— Один из тех, кто был с Хельмутом, когда-то помогал перевезти сюда Ульриха, — неохотно пробормотал Стефан, — он знал дорогу. Но они не подозревали, что вы здесь, просто искали убежище. Только когда Эльза испугалась, их увидев, и кинулась прятаться в дом, Хельмут обо всём догадался. Тогда-то он и решил, что при таких картах в прикупе сможет торговаться за свою жизнь и свободу с самим королевским крокодилом. Вот и принялся вытряхивать из нас сведения,

Старик передёрнулся и потёр спину, вспоминая, а затем добавил:

— Хорошо, что не потрудился подумать головой и вместо того, чтобы с нами возиться, сразу начинать шарить по окрестностям. За это время и Мельхиор к нам спустился, да и Тео подтянулся. Только, — он с мольбой взглянул на мага, — не надо так… В смысле, чтобы они умерли оттого, что спали. Это как-то не по-человечески, лучше уж просто убить.

— С этим у нас трудности, — откликнулся Мельхиор, — я никого отродясь не убивал вот так специально. Вряд ли смогу чем-то помочь. Вот разве Теодор…

— Я убивал, и не раз, — откликнулся бывший наёмник, — но в бою. Убить связанных и безоружных… Нет, простите, это не ко мне, я не палач. А отпустить их и дать шанс — глупая идея.

Они говорил так, совсем забыв про Эдмона, который слушал их, затаив дыхание. На лице ребёнка играла целая гамма чувств, от восхищения до ужаса. Виола привлекла его к себе и похлопала по плечу.

— Не переживай так сильно, Эди. Тео и Мельхиор — умные люди и найдут выход. Я в это верю.

Когда они спустились в усадьбу, то их глазам предстала грустная картина. Дом меньше чем за один день стал выглядеть заброшенным: не курился дымок над трубой, не пахло едой, обычно гостеприимно распахнутая в это время суток дверь была закрыта, даже куры не бродили по двору, а тихо сидели в курятнике. Не все. Парочку разбойники Хельмута зарубили себе на суп и их перья бесхозно летали, имитируя зимнюю метель.

— Я уложил Эльзу, она, должно быть, спит, — пояснил Мельхиор отсутствие хозяйки во дворе, — Бедняжка всё-таки женщина. Не такая крепкая как ты, Стефан. Эти скоты столкнули её с лестницы, а потом ещё ударили в живот, она получила много повреждений, не серьёзных, но весьма болезненных, а я, хоть и опытный в этом деле, вот только настоящего дара целительства лишён. Так что чуда не произошло: что мог, я подлатал, регенерацию запустил, но ей придётся дней пять восстанавливаться.

Короткая медицинская справка отвлекла всех от грустных мыслей и настроила на деловой лад. Виола тут же помчалась на кухню и увлекла за собой сына. Пообещала ему что-то вкусненькое, а на самом деле отвлекала его от мужчин, которым надо было заняться не самым приятным делом: разобраться с бандой. Что бы они ни решили, это неподходящее зрелище для маленького ребёнка.

Для начала Вилька заглянула-таки к Эльзе, убедилась, что та спокойно спит, и прошествовала на кухню. Это сейчас все так возбуждены, что забыли о еде, но пройдёт полчаса, ну хорошо, час, и они прибегут голодные как волки.

Сунув Эди припрятанное Эльзой печенье, она взялась за готовку, время от времени поглядывая в окошко, откуда хорошо было видно столпившихся около конюшни мужчин. Ули, который до сих пор молчал, сейчас тоже принимал активное участие: что-то говорил, размахивал руками и по тому, с какими лицами слушали его остальные, можно было заключить, что в его идеях имелось рациональное зерно. Даже Теодор, очень скептически относившийся к умственным способностям своего бывшего подопечного, и тот заинтересовался.

Как ни странно, Виоле это было приятно. Пока Ули изображал из себя наивного дурачка, её жёг стыд. Вот в это она была так влюблена, что себя не помнила? Нет, нет и ещё раз нет! Она никогда не увлеклась бы глупым мужчиной. Наивным — может быть, но не дураком. Да Ули и не был тупым, вряд ли тупой мог отлично учиться в магическом университете. И тогда… Они общались и она как-то не замечала за ним особой глупости. Легкомыслие — да, наивность — тоже да, а идиотизм — нет. Он был милым, мягким, ласковым, немного простодушным, этим ей и нравился, но отнюдь не дураком. А то, что во время этого их путешествия он беспрестанно то говорил, то делал глупости… Просто попал в неудачное для себя время в неудачное положение. Да, так бывает. А то очень грустно признаваться себе, что когда-то влюбилась в идиота. Пусть оно всё давно перегорело, но ведь было! Факт её жизни, подтверждение вон, за столом печеньем хрустит. То, что сейчас Ульрих усердно реабилитировал себя в глазах окружающих, не могло не радовать.

