Знаменитый французский адмирал Богенвил присутствовал при разгоне этих орденов. Принятые предосторожности указывали, что знают, с какой силой имеют дело. Если бы иезуиты имели время подготовить сопротивление, пламя восстания запылало бы по берегам больших рек южной Америки. Сообразительность, быстрота и решимость маркиза Вукарелли, испанского генерала и губернатора, помешали произойти этому несчастью. Воле короля повиновались в точности; иезуиты, видя, что они не подготовлены, не оказали никакого сопротивления. Они были посажены на испанские суда и отправлены в Европу.

В то же время общее возмущение всех правительств и всех наций изгоняло этих мрачных заговорщиков отовсюду, где они господствовали. И так как в продолжение долгого времени они держали в своих руках все интересы и все нити власти католического мира, то им и приписали все преступления, совершавшиеся в Европе.

Из этих обвинений, может быть, одно только было справедливо. Но и его вполне достаточно, чтобы показать, каковы были эти монахи, и чтобы покрыть вечным стыдом последователей Лойолы.

Климент XIV, под влиянием великодушного порыва подвергший жизнь свою опасности, чтобы освободить человечество от этого ненасытного вампира, поплатился за свой героизм. Он захворал какой-то необыкновенной болезнью.

Во всей цивилизованной Европе страстно желали выздоровления этого знаменитого папы, этого праведного преемника апостолов. Но эти желания не сбылись. Впрочем, народ, с его непогрешимым инстинктом, не обманулся, народ знал, от какой болезни умирает несчастный папа.

Климент XIV умирал отравленный.

Из глубины своей темницы в замке святого Ангела отец Риччи направлял месть. Иезуиты не удовольствовались желанием видеть мертвым викария Христа, они хотели, чтобы его смерть сопровождалась тяжкими мучениями, чтобы в будущем никто не осмелился предпринять что-либо против их общества; хотя оно было уничтожено и рассеяно, но все же орден иезуитов существовал. Его братья наполняли комнаты Ватикана, окружали умирающего мученика и примешивали яд в его пищу и питье.

Но когда наконец Климент умер, когда перед безжалостно жестокими людьми, поразившими его, лежал только холодный труп, тогда-то и выразилось как могущество, так и жестокость иезуитов.

Доктора обнаружили яд, но чудовищные угрозы заставили их молчать, и отравленный папа был погребен без всякой пышности и неотомщенным.

И не только это; едва папа сошел в могилу, сатанинская радость членов общества иезуитов победила их обычную осторожность.

Тотчас же вышли в свет стихотворные сатиры и пасквили, в которых мучительная смерть бедного Климента была выставлена как справедливое наказание Провидения, наложенное на истребителя ордена иезуитов. Память папы была осквернена нескончаемой клеветой, и иезуиты, уничтожившие своего могущественного недруга, снова принялись за прерванное дело — покорение всего мира.

Они имели сильную точку опоры: русское правительство растворило перед ними ворота своей империи; различие религии не помешало понять императрице Екатерине, каким прекрасным инструментом были святые отцы и какую помощь они могли оказать в деле удержания в рабской покорности католических наций.

Итак, все заставляло предполагать, что через несколько лет тот смелый поступок, за который папа Ганганелли заплатил своей жизнью, не оставит никакого следа, и что орден Лойолы будет восстановлен еще более усилившимся и с многократно возросшим престижем, всегда приобретаемым победой в борьбе.

Но одно происшествие расстроило расчеты иезуитов и из союзников.

Разразилась Великая французская революция.

Народная месть вырвала с корнем суеверие. Иезуитская организация, процветавшая в тени королевской власти и папских ключей, вторично очутилась брошенной в водоворот борьбы, лицом к лицу с сорвавшимся с цепи львом.

Менее таинственное учреждение претерпело бы участь средневековых учреждений, исчезнувших в урагане революции. Если бы иезуиты начали бороться открыто против революционной злобы, то они бы так же были уничтожены. Но не без причины Европа привыкла признавать в этих отцах самых искусных политиков, посвятивших себя служению наиболее безжалостной и логической идее, которая когда-либо существовала. Вместо того чтобы поставить на пути революции плотину, которая была бы очень скоро опрокинута вместе со своими неосторожными защитниками, дети святого Игнатия деятельно работали, чтобы возбудить самые жестокие и самые кровавые страсти революции. Люди, впоследствии разоблаченные как члены ордена — достаточно назвать одного отвратительного Фуше[68], — устроили так, что движение, начатое во имя самой благородной идеи и для возрождения подавленного народа, превратилось в бесчеловечные кровавые вакханалии, возбудившие в честных людях такое глубокое отвращение, что принудили их искать спасения под защитой шпаги монарха.

