— На человека похож. Он дневник конкурса вел и дал мне попить. Совершенно не похож на этих надутых звезд, вроде Алмазова.

— Все они одним миром мазаны, — заключил Шершень. — Место тут хлебное, самый центр. Дом снесут, построят супермаркет или офисный небоскреб. Денег огребут кучу. Самое поганое, что народу от этого никакой пользы… Ладно, пошли, выйдем, вон наши подтягиваются…

Наташа мельком подумала: о каком народе говорит Шершень? Ведь дом давно в аварийном состоянии, жильцов расселили, но, видимо, ему было виднее. Однако на всякий случай она, с сомнением бросив взгляд в окно, сунула в карман джинсов кошелек с остатками денег, последние целые колготки и паспорт. В случае, если вернуться не получиться, она сумеет уйти без потерь.

«Наши», действительно подтянулись нестройной разномастной толпой, и пока работники кровопийцы Боталова расслаблено ждали команды сверху, быстро организовали у подъезда баррикаду, преграждая вход взрывникам. Наскоро намалеванные плакатики кричали косыми буквами: «Руки прочь от нашего дома!», «Не позволим рейдерских захватов!» и «Боталов, не взрывай наших детей!» На появившихся демонстрантов рабочие смотрели сперва с усмешками, а потом с откровенной злобой. Видимо, простой был не в их интересах.

— Каких детей? — спросила Наташа, показывая на плакат. Шершень пожал плечами.

— Какая разница? Нам надо телевидения дождаться, чтобы все выглядело красивее, и желательно до приезда ментов.

Подбадривая толпу, Шершень почему-то оставался в задних рядах, не высовываясь, что многих вроде бы вполне устраивало, давая возможность покрасоваться. Наташа была не исключением. Мысль, что ее покажут по телевидению, ужасно понравилась. Она полезла вперед, растолкав других революционеров, и с удвоенным рвением принялась выкрикивать протесты, потрясая маленьким кулачком. Рабочие, гримасничая, наблюдали за ней, а мужчина в куртке с логотипом строительной фирмы, даже плюнул и стал кому-то названивать.

Появление микроавтобуса, откуда торопливо выпрыгнула девица с микрофоном наперевес, и парень с камерой и треногой, Наташа заметила сразу, оживилась и закричала еще сильнее. Девица оглядела скандирующую толпу с интересом, и, дождавшись, пока оператор установит камеру, сунулась с микрофоном к мужчине в куртке с логотипом, представляющего интересы олигарха-кровопийцы.

Мужчина от камеры шарахнулся, как заяц, и моментально скрылся за бульдозером. Прыткая девица бросилась следом, оператор выдернул камеру и побежал за ними. На шум постепенно подтягивались прохожие. Наблюдать за происходящим было невероятно весело.

— Смотрите! — закричала Наташа. — Эти уроды даже не пытаются оправдаться!

Революционеры затрясли плакатиками и радостно загалдели.

Что происходило за бульдозером, со стороны дома не было видно, но через пару минут к воротам подкатила черная иномарка, откуда выскочил пузатый чиновник с кожаной папочкой. Вскоре корреспондентка показалась вместе с ним и представителем «Рубикона», поставила обоих на фоне вяло скандирующей толпы и стала расспрашивать. Чиновник, ожесточенно жестикулируя, что-то говорил. Толпившиеся неподалеку рабочие смущенно кивали, поддакивали.

Решив, что с них хватит эфирного времени, Наташа забралась на баррикаду и задрала майку наверх, обнажив голую грудь. Рабочие одобрительно загалдели, чиновник захлебнулся словами и выронил папку, а оператор, бросив его снимать, навел объектив на Наташу.

Революционеры восторженно взвыли, и вскоре рядом с Наташей оказались еще две незнакомые девчонки, сдернувшие с себя кофточки. Повизгивая от восторга, они размахивать частями туалета, словно знаменами.

Теперь их снимали уже все, выставив вперед хищные рыльца сотовых.

Корреспондентка решительно двинулась к ним, отчаянно махая оператору, снимавшего демонстрантов издали. Наташа обрадовалась, оглянулась на Шершня, ожидая, что идейный вдохновитель окажется рядом, но его почему-то нигде не было видно. Вдали завывала сирена. Революционно настроенная масса вдруг настороженно повела носами и одновременно опустила плакаты. Только в этот момент Наташа вдруг сообразила, что это развлечение может закончиться не так радужно, как намечалось. Нащупав в кармане колготки, она вытащила их и моментально натянула на лицо.

