Вероника обняла себя за плечи. Прохладные струйки ласкали кожу, приятный шум успокаивал. Как там говорил Хаос? Насколько же надо не любить жизнь, чтобы не любить дождь? Впервые с ним было трудно спорить.

Она совершенно не представляла, как поступить. Разве что попытаться «отключить» Син изнутри? Но как? Как?

Догадка нашлась моментально.

И Алина, и Санни, и комната в общежитии – всё было частью жизни Вероники Александровой, частью её прошлого. Чем это мешало Син, она не понимала, но иной связи быть не могло. Быть может, уничтожив всё, что связывало её с человеческим миром, Син сможет уничтожить саму Веронику?

Казалось, ледяные капли впитались в тело и коснулись души, если у богов вообще есть душа. Вероника поёжилась. Её платье намокло и потяжелело, и от этого стало ещё холоднее. Надо было возвращаться в комнату и придумывать план.

Вероника развернулась и шагнула в пещеру. В то же мгновение в дальнем углу вспыхнуло чёрное пламя. Даже от входа ощущалась непомерная сила и мощь проклятой магии, как и странное очарование и магнетизм. Как будто пламя было живым, вело себя так, как посчитает нужным. И на этот раз оно посчитало нужным согреть свою… хозяйку? Вместительницу? Вероника сама не знала, кем себя считать.

Она прошла к пламени и села на пол возле него. Несколько чёрных язычков взметнулись в воздух и закрутились рядом, как верный пёс, радостно приветствующий хозяина. Вероника протянула руку, и пламя прильнуло к коже, мягко согревая. Появилось ощущение, что она ему нравится… в отличие от Син. Не зря она писала, что пламя может пожрать и её тоже.

– Ты забавное, – Вероника попыталась погладить чёрный огонь, и он неожиданно поддался. – Знать бы ещё, как с тобой обращаться…

Пламя распласталось у её ног, совсем как молочная дымка в Мире грёз.

Вероника едва ли не впервые ощутила тоску по обители богов. Если бы не всё это, если бы не она была сейчас носительницей этого ужаса, а просто наблюдательницей… Как много она могла бы сделать оттуда!

Хотя бы Аден был бы рядом…

Темнота затопила сознание прежде, чем Вероника поняла, что произошло.

Стоя возле белой двери с табличкой «4», Элиот уже жалел, что пришёл сюда. Он чувствовал, что в палате сидит Лилиан, и не мог уйти, потому что она тоже почувствовала его.

– Заходи, – послышался приглушённый женский голос.

Элиот пару мгновений поколебался, затем толкнул дверь.

Хоуп мирно спала на узкой больничной койке. Вернее, так казалось – не надо было быть божеством разума, чтобы понять, что она в коме или что-то вроде того. Тонкий носик заострился, бледная кожа почти сравнялась цветом с белыми простынями. Светлые волосы собраны в неаккуратную косичку, больше похожую на крысиный хвостик. Ничего общего с прежней шикарной причёской. Казалось, что внутри Санни погас солнечный свет, вернулся к небесному светилу, оставив безжизненное тело на земле.

Точная копия дочери, Лилиан сидела рядом с Хоуп и держала её за руку. Вот уж кто был полон жизни и прекрасен, как богиня.

– Мы не знаем, что делать, – еле слышно сказала Покровительствующая любви. – Что только не перепробовали… Она абсолютно здорова, но не просыпается.

Сам не понимая, что делает, Элиот присел рядом с постелью и коснулся руки бесчувственной девушки. Он и без этого мог попробовать услышать её мысли, если бы это было нужно. Просто захотелось вновь ощутить её тепло, которого так не хватало последние полгода.

Холодная, липкая кожа. Живой мертвец, чьё сердце ещё бьётся будто бы по привычке. И дыхание еле теплится…

– Волнуешься? – еле слышно спросила Лилиан.

– Конечно, – вырвалось у Элиота прежде, чем он успел это осознать.

– Она тоже скучала и волновалась, пока… ну… ты понимаешь, – богиня любви покраснела, отвела взгляд в сторону. Пару мгновений помолчала. – Оставить вас?

– Да, если можно.

Она кивнула и растворилась в воздухе.

