— А выглядишь, как будто болит. Ты на Бангкок?

Он неопределенно покрутил головой, сдвинул на затылок фуражку и с неожиданной злостью спросил:

— Ну что, бросил тебя твой кобелина?

Она посмотрела на Гарина и вдруг ослепительно улыбнулась, словно стояла у трапа, приветствуя очередного випа, о котором экипажу доложили заранее.

— Ну да, бросил, — буднично ответила Карина. — И что?

— И ты совсем не страдаешь?

— Почему я должна страдать? — удивилась она. — Я ведь изначально знала: ничего не будет. Непонятно только, с какого боку тебя это волнует.

— А вот с такого. Козел он, — сказал Гарин.

— Козел, конечно. А разве кто-то лучше? Мужики все козлы по определению, а красивые мужики — тем более. Головная боль для любой жены, любовницы, подруги.

— Почему это?

— Потому. Вам кажется, что вам все должны просто по факту существования. Вы устраиваете состязания: кто больше перетрахает, у кого машина круче и член длиннее… и все такое.

— Много ты понимаешь в мужиках, — с неожиданной горечью, сказал Гарин. — Если один урод попался, зачем остальных той же меркой мерить? Я, может, о тебе уже два месяца думаю. А теперь выясняется, что я — такой же, как этот твой…

— Вадим, я ничего такого не говорила…

— Не говорила, так подумала. Думаешь, я не знаю, какая у меня тут репутация? А я, может, с серьезными намерениями. Я, может, даже женился бы.

— На мне?

Карина рассмеялась, а Гарин наградил ее злобным взглядом.

— Что я такого смешного сказал?

— Да так… Классная у нас будет семейная жизнь, Вадик. Ты в рейс, я в рейс. Ты в Бангкок, я в Париж. Сколько мы вместе будем? Три дня в месяц? Или четыре? Нам ведь даже встретиться будет проблематично. Ну, а потом рано или поздно рядом окажется какая-нибудь… Сашка, и я опять буду мучиться?

— Откуда ты знаешь, что так будет?

— Да ничего я не знаю, — отмахнулась Карина. — Помнишь пословицу про журавля и синицу, Вадик? Только в нашем с тобой случае, в небесах — два журавля, ищи свищи…

— Скажи еще раз, — прервал ее Гарин.

— Что сказать?

— Ну… Ты когда меня Вадиком называешь, у меня сердце обрывается.

Она ничего не сказала, только улыбнулась. Гарин потоптался на месте и, оглядевшись по сторонам, наклонился к ней и шепнул:

— Почему ты решила, что у нас ничего не получится, если мы даже не пробовали?

— Не надо, Вадик, — ласково сказала Карина. — Просто не надо. Ничего из этого не выйдет.

— Посмотрим, — с сомнением сказал он.

— Смотреть тоже не стоит.

— А я все равно посмотрю, — сказал Гарин, и ей показалось, что в его голосе отчетливо слышны нотки то ли непонятной угрозы, то ли обещания.

Парижский рейс был традиционно «разворотным» и это значило, что спать вообще не придется, но Карина не унывала. Подумаешь, не спать. Зато лету всего восемь с небольшим часов в обе стороны. Да и рейс ночной. Пассажиры будут вялыми, тихими, получат свой паек, и угомонятся.

Встречая пассажиров, Карина выхватила из толпы знакомое лицо, но в этот момент ее отвлекли, и она позабыла о встрече. И только спустя два часа, когда пришло время толкать по проходу тележку с касалетками, она увидела соседа Мишу, чистенького, патлатого, сонно хлопающего глазами. Позади него сидели смутно знакомая пара, причем женщина была очень похожа на Мишу. Карина припомнила, что это его родители, которых она мельком видела пару раз. Рядом с Мишей сидела девушка, замотанная в плед, как в кокон, но разглядеть ее лица не удавалось. Только белесая макушка торчала из синей шерсти.

— Ой, привет, — обрадовался Миша. — Надо же, не ожидал тебя тут встретить. Все летаешь?

Блондиночка нервно завозилась и вроде бы стала подглядывать.

— Здравствуйте, — вышколено ответила Карина. — Вам курицу или рыбу?

— А, понимаю, не положено, да? — рассмеялся Миша. — Рыбу, наверное. Мара, ты что будешь?

Укутанная в плед блондиночка высунула наружу острый нос и капризно протянула:

— Курицу. А сок у вас фрэш?

