– Был Палладий и был он лжец и негодяй. Был Августо Вера и было счастье в Антилии. Потом был Морель, который привел на Антилию американцев и англичан и немцев и французов и кого только еще не привел, чтобы красть и воровать. И начался кризис и упадок и вот пришел Артуро Бальтазар, настоящий человек, и скоро все будет как при президенте Вера. Вот, ученики, все, что нужно знать вам о истории Антилии. Я не учитель истории, а рассказал всю правду в двух словах. Урок окончен.

Директор спрыгнул с подоконника и устало направился в кабинет. По пути он стал хлопать в ладоши, тяжело, его ладони работяги звонко гремели на весь коридор, заполненный до отказу его зрителями, которые не сразу поняли, что аплодирует директор сам себе, и призывает их к тому же. И учителя, а затем и ученики, испуганно и страстно зааплодировали директору вслед.

Вскоре Эрик помирился с Гарви, только общался с ним все реже, потому что завел и других друзей. Примирение Розы и Дэдрика тоже случилось, однако же причиной тому послужил не диалог, а трагедия. Роза получила ожог глаз на фабрике – ей на лицо попала распыленная краска. Дэдрику приходилось присматривать за ней. Роза перестала готовить и убираться, но Дэдрик, устававший после работы, переложил эти обязанности на Эрика. Роза становилась вспыльчивой. Дэдрик – глухим к ее вспыльчивости. Однажды они заговорили о Ролиарти – одна из тем их прошлой жизни, которой они не касались.

– Так и сказал? – Роза сидела на диване, глаза были направлены в сторону телевизора, по которому шло дурацкое шоу. Роза ничего не видела, так что телевизор она просто слушала. – Вранье.

– Он плакал. Ты не видела его тогда, – сказал Дэдрик. Он сидел в коридоре, чистил свою обувь. Коридор был в двух шагах от той комнаты, где была Роза, так что Дэдрик мог ее слышать.

– Человек теряет сына и говорит, что стал слаб и потерял компанию. Ничего лучше он придумать не мог.

– Он ведь и правда потерял сына.

– А потом выгодно вложился. Он такие речи придумывает, чтобы такие как мы на него в суд не подавали.

– За что?

Роза сидела, скрестив ноги, на которых лежала тарелка с тыквенными семечками. Скорлупки они складывала в бумажный пакет. На глазах у нее были черные очки – ее глаза были воспалены. Двумя неделями раннее в ее глаза попала распыленная краска и зрение пропало. Сейчас Роза опять стала видеть, но очень плохо. Ей приходиться носить черные очки. Иногда, как сейчас, она слышит в словах Дэдрика сострадание к Коннору Ролиарти, по чьей вине она теперь чувствует резь в глазах. В такие моменты она каким–либо способом показывает мужу свое отношение к его бывшему работодателю. Сейчас, к примеру, она нащупала возле себя переключатель и сделала звук громче. Невыносимо громче.

Дэдрик выругался, бросил ботинок, наполовину покрытый блестящим гелем, и вышел покурить. Раньше он не курил, но на заводе все курят. Вот и он взялся.

На улице было приятно. Пахло кострами. На голых деревьях напухали зеленные почки. Воздух был свежим и влажным. Горизонт затянуло туманом.

– Сидишь дома, бесишься, – сказал Дэдрик, – хоть бы вышла, воздухом подышала. Может быть, не была бы такой…

Он увидел Эрика, ехавшего на велосипеде по улице. Ветер развивал расстегнутую рубашку. Волосы были непричесанны, на щеках сажа.

– Ты что, свалился где–то?! – крикнул ему Дэдрик.

Эрик не ответил. Развернул велосипед и уехал вдаль.

– Катись, – сказал ему вслед Дэдрик. – А когда приедешь, залеплю тебе уши воском.

Когда Дэдрик вернулся в дом, было тихо. Телевизор был выключен.

– Сломался, что ли? Или уши завяли? – спросил Дэдрик и заглянул в комнату, но Розы там не было.

Тогда он посмотрел в спальне. Тоже никого.

– Роза? – позвал он.

Из ванной послышался звук. Что–то упало. Дэдрик открыл дверь и увидел Розу, сидящую на полу. Она водила вокруг себя рукой, ощупывая пол, как слепая. На ее лице не было очков и Дэдрик увидел, как налились кровью ее глаза и воспалилась кожа вокруг.

