– Ну–с, скажи малец что–нибудь?

– Я Эрик Томасон, – сказали Эрик. – А вы?

– Пибоди Вильямс! – дядя протянул руку и пожал Эрику ладонь, сдавливая до самых костей. – Рад знакомству!

– Мы знакомы, – сказал Эрик. – Я видел вас давно. Иначе я бы вас не узнал.

– Да–с. Ты тогда был крохой, и я жил у вас некоторое время. Меня тогда постигла трагедия, вот–с. А теперь пойдем.

Дядя схватил оба чемодана Эрика в одну руку и пошел, насвистывая песенку про тифозную Мэри.

– Смотри Эрик, ты живешь городе и ты никогда не видел такого буйства травы! – приговаривал между куплетами дядюшка Пибоди.

Эрик действительно не видел никогда ничего подобного. Сквозь трещины в асфальте рос прямо посреди дороги пухнущий от жары клевер, на разросшихся ветвях деревьев висели провода, электрические столбы клонились к земле под давлением могучих корней, а вокруг них шипела под порывами жаркого ветра крапива, трепетали ромашки и колокольчики и шелестела трава такой высоты, что под ней с трудом разглядывались бегущие по своим делам собаки и коты, крысы и насекомые, и повсюду лежал мусор, банки, битые бутылки, какие–то старые простыни, а иногда встречался старый, прожиревший диван, на котором спал пьяница, или кресло, на котором сидел ворчливый огромный, размером с собаку, ворон. По дороге Эрик видел много домов, одно, двух, трехэтажный, неважно, большинство из них были наполовину разрушены, окна были заколочены, крыши проваливались внутрь, в бассейнах, если такие имелись, плавали кувшинки и толстый слой тины. Иногда во дворе такого дома усталые люди готовили на костре пищу, пили пиво, болтались в гамаке под полуденным солнцем, пели песни и громко ругались.

– Что здесь такое случилось? – спросил Эрик.

– Это просто бедный квартал. Я живу дальше.

Но дальше становилось только хуже. Разруха этой местности перекинулась на город.

– Зайдем в супермаркет, – сказал дядя Пибоди.

Магазинчик был очень маленьким. Между полками здесь едва можно было протолкнуться, товары были разбросаны по полкам не пойми как, так что то, что тебе было нужно, можно было найти лишь интуитивно, или случайно наткнувшись взглядом. Отдельно от всего были расположены два чистых и ухоженных стенда – с алкоголем и крупами. Люди толпились вокруг них и все они были либо слишком толстыми, либо слишком худыми. Мужчины были одеты в клетчатые рубашки и штаны, либо в мятые футболки с глупыми надписями, вроде «Денег не дам!», и рваные джинсы с пятнами. Женщины впрочем, были одеты почти также. Были тут и дети. Они столпились за взрослыми в конце очереди. В руках у них было несколько банок с пивом и бутылка дешевого портвейна. Эрик с большим напряжением ждал, что случиться, когда они подойдут к кассе и попытаются все это купить. Вот они приблизились, вот поставили бутылки перед кассиршей, вот она глянула на них и… ничего не произошло, ленивым движением кассирша отбила бутылки, а потом дети попросили еще и сигарет, и их им тоже продали.

– Как же так? – спросил Эрик.

– А ты что, хотел бы, чтобы им не продали? – спросил в ответ дядя Пибоди и ухмыльнулся.

Эрик посмотрел на него и теперь Пибоди показался ему еще более чужим, чем прежде, еще более странным. Пибоди набрал два больших пакета с мукой, несколько видов круп, бутылку кока–колы, шоколадный порошок, специй и хлеба. Все это уместилось у него в одном большом рюкзаке, который он понес потом на плече вдобавок к двум чемоданам Эрика. Теперь Пибоди шел быстро и молчаливо. Петь он перестал, зато заспешил так, что Эрик едва поспевал за ним.

В сам город они так и не вошли, обошли по самому краешку, длинной дуге городской околицы, напомнившей Эрику «дикие прерии Ролиарти». Дом Пибоди, или, скорее хижина Пибоди находилась в лесу, в нескольких километрах от шоссе. Эрик к концу пути едва шел, капли пота заливали ему глаза, легкие обжигались при каждом вздохе, а воздуха уже не хватало.

Дом был двухэтажный и очень красивый. Ручной работы. На крыше располагалась небольшая терраса для посиделок. Перед домом находилась площадка, открытая для солнечных лучей. На ней были овощные грядки. Чуть поодаль, под крышей дуба–исполина в тени была беседка.

