Восприятие этого большого стихотворения требует «длинного дыхания». Столь «круто замешанный» образный ряд, нагромождение образов, не делают тем не менее эти катрены «заумью». Полупрозрачное стекло кристаллов доносит то, что хотел сказать автор, не напрямую, а преломляясь по пути в сотне других граней. И если вы научитесь ощущать гармонию «непонятных» стихотворений, по праву станете счастливчиком, всякий раз открывающим для себя новую планету в Галактике под названием Поэзия.
Наталья Борисова, поэт и переводчик 1. «Они не знают зеркал…» Они не знают зеркал. Их отраженье – полёт. На волглых пролежнях скал небесной манны склюёт — и вновь вольна и легка, что в ней? – всего ничего. От сильных мира сего — к счастливым мира сего. «Лес рубят – щепкой улетаю…» Лес рубят – щепкой улетаю, полёт – прекраснейшее время, короткое – но сколько смыслов — когда подхватит щепку ветер, когда очнётся в ней Скиталец, эгрегор срубленных деревьев, туман подсвечен коромыслом — расслабься и лови просветы сквозь вавилоны революций. Что вы хотите от блондинки? Везёт нас под Червону руту шофёр с георгиевской лентой, поскольку неисповедимы пути миграции оленей, и ассирийцы в медных шлемах склонятся низко над суглинком чуть выше верхнечетвертичных делювиальных отложений, и, не учтя мой опыт личный, меня назначат первой жертвой. «Там, волнуя траву, мягко стелются овцы…» Там, волнуя траву, мягко стелются овцы, сами – волны, опаловы, пеги, черны, и невинны… Их суть – из бесчисленных опций — там, где стелются овцы – нам не до войны. Где в зените акации отяжелели знойным маревом, и опоили июнь, воздух гуще, и овцы плывут еле-еле по летейским волнам, и неслышно поют, в серебре встань-травы, в сонмах ласковых духов, с детским сонным доверьем левкои звенят, отголоски беды не касаются слуха и не тронут тринадцатидневных ягнят. Над равнинной рекой – к водопою – склониться и протечь вдоль неё чуть повыше – туда, где не так безнадёжно чернеет вода и ещё пробивается свет сквозь ресницы… «В огороде бузина…» В огороде бузина, а в Киеве сектор. Надо вычерпать до дна этот горький вектор. Здесь мы ляжем, но пройдём, связанные кровью, всё, чего не смыть дождём, спрячем в изголовье, что не вытравить в душе даже автомату, что прошло на вираже через ридну хату. А в Киеве Бузина… Омутом дурного сна, символом инферно слабонервная весна — Русская, наверно. Дошепчу свой дикий стих мёртвыми губами, ворд поправит, бог простит, прокурор добавит, люди цену назовут ломаному грошу, с головы платок сорву — им под ноги брошу. Автобус Ростов-Одесса Золотые подсолнухи, тряска разбитых дорог, серебристой маслины дичок раскудрявил пространство. Это родина, мама, любовь, это дети и бог, всё моё, всё, чем держится мир, соль его постоянства. Павиличьего цвета растрескавшиеся дома. Я вольна не спешить, не мудрить, быть блаженно неточной. Но с другой точки зрения эта свобода – тюрьма, значит, буду держаться подальше от названной точки. Факты – вещь не упрямая, нет – их довольно легко размешать, измельчить, выпечь с корочкой, сдобрить корицей, но всегда горьковато у дикой козы молоко, и всегда виновата от всех улетевшая птица. А в разреженном воздухе пули быстрее летят, это если – в горах, там и мысли мелькают быстрее, а в степи – зависают… Лишь дикий горчит виноград… С точки зрения ангела – быстро летим. Всё успеем. «В резиновом автобусе веселье…» В резиновом автобусе веселье. Ты пробку, давку, сам себя прости. В своих больших, распахнутых и серых всего и не пытайся уместить. С тех пор, как люди изгнаны из рая, вот так и ездим – а кому легко? Младенцы с крокодилами играют, и Ромул пьёт волчицы молоко. Как правду режут – в украинских, в русских — на лживые газетные листы — в своих весёлых, чёрных, умных, узких — не фокусируй, сплюнь, перекрестись. В своих зелёных, влажных и раскосых не отражай чужого торжества, ведь каждый мелкотравчатый философ тут состоит из антивещества. Не красота спасает мир, а зрячесть, не слушай – просто жми на тормоза, пока не отразилась сверхзадача и счётчики кровавые в глазах. «Я с годами сильней привязалась к Итаке…» Я с годами сильней привязалась к Итаке — я вольна иногда выбирать несвободу — от чего захочу – в том и смысл, не так ли — нам решать, кто нас радостно встретит у входа. Полный дом переломанных стереотипов, в нём и жить невозможно – немного традиций всё же надо оставить – иначе увянет и цветок на окне и гирлянда на ёлке (не пора ли убрать?) – ну ещё полстраницы… Полстраницы всего – и на выход с вещами, душу тянет в воронку – не спрячешь, не скроешь. Мне моя голова ничего не прощает, мы по разные стороны линии фронта, объявила войну, скоро вовсе забанит, будут добрые ангелы в белых халатах, затворюсь под живучей, как кошка, геранью, чтобы весь этот мир объявить виноватым. Vita brevis, а прочее – спорно, неточно. Каждый день собираю себя из кусочков, на которые ты меня к вечеру крошишь, я срастаюсь всё дольше, теряются пазлы, так и лезут, царапая, злые лушпайки — нелегко отделяются зёрна от плевел, плач дельфина – два вдоха и выдох – попробуй, да помогут дельфины пройти этот левел. |
