Все эти деревья были низкорослыми и росли только в неглубоких долинах, защищенные от жестоких ветров, или на склонах обмелевших ручейков. Но даже посреди зимы здесь много чего имелось: россыпи цветущих примул, острые побеги нарциссов пробивались сквозь покров палой листвы и папоротников, на кривой яблоне висели остатки дикого ломоноса, и дерево напоминало пожилую даму в соболиных мехах. То тут, то там, особенно в долине Айдлесс, они обнаружили несколько веточек омелы. Их принесли домой с особой осторожностью, чтобы ягодки не осыпались.

Демельза, которая не смогла удержаться от похода, сообщила, что в Иллагане в детстве ей рассказывали, что когда-то омела была большим деревом, но поскольку из ее древесины сделали крест для Христа, то тем самым навечно обрекли дерево вести паразитическую жизнь.

Кристофер и Изабелла-Роуз приехали слишком поздно и не успели сходить в поход, но участвовали в украшении обеденного зала. Наняли небольшой музыкальный ансамбль, который за день до приема играл на балконе для проверки звучания и занимался приготовлениями. Раз за разом Белла распевала нежную трель, но старалась никому не мешать.

В поход за растениями отправились и Пол Келлоу с женой Мэри и сестрой Дейзи. Ее кашель звучал угрожающе, но Дейзи не придавала ему значения и поспевала за остальными. Жена Пола вроде бы излечилась от золотушной опухоли, так что семейство Келлоу пребывало в отличном настроении.

Прием начался в час дня, обед — в половине третьего. Пришли Дуайт и Кэролайн Энисы со своими высокими дочерями, шестнадцатилетней Софи и пятнадцатилетней Мелиорой; Филип Придо, пожелавший сопровождать Клоуэнс, которая два дня назад колесила по графству; Кьюби Полдарк с Ноэль, а Клеменс Тревэнион составила им компанию; Эммелин Тренеглос представляла своих родителей, которые предпочли горевать об утрате и лелеять обиду на всех, кто носил фамилию Полдарк.

Сеньор де Бертендона, к счастью, поправился и стоял с маленькой пухлой супругой в вестибюле, и оба приветствовали гостей, а Джеффри Чарльз представлял их. Амадора переводила для матери.

Потихоньку большая гостиная на первом этаже заполнилась людьми, гости стали перетекать в главный зал, где на столах накрыли обед. Стульев не хватало (Плейс-хаус и Мингуз-хаус из-за Агнеты были недоступны), так что Нампара, Киллуоррен и Фернмор лишились обеденных стульев и даже обычных стульев, которые могли с грехом пополам сойти за обеденные.

— В этом доме никогда не устраивали такого огромного приема, — сказал Росс Джеффри Чарльзу, — даже на свадьбу твоих родителей.

Из-за недомогания де Бертендоны у Росса не получилось познакомиться с ним раньше, а Демельза виделась только с его женой. Они поклонились друг другу, пожали руки и пробормотали приветствие на двух языках, пока Джеффри Чарльз разъяснял родственные связи. Все с улыбкой вновь поклонились и приготовились было отойти, но тут Росс наклонился и поцеловал сеньору де Бертендона.

Это ошеломило всех присутствующих, как и Демельзу, никогда не подозревавшую, что супруг способен на подобные сумасбродства.

Позднее, когда они шли обедать, Амадора перебросилась с матерью парой слов. Маленькая пухлая дама все еще выглядела слегка взволнованной.

— Какой огромный прием ты для нас устроила, Дора! — сказала она. — Но тот человек!.. Сэр Росс, так ты его назвала? Когда он наклонился ко мне, то допустил огромную вольность! Какой болван! Какие дурные манеры! Какая типичная для англичанина оплошность! И тут я посмотрела на него. Подняла взгляд еще выше. И подумала: какой мужчина, какой красавец! И у-у-у-х! У меня просто во рту пересохло! И он говорит по-португальски!

Перед тем как пойти на обед, Демельза шепнула:

— Что ж, дорогой, это первое потрясение вечера!

— Какое?

— Как ты обнимал важную даму.

— Я ее не обнимал. Всего лишь запечатлел приветственный поцелуй на ее припудренной щеке.

— Всего лишь? Мне так не показалось. Ее это ужаснуло. Как и ее мужа. Ты мог развязать войну!

