правильный выбор. Конечно, его магический резерв был бы востребован у боевиков, но в Лиатине они не слишком нужны, гораздо важнее умение составлять собственные заклинания, делать сложные амулеты и прочие артефакты. Если не только резерв большой, но и голова светлая, то надо овладеть как можно более широким спектром знаний, а уж потом выбирать то, к чему душа лежит. Мальчик не просто поддакивал родителям, а высказывал собственные мысли, часто неожиданные и глубокие. А рплики Мельхиора показывали, что это именно он поощряет его самостоятельно рассуждать, сравнивать и делать выводы, хотя и виолин вклад в это дело невозможно переоценить.