Она встала, отчасти чтобы отстраниться от излишней близости Мориса.

— И сколько времени она продлится?

— Любовь? Продлится? Она будет возвышенной, как «Лунная соната».

— А потом?

— Когда ты молод, «потом» не имеет значения. Надо жить настоящим!

— Тебе трудно возразить, Морис.

— Так я тебя убедил?

Она с улыбкой повернулась к нему.

— До премьеры осталась пара дней.

— Одно другому не мешает!

— Возможно. Но у нас работы по горло, надо многое обдумать и сосредоточиться.

— Ты говоришь — возможно? Значит, есть надежда?

— Разве «возможно» дает тебе повод на что-то надеяться? Полагаю, мне будет легко закрутить роман...

— Разреши помочь тебе в этом.

Морис подошел ближе.

— На прошлой неделе я получила письмо от Кристофера.

Он изменился в лице.

— Вот как? Наконец получила письмо? Что он написал?

— Думает, я его бросила.

— А это так?

— Я... я так не считаю.

— Но не уверена. Не так уверена, как когда помогала ему спуститься с лестницы отеля «Палтни».

— Я знаю его очень давно.

— И ты долго была влюблена.

— Не так влюблена, как ты описываешь. Но глубоко привязана, и даже больше.

— Он вернулся домой?

— Нет, еще в Лиссабоне. Или был там, когда писал письмо. Оно шло две недели.

Морис вернулся за фортепиано и задумчиво сыграл пару нот. Белла пожала плечами.

— Дорогой Морис, мне все-таки пора. Завтра нам предстоит тяжелый день. В понедельник на кону будет стоять не только моя репутация, но и твоя. Гораздо важнее сохранить твою, поскольку у меня ее пока нет, я имею в виду сценическую репутацию, так что мне нечего терять... Предполагаю, у меня не особо хорошая репутация среди друзей и знакомых дома.

— Тогда забудь о ней и стань свободной!

Белла подошла к нему, Морис резко развернулся и начал страстно осыпать поцелуями ее губы, шею, глаза, пока у нее не сбилось дыхание. Его руки потянулись расстегивать пуговицы, но Белла его остановила.

— Морис. Мы не свободны, пока опера на носу. Ты не свободен. Я тоже. Для нас обоих это не конец света. Хотя сейчас так кажется. Ты говоришь, это комическая опера, что зрителям она понравится, даже если сопрано даст петуха, даже если дирижер пропустит паузу, и если хор переволнуется, а Фигаро забудет реплики, как и произошло накануне вечером, и если гитара графа прозвучит фальшиво — как, по твоим словам, случилось во время первого представления — и все равно зрители будут рукоплескать в конце.

— Да, будут. И не только в конце! Это Франция!

— Но все это еще впереди! Пусть все это сначала случится, прежде чем мы... осмелимся продолжить.

Морис улыбнулся.

— У меня есть основания питать надежды?

— Если на успех оперы, то да.

Снова последовал поцелуй, и Белла ответила на него. Когда они отстранились друг от друга, она заговорила:

— Моей старшей сестре сделали предложение руки и сердца два кавалера. Но подозреваю, глубокого чувства она не испытывает ни к одному из них. Похоже, на мне тоже хотят жениться сразу двое. Хотя у одного из них есть сомнения касательно брака. Но по крайней мере, эти двое очень меня любят. И я...

— И ты...

— В отличие от Клоуэнс, я очень-очень люблю обоих.

— Но один твой жених сейчас рядом с тобой, дорогая. А другой — в Лиссабоне.

Поехав посмотреть на Батто, Пол Келлоу взял с собой сестру.

Шимпанзе продолжал расти, и хотя не потерял дружелюбного нрава, но, учитывая устрашающий облик, в отсутствие Валентина его никогда не выпускали из огороженного пространства на кухне. Но даже это помещение пришлось укрепить вбитыми в пол железными кольями, иначе Батто проломил бы кирпичную стену, как пушечным ядром.

Дейзи так и не выздоровела со времен рождественского приема, но стоял приятный теплый день с легким ветерком, поэтому Пол взял в Ладоке еще одну лошадь и помог сестре взобраться в седло, чтобы проехать три мили до Плейс-хауса.