— Наверное, я ее развязал.

Росс сжал ей руку.

— Если ты ведешь себя так в моем присутствии, то боюсь представить, что ты вытворяешь, когда меня нет рядом!

— Мне просто захотелось, — сказал Росс. — Бедная женщина на чужой земле, в окружении иностранцев. Она и двух слов не может связать на английском, и ей не нравится наш народ. Ты бы поскупилась на дружеское приветствие для нее?

— А еще ты преспокойно болтал! Я не знала, что ты говоришь по-испански!

— А я не знаю испанского. Я говорил на португальском.

— Египетский бог! — воскликнула Демельза. — Чего еще я не знаю?

— Ты забыла, что я был в составе делегации, когда сопровождал португальскую королевскую семью из Лиссабона в Бразилию в 1807 году. Во время путешествия я почти каждый вечер играл с принцем-регентом в нарды... Он называл эту игру триктрак.

На самом деле в последние дни Росса охватило разудалое бунтарство — именно с этим был связан его порыв. Как таковых причин для такого поступка не было, но его натуре всегда претило соблюдение строгого этикета, а нынешний образ жизни был скучным, как однажды проницательно заметил Валентин, да, приятным, но все равно скучным. Россу хотелось вырваться из оков многочисленных мелких ограничений, которые его окружали, пусть даже и милых.

Ему не хватало общения с Джорджем Каннингом, а порой даже с известными радикалами. Это ненормально, странно и вызывает недоумение, думал он, и хотя Росс был солидарен с майором Картрайтом, Сэмюэлем Бамфордом, Робертом Оуэном и другими, обстоятельства часто толкали его в сторону противоположного лагеря, и он поддерживал существующее положение дел.

Одними из последних на прием прибыли Сэм и Розина, а за ними Бен. Совместными усилиями Демельзы в выборе одежды, а также спешным шитьем Джинни им удалось прилично нарядить грозного юношу. Кремовый шейный платок из муслина был повязан настолько свободно, что не особо отличался от его любимого красного шарфа, еще на нем были синий бархатный сюртук с бронзовыми пуговицами, кремовый жилет, черные замшевые панталоны и самые его лучшие сапоги. Бронзовые пуговицы плохо застегивались на поясе, потому что, несмотря на рост и возраст, Росс оставался очень худым.

Шахтерского цирюльника Парсонса попросили очень коротко подстричь Бену бороду, так что она превратилась почти в эспаньолку.

Когда все наконец сели, Демельза подумала, что Бен выглядит ничем не хуже других. В преддверии Рождества некоторые гости приехали в одежде, презабавно напоминающей маскарадный наряд. В большом зале с огромным окном, украшенным остролистом, плющом и веточками омелы, колыхалось в теплом дуновении ветерка пламя шестидесяти свечей, длинный стол ломился от заманчивых яств. Бутылки с вином, серебряные блюда, графины, ряды ножей и вилок, куры, индейка, гусь, омар, супы, телячья голова, ветчина, кочаны цветной капусты, украшенные веточками остролиста, печеный и жареный картофель, пироги с голубятиной, крольчатиной и макрелью, разные силлабабы, фрукты и взбитые сливки.

Эстер Карн призналась Амадоре — ей не верится, что она присутствует на званом обеде, лучше бы она трудилась на кухне или еще где-нибудь, чем — ужас какой! — сидела за столом, как «гостья». Амадора сказала, что, поскольку она новенькая в штате прислуги и главная няня Хуаны, то должна занимать подобающее место и быть в ее распоряжении на случай, если что-нибудь потребуется во время обеда.

Поскольку у Амадоры уже давно прошла утренняя тошнота, Эстер недоумевала, для чего она может ей понадобиться во время обеда, но не стала спорить. Даже когда Бен Картер сел рядом, она не заподозрила, что все заранее подстроено.

Как обычно, она покраснела до корней волос, причесанных и уложенных (оделась она мило, но непритязательно), бросала на него испуганный взгляд, но с облегчением увидела легкую улыбку на его лице и робко изогнула губы в ответ. Амадора одолжила ей простое хлопчатобумажное платье вишневого цвета, и оно прекрасно подошло.

— Не ожидал увидеть тебя здесь, — солгал Бен.