– Догнать! – раздался властный оклик.

Через десять шерстинок брыкающуюся женщину вернули назад.

– Куда же ты собралась? – вкрадчиво уточнил князь: – Без меня далеко не уйдешь. А если и уйдешь, то на мост войти не сможешь.

Фраза оказалось верной. Про мост Нюра слышала от призрака совсем недавно, а потому прекратила бороться и с любопытством спросила:

– Почему?

– После, – нехотя буркнул тот и выразительно посмотрела на охотников. Те возвращались в лес, но уши словно бы удлинились. Вот что с ящерами интерес делает.

В терем Светлейшего Нюра пошла добровольно, старательно скрывая интерес. Ящеры неодобрительно мели хвостами, но нападать не пытались. Говорить и вовсе не могли, будучи в звериной ипостаси. И лишь лютая с князем непринужденно болтали, делясь бедами. Точнее, делилась Нюра, а тот слушал, кивал и запоминал, да так увлекся, что панибратство хуторянки замечать перестал.

– А что это я все о себе да о себе? – говорить приходилось яростным шепотом, то и дело срывающимся на писк.

Рассказ давался ей тяжело. Но стоило начать и горький комок, застрявший где-то внутри, словно бы начал таять и истончаться, отдавая молчаливому князю ядовитые пары. Чем больше приободрялась Нюра, тем сильнее мрачнел князь. На лбу его прорезались глубокие борозды, а губы сурово поджались.

– Как звать-то тебя? – увлекшаяся Нюра совсем позабыла, что болтает не с Дареном. То, что не все благородные баре столь добродушны, как он, тоже упустила из виду.

– Игидар, – негромким хрипловатым голосом отозвался князь. Вольность его, если и задела, то виду не подал.

– Даже имя важное, – хмыкнула Нюра, припоминая Дарена. Его имя ей тоже казалось куда значительней своего. – А меня… а мне Аннель подходит? – спросила она быстро.

Игидар внимательно посмотрел, обдумывая, что на самом деле хотела сказать говорливая волчица, но допытываться не стал. Предел откровений есть у всех. А она, итак, открыла многое. Хотя, не все. Не все.

– Очень. Ты такая же открытая, как и это имя.

Нюра торжествующе улыбнулась: не лгал чародей. А то, кто его знает, наплел с три короба и исчез. Выручай теперь.

– А откуда у тебя эти руны? – она ненавязчиво махнула рукой на запястья князя.

– Давняя история. То есть для меня давняя. А для тебя молодая. Вот прям как ты. Вы с ней, наверное, ровесники, – глаза Нюры так и загорелись от предвкушения. В самом деле, она перед ним всю душу вывернула. Ну почти. Его черед откровенничать! Но тот бросил короткий взгляд на спутников с тяжелыми коробами на спинах и радушно воскликнул: – А вот и мой терем. Будь как дома!

Лютая оценила домину размером с весь ее хутор и цинично хмыкнула:

– Это вряд ли! Но за предложение, спасибо.

У ворот их встречала ящерка с грубо размалеванным лицом. Толстенный слой белил вовсе не скрывал покрытое бляшками лицо. Угольная подводка смотрелась жутковато и комично на перекошенных и полуприкрытых веках.

– Опять замарашку притащил! – зло крикнула она. – Мало тебе одной! Мало! – она визжала, брызжа слюной, и смотрела на Нюру с такой ненавистью, что та предпочла спрятаться за широкую спину князя.

– Это тебе, Услада, похоже мало. Зверь тебя уже наказал за жестокость. А ты все не успокоишься, – презрительно обронил Игидар и, брезгливо скривившись, процедил: – Зачем приехала? Я не разрешал тебе возвращаться!

– Что ж я и отца повидать не могу? – ящерка уперла кулаки в раздобревшие бока и слегка наклонилась вперед. Вышло угрожающе.

– Повидала? Возвращайся назад. Да его забери. Он от дел уже отошел. Нечего ему в тут делать.

– Как это нечего…

– Я сказал, возвращайся назад! – рявкнул Игидар и ящерка, подхватив длинную юбку, помчалась в сторону стойл, дабы приказать готовить упряжку к отъезду.

Охотники остались во дворе заниматься добычей, а князь пошагал к лестнице, бросив короткое:

– За мной!

Нюра вытаращила глаза и приоткрыла рот, дабы возмутиться подобному обращению, но вовремя вспомнила, что не в родной хуторе. Бежала она даже быстрее ящерки.

