Шумное застолье перетекло в не менее веселые шутовские конкурсы и пляски. Все веселились, провозглашали искренние тосты и от души радовались за молодых. Лишь глубокой ночью, когда подвыпившие гости стали делиться на кучки по интересам, Ян смог незаметно для всех выйти на пирс, подальше от громкой музыки и наконец-то, оставшись один, спокойно закурить, пуская струи дыма в темное звездное небо над головой. Докурил, но возвращаться не спешил. Засунул руки в карманы джинсов. Чуть откинул голову назад и вглядывался в темную даль над гладкой поверхностью воды. Тонкие руки обняли его за пояс, и миниатюрное тело прижалось к его спине.

– Тебе невесело. Ты устал, – резюмировала сестра.

– Мне было весело, а теперь устали все, – он успокаивающе погладил ее руки.

– Это точно! Мотоциклисты, они такие – гулять – так гулять! Ничего не делают в полсилы. Ты, кстати, часом, не надумал сесть на байк? – Инна выглянула из-за его плеча, пытаясь разглядеть лицо. Ростовских хмыкнул:

– Это не моё.

– А что твое? – ухватилась девушка за мысль, развивая беседу. Ян раскусил уловку сестры, но не был настроен углубляться в описание своих невеселых дум, посетивших его еще днем, и уж тем более не собирался грузить ими виновницу торжества. Он развернулся в кольце рук Инны, и обнял ее за плечи:

– Тебе всегда удавалось выведать у меня все секреты. Еще в детстве, когда новогодние сладкие подарки были припрятаны в шкафу, ты умудрялась выпытать у меня, где именно, чтобы тщательно изучить содержимое пакетов и распланировать, какие конфеты съешь в первую очередь, а какие оставишь на потом.

Инна улыбнулась этому воспоминанию:

– А когда мама замечала, что упаковка раздербанена, ты всегда прикрывал меня и говорил, что хотел украсить ее получше, но … увы и ах!

Они предались тем редким счастливым, где-то проказливым воспоминаниям из детства, усевшись прямо на пирс плечом к плечу.

– Ян, я переживаю за нас… Что будет дальше? – вдруг поменяла тему Инна.

– А я, наоборот, спокоен. Ты в надежных руках. Беркутов умрет, но сделает тебя счастливой…

– Этим-то он как раз меня не осчастливит.

– … так что перестань забивать себе голову всякой ерундой и сосредоточься на своей семье.

– А как же ты?

– И я могу сосредоточиться на твоей семье, только вряд ли ты обрадуешься моему вмешательству, – пошутил Ян.

Инна качнулась в его сторону, несильно толкая плечом.

– Ну, правда. Что будет с тобой?

– Хорошо все будет. Даже не сомневайся.

– Я люблю тебя, брат, – девушка положила голову на его плечо.

– И я тебя, маленькая.

– Знаешь, он хороший человек. Он позаботиться обо мне.

– Знаю.

– И любит меня также сильно, как и я его.

– Знаю.

Но на все тихие заверения брата Инна никак не могла отделаться от беспочвенного чувства вины перед ним, будто она предает его, оставляя одного, а сама заводит семью. Предательская слеза скатилась по щеке, она шмыгнула носом.

– Полно тебе, маленькая. Разве так встречают новую жизнь? Ну? – даа… успокоитель из него так себе. Хотя они оба понимали, что Инна переполнена избытком чувств, потому и расплакалась на ровном месте.

Следующий день свадьбы прошел более спокойно: суматошная шумиха сменилась размеренным теплым деньком с посещением бани, купанием в озере и поглощением еды с живого огня.

Прошел почти месяц со дня его посещения деревни, когда Ростовских приехал с бригадой рабочих на грузовике разгребать мусор с участка. На этот раз несколько женщин гораздо старше Софии в черных одеяниях от макушки от пят копошились в огороде. По приезду, он направился к ним представиться – как-то нехорошо будет испугать старушек своим внезапным появлением. Так как не было никакого разделительного забора, он беспрепятственно проник в их огород.

