– Этот парень был другом вашего сына. Сегодня утром он убил своего отца и собирался убить и себя, и возможно, Эрика. Мы думаем, он взял вашего сына в заложники, заманив к себе в машину.

Эрик сказал полицейскому то, что хотел Гарви. Что он убийца и сумасшедший. Последнее, впрочем, было правдой, только Эрик отказывался признавать ее. Он все сидел и смотрел на отражение лампочки, и его отцу пришлось помахать рукой перед лицом Эрика, чтобы привлечь внимание.

– Эй, Эрик. Как ты?

Эрик поднял голову.

– Возможно, вашему сыну потребуется помощь психиатра. Мы вам еще позвоним, завтра, – говорил полицейский. Он был уже отвлечен другим делом и договаривал, удаляясь по коридору.

– Эрик, – сказал Дэдрик. – Поехали домой.

Домой они возвращались уже за полночь. На небе светила полная луна. Эрик смотрел на нее, потом переводил взгляд на проносящиеся мимо автомобили. Дэдрик говорил о будущем семьи. Перебраться в город побольше, купить дом побольше, и т.д.

– Сейчас сложный период, – объяснял он Эрику, – мы все переживаем. Мы с мамой уже прошли это и все налаживается. У нас с тобой все тоже наладится.

Дэдрик решил заговорить в таком тоне, чтобы сын почувствовал его другом, а не учителем. Дэдрику было сложно, но события ночи заставили его. Впрочем, Эрик и не слушал его. Он смотрел на проносящиеся за окном огни фар в синем мраке и думал, что мир вокруг него стирается так же быстро, как летят эти огни. Все исчезает, все становиться бессмысленным. Появляется легкость, о которой говорил Гарви. Легкость, которая возникает перед самоубийством. Теперь незачем будет вставать с постели, когда проснешься, и незачем ложиться спать.

Прошла целая неделя. Эрик не разговаривал с родителями. Дэдрик отвозил Эрика в школу, но потом Эрик сбегал, так и не появившись на уроках.

– Пришло время поговорить о враче для Эрика, – сказала Роза.

У нее уже был заметный живот, который она придерживала, когда наступали нервные для нее моменты. Разговор с мужем о будущем Эрика был как раз таким.

Они говорил долго. Дэдрик настаивал, что врачи мало чем могут помочь. Многие его коллеги на прошлой работе у Ролиарти обращались к психологам. Помощи они не чувствовали, только зависимость от приемов своего врача. Ближе к вечеру они сошлись на том, чтобы отправить Эрика на все предстоящее лето куда–нибудь. Куда же? Роза вспомнила о своем брате Пибоди. Отлично, сказал Дэдрик. Оставалось только уговорить Эрика, а это была проблема.

Все утро родители, в основном Роза, собирали вещи. Эрик безучастно сидел на диване.

– Помоги хоть, не видишь, как твоя мама мучается, – говорил Дэдрик. Роза кряхтела, нагибаясь, потом тяжело поднималась с чем–нибудь, например, со стопкой футболок, встряхивала каждую из них, приглаживала и складывала на кровать. Дэдрик брал сложенные вещи и запихивал в чемодан, где все сминалось.

– Мне не нужны эти вещи, – вдруг заговорил Эрик. – И поездка.

– Ну это мы лучше тебя знаем, что тебе нужно, а что нет, – сказал отец.

– Конечно, знаете. И что вы сделали со мной? Поглядите, – и Эрик постучал пальцем по своей груди, – я живу в ужасном мире.

– Слушай, мальчик, – Дэдрик бросил чемодан. – Немедленно иди сюда и собери все, что, как ты считаешь, тебе нужно. И не забывай, что все эти вещи, как и ты сам, существуют благодаря мне и твоей маме.

– Мне надо посидеть, – сказала Роза и вышла из комнаты.

– Видишь, – Дэдрик указал пальцем в сторону уходящей жены.

Эрик медленно зашел в свою комнату, осмотрел все в ней так, будто его отца здесь не было.

– Так, так, так, – сказал он фразу, которой он научился от Джозефины. – Так, так, так.

Дэдрик поморщился. Эти слова он часто слышал от Ролиарти.

– Пытаешься меня разозлить? – спросил он Эрика.

Эрик сделал вид, что не слышит.

– А что здесь? – спросил он, рассматривая чемодан.

Он расстегнул молнию и посмотрел на свою смятую одежду.

– Это же те самые вещи, которые существуют только благодаря моим любимым родителям. Как впрочем, и я сам, – сказал Эрик. – Вот что я с этим сделаю.