Игидар привел ее к горнице, около которой долго стоял, не решаясь войти. Потом рывком распахнул дверь и сморщил породистый нос от затхлого запаха. Лютая осторожно заглянула внутрь. Горница выглядела нежилой. Пыль толстым ковром укрыла все, до чего дотянулась. Окно заросло грязью и давало прискорбно мало света, даже для непривередливой Нюры.

– М-да, эта не подойдет, – молвил князь после десяток шерстинки молчания.

Он стоял посреди горницы и смотрел словно бы внутрь себя. Выглядел при этом так, точно постарел на добрый десяток шкур за один миг. А ведь для дитя Зверя он довольно молод. С Нюрой, конечно, не сравнится, но еще жить и жить. Сейчас же смотрелся так, будто вот-вот к Зверю отправится.

– Здесь она и жила.

Глухой хрипловатый голос прозвучал неожиданно, отчего лютая вздрогнула, но уточнять не рискнула. Она молчала, надеясь на продолжение и оно последовало. Слова падали сухими листьями, рассыпающимися на ветру. Но даже из этой трухи сочилась горечь, проникая в горло и мешая дышать.

«Как? Как такое вообще возможно?», – хотелось спросить Нюре, но прерывать князя не рискнула. Слишком хорошо понимала. Она носила в себе этот яд неполных пятнадцать клоков и то чуть не захлебнулась. А тут, как он вообще выжил?

Волчица исподволь разглядывала горницу, в которой кипели нешуточные страсти. Князь превратил ее в алтарь своей памяти. И пусть бывал тут редко, но сохранил все в точности, как и при единственной владелице. У него есть этот алтарь, у нее нет даже этого.

Шалаш она позже искала не раз, и не два. Место, где он был, впечаталось в ее память слишком плотно, что казалось и каленой кочергой не вытравить. Однако, ничего. Совсем. Точно никогда и не было. Оттого и ушла. Оставаясь там, начало казаться, что Дарен лишь плод воспаленного воображения. Сама придумала, сама влюбилась.

А тут… тут еще страшнее. Так ведь и вовсе с рассудком попрощаться можно. Коли этому яду покланяться столько шкур подряд.

– Хватит! – прервала она резко. Игидар вскинул удивленный взгляд, а она продолжила: – Хватит казнить себя за прошлое! На все воля Зверя. Это знает каждый. Ты зря думаешь, что мог все изменить. Не мог!

– Ждан, шаман наш, также говорит. Говорит, судьбу изменил не я. Но имя того, кто это сделал, не называет.

– Покрывает, стало быть?!

– Говорит, он отплатил сполна за содеянное, и власть, к которой стремился, не получил.

– А эта… перекошенная… эта та самая да… змеюка которая?

– Слышала бы она тебя, – усмехнулся Игидар, выходя и затхлого плена. – Услада первой красавицей слыла. В княгини метила. А так ни с чем и осталась. Красоту проказа сожрала. А без красоты женихов не сыскалось. Даже за деньги не сыскалось. У батюшки ее их немало водится.

– А кто у нас княгиня-то? – как бы, между прочим, поинтересовалась Нюра, следуя за мужчиной в следующую горницу.

Судьба несчастной медоедки взволновала ее настолько, что князя она невольно посчитала занятым и оттого ревновала. Не за себя. За невидимую подругу.

– А нет княгини.

– Кому же ты княжество оставишь?

Лютая разрывалась от противоречивых мыслей: радовалась и огорчалась разом. Мысль идти в компании опытного воина нравилась все больше и больше. Да и общество его казалось довольно безопасным. Раз уж за столько шкур княгиней не обзавелся, то на ее честь посягать точно не станет. Самое то для опасного путешествия.

– Племяннику. Его моя сестрица младшая давно к власти готовит, – отозвался Игидар и добродушно усмехнулся: – Назови я кого своей суженной, огорчится. Так ведь и до наследников недалеко.

– От и хорошо. От и правильно! Вдвоем веселее. Да и не дойти нам поодиночке. А вместе запросто! Когда выступаем?

– Как только я дела передам. Да подданных успокою.

– А мне, что делать?

– Отдыхать! О вещах я сам позабочусь и для тебя и для себя, – он выразительно глянул на слишком легкий для студеной погоды наряд, хлопнул ее по плечу, точно они уже в пути бок о бок, и вышел.