Как всегда, Дейзи пребывала в приподнятом настроении (единственный хороший симптом ее болезни). Она восторженно засюсюкала, увидев Батто, которому Дейзи моментально понравилась, и под пристальным присмотром Валентина он позволил потрепать себя по голове и ушам, как дружелюбная псина.

Валентин, набив карманы деньгами, полученными от незаконной перевозки олова в Росслер, испытывал некоторую долю облегчения по поводу того, что за разумную цену избавился от шахты в пользу доброжелателей из «Горнодобывающей компании северного побережья Корнуолла», как и от угрозы неизбежного ареста, и снова восстановил прежний облик — он был элегантно одет, волосы сверкали, кожа выглядела здоровой.

В последние пару недель он не устраивал в доме кутежей, а значит, стало меньше поводов хвастаться перед гостями Батто и напиваться. На доходы от будущей продажи Уил-Элизабет он нанял еще двух слуг, они вычистили дом, купили новые стулья на замену сломанным и отмыли чердак от едкой вони Батто. Что будет зимой, Валентин пока не знал; пожалуй, надо придумать способ устроить отопление в нынешнем жилище Батто за домом.

Он ни за что не расстанется с шимпанзе.

Они пили чай (да-да, чинно и благородно) в большой гостиной. К ним присоединился еще один гость, Дэвид Лейк.

Валентин заметил, что Дейзи сильно изменилась с тех времен, когда ходили слухи о ее романтической связи с Джереми Полдарком. Тогда Валентин жил то в Тренвите, то в Кардью, то в Лондоне. Но он помнил румяную девушку и ее сестру Вайолет. Последняя давно угасла и отправилась на тот свет, а у Дейзи проступили скулы, ее мучил лихорадочный кашель, волосы потускнели, плечи заострились.

После чая он предложил прогуляться к морю, коротким путем вдоль утесов, чтобы поглядеть на потерпевшее крушение рыболовецкое судно, которое прибило к берегу штормом на прошлой неделе, оно медленно разваливалось. Дейзи сказала, что ей это не по силам.

— Мне тоже лень. — Дэвид посмотрел на свой выступающий живот и рассмеялся. — Вы двое идите, если желаете. А я останусь с Дейзи и развлеку ее байками о твоих проступках.

Так что Валентин и Пол пошли вдвоем.

Сначала они обсудили шахту. Обратив финансовый кризис в свою пользу, Валентин рассказал, будто бы он подмял под себя новую компанию под управлением неопытного и доверчивого Филипа Придо.

На что Пол ответил:

— Придо. Он везде и всюду. Сует нос во все дела в графстве.

— Его вмешательство в мои принесло пользу. Но я не обязан его благодарить. Он номинальный руководитель и, видимо, свалял дурака, как и его работодатели.

Пол сорвал пару травинок и сунул в рот. Весь склон утеса порос вереском и дроком. Здесь кипела жизнь. Огромные морские чайки летали в легком ветерке и бросались вниз в поисках крольчонка, далеко зашедшего от норы. Сияла на солнце паутина.

Валентин продолжал нарочито громко вещать о том, что как раз за соседним холмом обнаружили тело Агнеты, о недавних выходках Батто — как тот ухватил одну горничную за завязки передника, тянул и тянул, пока передник не оказался в его руках, а она с визгом не бросилась на кухню. Она уволилась на следующий день, вернулась в Камборн, откуда приехала неделю назад.

— Не многие горничные готовы тут работать, — сказал Пол.

— Мы сократили их число до двух. Но и мужчины справятся, если им будут хорошо платить. — Глядя в мрачное лицо Пола, Валентин добавил: — Дейзи нравится мой шимпанзе. Сегодня у нее отличное настроение. Не хочешь остаться на ужин?

Пол сорвал еще травинку.

— Дейзи умирает, как Вайолет и Дорис. Но она покрепче их. Ей повезло.

Валентин вздохнул.

— Скверно иметь такое семейное заболевание. Твои родители нормально себя чувствуют для своего возраста?

— Отец — конченый пьяница. Со временем я нашел средства, чтобы ему помочь. Разнообразные средства, законные и незаконные. Он пропил деньги, которые я ему давал... Мать — сгорбленная старая карга, которая считает, что жизнь обошлась с ней сурово. Так оно и есть! Но ей не хватает смелости дать сдачи. Она со страхом пригибается и ползает, словно ее вот-вот поразит молния. Я, по крайней мере...