– Ну как, красиво? – спросил дядя Пибоди.

– Ага.

– Дальше в глубине леса есть озеро. Пойдем в дом, познакомишься с Твигги.

Твигги была женой Пибоди. Ее полное имя – Твиделин, – но Пибоди называл ее именем одной известной модели, на которую она была похожа. Твигги было уже за сорок и среди ее русых волос хватало седины. Волосы ее распускались до пояса. Она была очень высокой, под стать Пибоди, на ней были изношенные кремовые брюки и футболка, старая одежда для сада. На мягком лице возле голубых глаз и в ямочках вокруг рта образовались морщины.

– Привет, я Твиделин, – сказала она. – А ты Эрик?

Эрик кивнул.

– Он очень устал, – сказал Пибоди, разбирая продукты.

– Бедный малыш. Из–за твоей поломанной машины люди должны мучиться.

– Слушай, Твигги, ты ведь можешь ходить пешком, как и я.

– Могу, – Твигги сказала это потухшим голосом. Потом она посмотрела на Эрика и вновь повеселела. – Эрик, тебе нравиться лес?

– Да, мэм.

– Честно? Я лес ненавижу.

Пибоди недовольно посмотрел на нее.

– Я тоже живу не совсем в городе. Правда, в лесу я еще не бывал.

– Это мы исправим, – сказал Пибоди.

– Должна признаться тебе, – продолжила Твигги, не обращая на мужа внимания, – в лесу бывает очень скучно. Если тебе не нравиться одиночество, или звери и насекомые, то, прости, лето будет именно таким.

– Лето будет чудесным! – перебил ее Пибоди и протянул Эрику шипящий стакан кока–колы.

– Это все, что ты ему купил? – спросила Твигги. – Эту шипучку?.. Дети любят мороженное, сладости, конфеты…

– Тут у нас настоящая еда растет! Пойдем, покажу…

Пибоди подталкивая Эрика, вывел его наружу.

– Не слушай ее, она бывает такой недовольной целыми неделями. Здесь у нас настоящий рай для мальчика, – Пибоди обвел рукой свои владения. – И перед тобой весь лес. Ни в чем тебя не ограничиваю. Только не теряйся, не подходи к охотникам и другим людям, которых здесь встретишь, не трогай зверей… ну, ты же умный, сам разберешься. Родители просили занять тебя чем–то, но об этом мы еще поговорим. Хочешь отдохнуть? Тогда пойдем, покажу тебе твою комнату.

Комнатой оказался чердак, занимавший половину крыши дома. Вторая половина была плоской, и представляла вдовью террасу, или просто большой балкон, на который Эрик в любой момент мог выйти. На террасе стояли несколько плетенных кресел и столик. Внутри чердачной комнаты было уютно. Кровать, с несколькими матрасами и одеялом, наполненным периной была потрясающе мягкой. Едва лишь Эрик прилег на нее, так просто, почувствовать кровать, его тело тут же поддалось усталости и он уснул.

Проснулся он поздно вечером. Уже смеркалось и здесь, наверху, становилось холодновато. Эрик замерз, его суставы стали ломкими и неприятно болели, а при каждом вздохе внутри легких, кажется, гулял лесной ветер. Его взгляд уткнулся в помятый листок бумаги, письмо его отца. Он пытался прочитать письмо еще в поезде, но первые строчки, а вернее их почерк, его разочаровал. Почерк был мамин.

Эрик подошел к окну, но в лесу ничего не было видно, дневная тень между деревьями превратилась в вечерний мрак. Потом он услышал какой–то шум. Кажется, кружка разбилась. Эрик подошел к лестнице, ведущей вниз, лег на пол и прислушался. Грубый незнакомый голос велел:

– Прекращай уже Вильямс. Сейчас я тебя оставлю, уйду по своим делам, забуду произошедшее, приеду домой, поужинаю, выпью виски и лягу в постель. Ты же будешь мучиться и думать, что дальше делать с журналом. И либо ты его закроешь, либо будешь писать ту чепуху, из–за которой его и покупают.

– Если это чепуха, то зачем вы пришли, сэр?

– На меня наезжают эти попы! Если ты не прекратишь, они пойдут к мэру, они очень любят жаловаться своим друзьям. Они… меня уволят, вот что. И куда мне прикажешь идти в этом вонючем городишке? К тебе в газету?