Он разбежался и пнул чемодан. Было слышно, как охнула Роза, наблюдавшая за всем откуда–то из другой комнаты.

– Что?! – закричал Дэдрик.

Он медленно наливался краской, пока Эрик расхаживал по комнате, но когда Эрик пнул чемодан, Дэдрик взорвался, схватил сына за плечи и дал ему пощечину. Эрик упал на пол и прижал ладонь к покрасневшей щеке. Взгляд его был опущен, но когда он поднял глаза, пересекся со своим отцом. Они смотрели друг на друга и во взгляде Дэдрика читалось страстное желание покарать, а во взгляде Эрика была ненависть.

– Ну все! – сказал Дэдрик, схватил Эрика и начал лупить. – Почувствовал?! Самоубийца! – Дэдрик бросил Эрика на кровать и вышел на улицу.

Когда Роза зашла в комнату сына, Эрик сидел на кровати и смотрел в окно, как Дэдрик курил. Чемодан лежал в углу комнаты полураскрытый, из него вываливалась одежда.

– Ты как? – тихо спросила Роза, присаживаясь рядом с Эриком. – Это будет твое маленькое приключение, – сама она уже не верила во всю задумку с поездкой, – Или может мне поехать с тобой? Все, я поеду с тобой. Мы отдохнем, и пусть папа тоже отдохнет.

Эрик молчал.

Роза вышла на улицу. Эрик услышал разговор родителей:

– Нет уж, пускай из него вся эта дурь вырвется, – говорил отец. – Знаешь, что он сказал вчера в машине – хочу умереть, говорит. Так вот, ему теперь на все наплевать…

– Может, мы все неправильно делаем. Ты же помнишь, что ему пришлось пережить, – сказала мама.

– Нет, просто мальчик слишком долго чувствовал себя богатым! Отец отправил меня в военную школу. Я всегда знал, что он меня ненавидит. Но теперь, когда я вижу всех этих толстячков, которым только бы к психологу чуть что, которые переживают, что вот–вот станут женщинами, ну уж нет!.. Вот послушай, Роза, этот мальчик не станет таким. Да, мы ошиблись, ты и я. Наверное, я один. Ты стала для него примером женщины, а я не стал примером мужчины… Я все испортил… Но время еще есть. Сделаем все по–другому. Отправим его к твоему брату. Вот и все. Он отдохнет и мы отдохнем. И решим все за лето.

– Может, мне все же с ним поехать?

– Нет. Твердое нет, вот тебе мое решение.

Поезд уходил на следующий день, рано утром. Было холодно. Солнце ярко слепило глаза. Сонные люди заходили в вагоны и засыпали. Эрик прощался с матерью. Роза плакала, обнимая его на прощанье. Отец смотрел на него сурово. Сказать что–то напоследок он не решился, вместо этого просто похлопал по плечу. Эрик кивнул. Ему было страшно и вот теперь он хотел помириться со своим отцом, но Дэдрик только кивнул ему в ответ и ушел к машине. Когда его уже не была видно, Роза достала из кармана конверт и протянула его Эрику.

– Возьми. Это от твоего папы.

– Он мне написал? – не поверил Эрик. – Почему он сам не отдал мне письмо? Зачем мне это письмо вообще?

– Прочти Эрик. Нам всем бывает сложно. Твоему папе тоже, – сказала Роза, утирая слезы платком.

Эрик убрал письмо в карман и поднялся в поезд.

– Буду звонить тебе каждый день! – крикнула Роза, когда Эрик уже был в вагоне. Он ничего не слышал, только видел свою маму, в толпе людей, в дыму от поезда и проезжающих мимо машин. Она стояла одна. Отца рядом не было.

В Чезэрейч, куда направлялся Эрик, поезд прибыл в полдень. Клубы дыма из трубы взметались вверх, к голубому небу, и оседали на поезд, здания вокруг, посеревшую траву и платформу, на которой стоял лишь один человек. Это был дядя Эрика.

– Вот он ты какой, – басом прогудел вместо приветствия дядюшка Пибоди.

Это был великан, напоминавший силачей цирков прошлого, ширококостных, большегрудых, с улыбающимися глазами и красными щеками, огромных младенцев, невероятно довольных своей силой. Пибоди напоминал их не только телосложением, но и одеждой, полосатой футболкой с длинными рукавами и слишком короткими шортами. Кудрявые черные волосы с проседью на его голове были разбросаны на подобии прически Эйнштейна. Черные глаза смеялись, сверкали, пристально рассматривая Эрика.