– Помоги мне, – сказал она, плача. – Я звала тебя.

– Я не слышал, – Дэдрик сел рядом с ней.

– Я потеряла капли.

– Глазные капли? А в чем они?

– Такой маленький пузырек…

Дэдрик заглянул под ванную и увидел этот пузырек. Его осколки смешались с содержимым.

– Вот черт, – Дэдрик встал, прижавшись спиной к стене.

– Что там? – Роза медленно, осторожно вставала на ноги, опираясь о край ванны.

– Сколько он стоил?

– Что? Он разбился?

– Просто скажи, где рецепт на него и сколько он стоил. Я сейчас схожу и куплю.

– Просто скажи… – на ощупь Роза подошла к раковине и включила воду. – просто скажи… – повторила она, – не хочешь разговаривать, я в этом не виновата, – она налила в ладони воды и плеснула в лицо, и вдруг отшагнула назад, и вытянула руку в сторону Дэдрика, – полотенце! Скорее!

– Что ты сделала опять? – спросил Дэдрик, подавая полотенце.

– Жжет! Как жжет–то, – сказала Роза, обтирая лицо и только теперь Дэдрик увидел, что из крана бежит коричневая вода.

– Вода грязная, – сказал он. – Тебе что–то попало в эти ранки на лице.

– Знаю я, – Роза убрала полотенце. – Взгляни, что там?

– О, нет, – сказал Дэдрик. Лицо было красным и быстро опухало. Под глазами появились красные точки, обведенные синими кружками.

Весь остаток дня они провели в больнице, где Розу очень долго осматривали, делали снимки, потом ставили уколы и бинтовали. Когда ее выпустили из кабинета врача, все лицо было перебинтовано, только кончик носа и рот остались снаружи. На глазах была темная повязка.

– Сказали ее не снимать вообще две недели. И бинты каждый день менять. И еще вот, – она показала Дэдрику бумажку с названиями лекарств, – все это купить надо, – ее голос был несколько извиняющимся, раньше она справлялась сама со своей болезнью, но теперь–то ей потребуется помощь.

– Ладно, – сказал Дэдрик. – Будем бинтовать, будем ставить уколы. Видишь что–нибудь?

– Нет. И так целых две недели. Плюс к тем двум, что я уже ничего не вижу. Целый месяц дома. Теперь меня уволят?

– Даже если так? Не нужна тебе эта работа. Ты слишком умная для этой фабрики. И для этого города. Если хочешь, можем еще куда–нибудь переехать.

– Не нужно. Мне тут нравиться, если тебе тут нравиться, – ответила Роза.

Примерно так они и помирились. Они снова стали разговаривать обо всем, веселиться, их дом преобразился, ссоры прекратились. А потом Роза забеременела и, узнав пол, сразу стала придумывать какое–нибудь мягкое, нежное имя, символизирующее новый этап их семьи.

– Странное было время, – говорила Роза, – целых полгода мы переживали эту психологическую яму.

– Мы же столько потеряли, – отвечал ей Дэдрик.

Теперь они вели эти беседы в маленьком садике за своим домом, как раньше. Они вместе посадили цветы в ту клумбу, которая почти месяц хранила следы от ботинок Дэдрика.

– Конечно, когда–нибудь мы вернем ту роскошь, – задумывалась Роза.

– А, – отмахивался Дэдрик. – Лучше не вспоминай. Главное – это семья.

Он чуть было не сказал «главное – это дети», слова Ролиарти. Вспоминая этого человека, Дэдрика передергивало. Он словно хотел забыть какой–то свой неприятный проступок.

В отношении своего сына Дэдрик решил брать пример со своего отца. Отец был требователен к Дэдрику, заставлял его спать на полу, бегать по утрам, учить тексты, все равно какие и в субботу утром пересказывать их.

– Я развиваю тебя физически и умственно, – говорил Дэдрику его отец. – Если у тебя чего–то нет в детстве, обязательно будет потом. И наоборот. Запомни эту формулу. Когда вырастешь, больше спрашивай со своего сына. Меньше давай ему всего, пусть научится сам брать.

Эти новые методы воспитания еще больше испортили отношения с Эриком. Теперь Дэдрик не отпускал его гулять по вечерам, вместо этого умственные нагрузки. Утром физкультура. Разговоры их с отцом окончательно превратились в наставления «будь таким–то… сделай так–то… запомни раз и навсегда…».