— Разумеется, — отбила подачу Карина. — Мы с пилотом лично выжимали, а потом по пачкам разливали. Апельсиновый, томатный, яблочный?

— Апельсиновый давайте, — сказала Мара и, получив свой стаканчик, добавила с недовольной гримасой: — Облуживание чёрт-те что…

Карина проглотила обиду и откатила тележку дальше. Спустя несколько минут неприятный инцидент с подружкой соседа был позабыт.

С Мишей она столкнулась у туалета. Воспользовавшись отсутствием других членов экипажа, Карина без особого интереса спросила:

— На рождественские каникулы летишь?

— Да как тебе сказать… — замялся Миша. — Вообще-то родители решили, что мне лучше пожить за пределами родины. Сама посуди, что тут делать, в нашей Раше? Грязь, пьянь и рвань. А Франция — это Европа, как ни крути. К тому же мне обещают кое-какую должность при посольстве. Так что я, пожалуй, лет на пять попрощаюсь с Москвой. Может быть, вообще не вернусь, не знаю пока.

— У тебя вроде были какие то неприятности? — невинно поинтересовалась Карина.

— У меня?

— Ну да. Мне Маргоша рассказала.

Миша фальшиво рассмеялся.

— Никаких неприятностей. Просто сдал дачу случайной знакомой, а та вляпалась в какую-то дикую историю. Но мы ни при чем. Надо просто осмотрительнее выбирать знакомых.

— Ну и слава Богу, — вежливо сказала Карина. — Счастливо обосноваться в Париже.

Миша постоял рядом еще несколько секунд, а потом словно нехотя ушел на свое место. Его блондинистая подруга уже высовывалась из-за ряда кресел, как суслик из норы, отслеживая перемещения ненаглядного.

Карине стало смешно.

Бессонная ночь дала о себе знать по прилету. Устало волоча ноги, Карина отчиталась о проделанном рейсе, сдала остатки товара из дьюти фри и деньги и побрела к выходу, мечтая вымыться и лечь спать, но по дороге почувствовала, что вот-вот уснет. Нашарив в кармане горсть мелочи, Карина пошла к автомату, взяла двойной эспрессо и стала осторожно отпивать из стаканчика. Наблюдая за суетой пассажиров, она вновь натолкнулась на знакомое лицо.

Обе инстинктивно шарахнулись друг от друга, но Карина быстро взяла себя в руки и сдержанно улыбнулась. Олеся сперва делала вид, что не заметила одноклассницу, но потом сообразила, что притворяться глупо, неохотно сползла с диванчика и подошла ближе.

— Привет, — невесело сказала она. — Ты прилетела или улетаешь?

— Прилетела, — ответила Карина. — Москва-Париж-Москва. Устала, как собака. А ты улетаешь?

— Ну да, — кивнула Олеся и мотнула гривой в сторону диванчика, на котором вольготно расположился немолодой, и не слишком привлекательный мужчина. — Лечу Европу посмотреть. Мне кажется, сейчас самое время.

Она пытливо посмотрела на Карину, спросит ли та, почему «самое время» наступило сейчас, справедливо подозревая, что если спросит, значит, о славе порнозвезды она не слышала. Но Карина не спросила, и даже ответила сочувствующим взглядом, в котором не было никакого презрения.

— Помнишь, как мы сюда ехали? — спросила она. — Наивные такие. Думали, Москва падет к нашим ногам. Я вот хотела в университет, а ты…

— Я ни о чем не жалею, — грубо прервала Олеся. — Знаешь, в моем настоящем есть масса преимуществ, если отбросить всякую хрень типа морали, никому на фиг не нужной. Да, я стала, кем стала. А что было бы, если меня взяли бы в актрисы? Четыре года учебы, и в идеале, вероятно, никаких перспектив. Я теперь ученая и прекрасно понимаю, насколько зависимы от чужих капризов девочки и мальчики, идущие в актеры. Можно всю жизнь прождать роли, и так и не дождаться. У меня, по крайней мере, все честно.

— Ты сама в это веришь? — тихо спросила Карина.

— А ты мне в душу не лезь, — зло ответила Олеся.

— Да я и не лезу.

Занятые разговором, они не обращали внимания на происходившее вокруг. В телевизоре, висящем почти под потолком, шел выпуск новостей. Диктор в строгом костюме хорошо поставленным голосом сообщил, что в ближайшее время начнется суд над основательницей и солисткой панк-группы «CrazyRabbit», Натальей Толокушиной, которая обвиняется в непреднамеренном убийстве несовершеннолетнего.