Эди надоели печеньки, он поймал взгляд матери устремлённый в окно, и тоже стал туда глядеть, подскакивая на лавке как резиновый мячик.

— Мама, мама, — закричал он шёпотом, — Ты видишь? Ты правильно сказала: они нашли выход!

Мужчины оставили в покое конюшню и сейчас стояли перед распахнутой дверью пристройки для лопат и граблей, в которой виднелись сапоги бандитов. Ули что-то считал, загибая пальцы, Стефан ему возражал, Тео с Мельхиором внимательно слушали, никакого скепсиса на их лицах заметно не было. Виола улыбнулась.

— Да, мой хороший, они нашли выход, я же говорила.

— Какой, мама?

Она развела руками.

— Эди, я не умею читать мысли на расстоянии. Сейчас они придут и всё нам расскажут.

Не успела она снять с огня жаркое, как все четверо ввалились в дверь с возгласами:

— Что тут так вкусно пахнет?!

Вилька послала всех мыть руки, ловко мотивируя это тем, что их необходимо вымыть Эдмону, а взрослые дяди за ним присмотрят. Когда все вернулись чистые, на столе уже стояли тарелки с едой, на доске лежали овощи, горкой возвышался на блюде нарезанный хлеб, в кувшинах краснел морс, который Вилька навела из колодезной воды и старого, засахарившегося варенья. Мужчины набросились на еду и какое-то потеряли способность связной речи. Не было слышно ничего, кроме стука вилок и ножей, да чавканья, которое кое-кто себе позволял.

Наконец первый голод был утолён, после чего настало время разговоров. Ульрих изобразил скромность и попросил Стефана рассказать, что они придумали, под предлогом, что тот это сделает лучше всех. Старик начал:

— Ну вот. В общем, как-то так. Вроде как решили мы их в живых оставить. Убивать как-то никто из нас не согласен, хотя так было бы для всех лучше. Здесь их держать негде, да я с ними и не справлюсь, а вы уедете. Значит, надо их куда-то деть. Только, если они все вместе будут, нам так и так не поздоровится. Вот сиятельство наше и предложил их разделить. Вывезти за пределы долины и оставить кого где. В лесу, ясно дело, не на дороге, чтобы выбирались долго. Переодеть в старьё, чтобы выглядели как побродяжки, а не как стражники. Каждому в зубы краюху хлеба и кружку: воду в ручьях наберут. А когда проснутся, пусть сами думают, как им выбираться.

— Память им придётся почистить, — добавил Мельхиор, — Нечего им помнить, как в эту долину добраться. Да и вообще…

Он не договорил, потому что его перебил Ульрих. Обратив к старшему товарищу изумлённый взгляд, спросил:

— Разве ты ещё и менталист? Ты никогда об этом не говорил.

— Нет, такого дара мне не досталось, — ответил маг, — Я всего лишь зельевар и артефактор, у меня свои методы. Конечно, тонкую работу с сознанием я провести не смогу, но оно и не требуется. Это бандиты, а не пациенты лечебницы для душевнобольных, жалеть их особенно нечего. Есть у меня рецепт одного хитрого зелья… В общем, когда проснутся, то не будут помнить две последние декады своей жизни и ничем эти воспоминания им не вернёшь. Думаю, это не самое страшное из того, что с ними могло бы случиться.

Ульрих ужаснулся:

— Это же… Оно же запрещённое! Откуда у тебя рецепт?

— Оттуда, — коротко и веско ответил Мельхиор, — Да, ты прав, зелье запрещённое, поэтому не удивляйся, что я не хочу выдавать тебе источник. Но мы тут не в бирюльки играем, а спасаем свои жизни, в таких обстоятельствах как-то забываешь, что запрещено, а что нет. Думаешь: что мне может помочь, а что — помешать? Так что зелье во всех отношениях нам подходит: и состав не экзотический, и действие нужное. Я его, конечно, никогда не варил, но пропись есть, должно получиться.