Чулочки трепались по щекам, придавая ей вид то ли взбесившегося домушника, то ли игривого зайчика с перекошенным расплющенным лицом и негритянским носом. Корреспондентка уже ткнула ей микрофоном в нос и решительно спросила:

— Расскажите, против чего направлена ваша акция!

— Мы выражаем свой протест! — крикнула незнакомая девушка слева, не озаботившаяся тем, чтобы прикрыть лицо. — Мы против!

— Против чего? — любезно осведомилась корреспондентка. Девушка смутилась и проблеяла что-то невразумительное. Наташа быстро перехватила инициативу.

— Мы против сноса этого дома, в котором провели много счастливых дней! Мы считаем недопустимой хаотичную застройку Москвы, которая при полном попустительстве мэрии, позволяет обогащаться всяким там… Боталовым! Долой асфальтовые джунгли! Да здравствует Москва без промышленных небоскребов!

Девицы радостно загалдели и стали выдвигать свои требования в услужливо подставленный микрофон. Наташа верещала вместе со всеми. На краешке сознания вертелся навязчивый звук приближающихся сирен.

— Как оказалось, местные жители, несмотря на якобы представленные им квадратные метры, продолжают жить в аварийном доме, — бодро заверещала корреспондентка. — Как нам только что стало известно, акция протеста была организована радикальным движением активистов молодежного крыла партии неонацистов России «Народный Спас», известной своим несогласием с радикальными решениями администрации Москвы…

Наташа сдавлено хихикнула.

Ощутив, что сзади кто-то тащит ее за локоть, она обернулась. Сквозь черный капрон было плохо видно, но ей показалось, что за спиной стоит Миша. Она потянула колготки, освободив один глаз.

— Пошли, — быстро сказал Миша. — Сейчас начнут хватать.

Она не сразу сообразила, что он имеет в виду, но позволила выдернуть себя из толпы, словно молодую редиску. Радостная, что он пришел, Наташа бежала за ним, задрав колготки на лоб. Оба чулочка трепеща крылышками бабочки, летели за ней. Миша решительно оттащил ее в сторону и торопливо спросил:

— Документы, деньги с собой? Ну? Соображай! Или там остались?

— А?

— Бэ! Барахло твое где?

— С собой, — рассеянно сказала Наташа, похлопав себя по карманам. — Там только кофта и штаны.

— Хрен с ними, — отмахнулся Миша. — Пошли скорее, пока менты еще не очухались… О, началось. Бежим!

Наташа обернулась.

На помощь «Рубикону» примчался целый автобус с полицией. Чиновник махал руками и требовал призвать бунтарей к ответу. Из папки на землю сыпались листки бумаги, но он этого не замечал, продолжая вопить с пеной у рта.

Журналисты продолжали снимать происходящее, наблюдая за всем с интересом.

Демонстранты торопливо побросали плакаты и бросились врассыпную. Слаженными действиями полицейские оттеснили журналистов в сторону и стали догонять протестующих, а догнав, волокли в автобус. Сопротивлявшихся награждали пинками, затрещинами, выворачивали руки и, схватив за волосы, швыряли внутрь.

— Садюги, — выдохнула Наташа, а потом добавила недавно услышанное слово. — Гестаповцы!

— Молчи, — сказал Миша. — Береги дыхание.

Они мчались, поминутно оглядываясь, но полицейским, кажется, хватало работы, и двух ускользнувших из бредня рыбешек никто не преследовал. Отбежав на квартал, они спрятались в одном из дворов и, устроившись на детской площадке, облегченно закурили. Миша с усмешкой стянул с головы Наташи болтавшиеся колготки.

— Прикольно ты придумала.

Она закивала, ободренная похвалой, радостная уже от того, что удалось выйти из передряги без особых потерь, и что Миша был рядом, и, чтобы хоть что-то сказать, безразлично поинтересовалась:

— Как думаешь, где Леша? Успел сбежать?

— Шершень-то? — усмехнулся Миша. — Конечно. Он прекрасный стратег. Бросил вперед пушечное мясо, а сам отошел на задний план.