– Приветствую, – поздоровался он с первой попавшейся бабулей. Та испуганно вскинулась на него и чуть ли не шарахнулась. – Я ваш сосед, Ростовских. Пошумлю тут немного, надеюсь, не помешаю, – не получив никакой обратной реакции, он развернулся и ушел. Может у них обет молчания или еще какая мутотень? Ладно. Проехали. У него и так немало работы, чтобы еще гадать о странной реакции на него.

Вывезти весь мусор за раз не удалось, как он рассчитывал. Пришлось работать в два подхода, и пока он ждал возвращения машины, расположился в тени вблизи стоящего дерева на перекус – в этот раз он подготовился. К концу его нехитрого обеда подошла женщина, понятно, в черном. Ян поднялся навстречу в знак уважения.

– День добрый. Меня зовут сестра Анастасия. Я временно замещаю Матушку-настоятельницу в нашем монастыре, – представилась женщина преклонных лет со строгим лицом, прорезанным глубокими морщинками. – Пришла засвидетельствовать свое почтение вам, как… новому соседу?..

– Верно, – кивнул Ян и почувствовал себя неуютно под пристальным разглядыванием монахини. День был жаркий, и он скинул рубашку, выставляя на обозрение свое покоцанное тело. – Меня зовут Ростовских Ян, и я намерен отстроиться на своей половине участка заново и жить здесь. Возможно, вы захотите разделить участок забором – давайте обговорим этот вопрос.

– Никакой забор не спасет от злых умыслов, потому и живем мы открыто, ни от кого не таясь и никого не отдаляя от возможности приобщиться с божественным.

Ян еле сдержался, чтобы демонстративно не закатить глаза.

– Как хотите, – пожал плечами. – Лето обещает быть жарким, и если меня не будут смущаться ваши… эээ… воспитанницы, можно и без забора.

Монахиня снова окинула его придирчивым взглядом мудрых карих глаз, безошибочно определяя, в каком виде он собирается трудиться.

– Здесь долгое время никого не было. Могу я поинтересоваться, откуда вы прибыли?

– Из мест не столь отдаленных.

Она слегка нахмурилась:

– У вас есть семья? Супруга? Дети?

– Я один.

– Друзья?..

– Не так, чтобы…

– Животные?

– Планирую завести.

Сестра Анастасия еще раз окинула его взглядом и теперь в ее глазах Яну почудилась жалость к его одинокой судьбе. В подтверждение этой неприятной догадки она выдала на прощание:

– Вы всегда можете обратиться за помощью к Богу и двери нашего, хоть и женского, монастыря всегда открыты для страждущих и нуждающихся. Храни вас Бог.

Со всеми детьми, как с «ангелами», так и с уродцами, провели поучительно-назидательную беседу, чтобы впредь они вели себя в соответствии с их воспитанием и обучением, ибо в будущем им предстоит заниматься всем вместе. В тот памятный день многие ребята испытали настоящий шок от увиденного, и теперь им предстояло как-то пересилить свою брезгливость или зависть – оба эти чувства были одинокого сильны.

Следующим испытанием на прочность стал объединенный обед. На нем девочки показывали свои умения сервировать стол и подбирать яства, а мальчики вели себя, как радушные гостеприимные хозяева, ухаживая за девочками. Чуть позже привели уродцев, которые, судя по всему, не учили как правила приличия, так и элементарный этикет. Последние просто плюхнулись каждый на свое место и начали поглощать все без разбора предложенные блюда, не соблюдая последовательность. Наставники и Помощники сидели во главе стола и строго поглядывали на учеников, стоит кому-то слишком затянуть паузу в светском разговоре или высказаться непозволительно резко. Но это касалось только красивых детей, которых обучали правилам поведения за столом. Уродцам же до обидного позволялось все, кроме дерзости.

Когда одна из прелестных девочек заводила непринужденную беседу о результатах недавно прошедших скачек, только мальчик, подобный ей, мог поддержать беседу. И очень трудно было делать вид, что не обращаешь внимания на то, как мальчик напротив, без носа и рта, грязными руками прямо в тарелке толчет изысканное блюдо, превращая его в однородную кашеобразную массу для того, чтобы класть его в черное отверстие в основании шеи и проталкивать по пищеводу внутрь. Очень сложно контролировать, ровное звучание голоса при виде того, как девочка своими клишнеобразными кистями пытается положить в рот хоть что-то из еды, за невозможностью пользоваться столовыми приборами.