Как в тумане, Элиот сел на неудобный жёсткий стул, ещё хранящий тепло богини. Взял Хоуп за руку, коснулся губами холодных пальчиков. Если бы они всё ещё были вместе… Если бы он не совершил тех же ошибок… Если бы всегда был рядом, как и клялся тогда, на пороге её дома четыре года назад, сейчас всё было бы иначе.

Если бы…

– Прости, – шепнул Элиот. Зажмурился, прижал холодные пальчики девушки ко лбу, будто это могло остудить жгучее чувство вины. – Хоуп, прости меня за всё. Я дурак…

Сложно сказать, когда всё началось. Может быть, ещё тогда, когда он три недели провёл в Мире грёз, позабыв обо всём на свете. А может, когда она познакомилась с этим Дэйвом. Не зря же чутьё тогда подсказывало – жди беды…

Элиот помнил, как это случилось. Они тогда приехали в США, на родину Габриэля. Почему-то тогда это казалось важным – не просто путешествовать по миру, как Дарующий пламя и Вероника, а с определённой целью. Окунуться в прошлое, прикоснуться к истории духов-хранителей… Особенно к истории Эрики. Новосибирск был следующей точкой на карте, вылет к которой планировался через три дня.

В Нью-Йорке они были уже неделю. За это время Элиота тридцать раз вызывали в Мир грёз, иногда на полчаса, иногда на всю ночь. Хоуп уже привыкла оставаться одна, и только поджимала губы, когда бог разума снова говорил, что должен уйти. Она не могла просить его остаться, да и не стала бы.

Тридцать первый раз случился глубокой ночью, Хоуп уже давно спала. Сиири срочно просила о помощи – надо было опросить пару героев, встречавшихся со спонсорами. Отказать нельзя – богиня войны контролировала каждую встречу именно по совету Элиота. Инициатива наказуема – это надо было понять ещё тогда.

Элиот вернулся в квартиру на рассвете. На кухне горел свет, в воздухе витал аромат кофе. Хоуп сидела за обеденным столом и поигрывала светящимся колечком розового цвета. Её глаза светились синим.

Едва он вступил на порог кухни, как она заговорила.

– Ты знаешь, каково это – ничего не чувствовать? – еле слышно спросила она и протянула ему волшебное кольцо.

Элиот машинально протянул руку, но в последний момент передумал.

– Я не уверен, что хочу это знать.

– Правильно, – кивнула Хоуп.

Она щёлкнула пальцами, и колечко растаяло в воздухе. Её глаза перестали светиться. Хоуп судорожно вздохнула и зажмурилась.

– Иногда так бывает, что нужно избавляться от ненужного, – заговорила она. – Старые вещи, ненужные игрушки, люди, к которым испытываешь наркотическую привязанность… Их вырываешь с корнем, выцарапываешь из своей души, и это… это больно. – Она мгновение помолчала. – Я чувствую это каждый раз, когда вырываю из себя чувства.

Сердце защемило. Элиот думал тогда, что понимал, что она отделила от себя. Он опустился перед ней на колени и взял за руку.

– Прости меня, – прошептал он. – Клянусь, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе не пришлось больше это делать.

Хоуп смотрела на него задумчиво, будто впервые видела.

– Ты можешь сделать что-нибудь с пропастью между нами?

Прошедшие сквозь год, эти слова эхом отдавались сейчас в ушах Элиота. Тогда он что-то пробормотал, извинился и постарался выбросить это из головы. Он считал, что единственная пропасть – его отлучки в Мир грёз. И пообещал и себе, и Хоуп, что их станет меньше.

Но разговор на этом не закончился.

– Я познакомилась с чудесным человеком, – Хоуп через силу улыбнулась. – Его зовут Дэйв, и он отлично танцует.

– Ты снова была там? – Элиот поморщился.

Кафе «Wha?» советовали все гиды, с которыми они встречались. По слухам, там зажигались звёзды, чьи имена Элиоту ничего не говорили. Хоуп же была в восторге и полчаса говорила что-то о Бобе Дилане. Они побывали в этом кафе дважды, и оба раза Элиот счёл, что там слишком темно и шумно. Без него Хоуп была там трижды, в минуты его отсутствия.

– Мне там нравится, – отозвалась она. – И Дэйву тоже.

В тот миг прозвенел тревожный колокольчик.