Последующие события показали насколько были правы со своей отвратительной точки зрения иезуиты, сделавшие такой ужасный расчет. За триумфами свободы, отравленными ужасами излишества, последовала страшная реакция, прекратившаяся в некоторых местах только несколько лет тому назад, а в других еще продолжающаяся.

С тех пор это общество сделалось официально милицией[69] церкви. Борьба между настоящим и черным папой прекратилась со смертью Климента XIV. Официальная церковь признала себя побежденной и вполне отдалась во власть своих коварных наставников. После Климента, мы уже не видим между папами никакой реакции: Пий IX в 1848 году действительно на минуту заразился патриотизмом, расстроившим планы иезуитов и Австрии. Но вместо того чтобы излить свой гнев на самого папу, иезуиты стали искать тайного творца этой либеральной политики. Они открыли, что кардинал Людовик Микара, родом сицилиец, был убежденным патриотом, и что его мнение очень ценилось Пием IX. Микара умер так кстати, что многие возымели некоторые подозрения. Как бы там ни было, Пий IX опять стал дружить с Австрией и отлучил от церкви восставшую Италию.

Но нельзя думать, чтобы папы, в особенности же наиболее умные и великодушные из них — а Лев XIII занимает между этими последними чрезвычайно высокое место, — не поймут, насколько унизительно для них самих и пагубно для церкви преобладание ордена, возбуждающего неизвестно что более, страх или ненависть, во всем цивилизованном мире. Хотя они знали и знают, что в настоящее время папа рисковал бы слишком многим, если бы употребил свою власть на уничтожение иезуитов. Они помнят смерть Климента XIV и думают, что в наше время преступление может быть совершено гораздо легче, так как вследствие требований времени слуги и священники, окружающие папу, принадлежат сами к этому ордену или состоят у него на жалованье. Иезуиты скорее, чем допустить обновление церкви посредством избавления ее от их мертвящего влияния, согласны, чтобы она погибла вместе с ними в тот день, когда они выжмут всю жизненную силу из этого древнего учреждения, с единственной целью возвыситься самим. Они, как достойные преемники Лоренцо Риччи, умирая, убивавшего своего врага, охотно повторят фразу непреклонного иезуита: Sint ut sunt, sunt non sint.

А потому, когда мы видим церковную власть борющуюся с вредным упрямством против непреклонной необходимости вещей, иногда слышим из уст праведного и справедливого священника злобные и непристойные слова, то мы не обманываемся в значении подобных заявлений.

Это не церковь, свободно говорящая в силу своей божественной миссии; это уступка трусов, повинующихся приказанию черного папы!..

Монтальто, маленькая деревушка близ Лорето в провинции Марка-Оккона, принадлежит к плодороднейшим местностям Италии. Многие города этого округа в старину были свидетелями великих событий, но постепенно, падая все ниже и ниже, превратились в руины, наводящие на грустные мысли о непрочности мирского величия. История стала заниматься Монтальто, этим скромным провинциальным уголком, с тех пор как папа Сикст V учредил там епископство. В 1545 году Италия была крайне ослаблена франко-испанской войной и внутренними раздорами. Солдаты неприятельские и свои истощали ее производительные силы. В Риме правил папа Павел III[70] (Фарнезе); его наследники и дети, к числу которых принадлежит знаменитый негодяй Петр Людовик, варварски транжирили все церковные доходы. В ту эпоху учение Лютера, как пламя пожара, охватило всю Европу. Германия, Англия, Голландия и Швейцария отпали уже от святого престола. Ересь стала проникать во Францию, возбудив в ней гражданскую войну. Италия тоже не была защищена от Реформации, последователи Лютера являлись туда из Германии и Швейцарии и совращали народ. В это злосчастное время на всем полуострове царил страшный произвол; под прикрытием знамени якобы интересов святой католической церкви совершались великие злодейства. Микеланджело в своих «Заметках» рисовал страшную картину несчастного положения Италии. Папа Климент VII[71], желая возвести на престол своего незаконного сына Александра, продал Флорентийскую республику Карлу V. Таким образом, папство соединилось с императорством и создало страшный бич, угнетавший Европу несколько столетий, — инквизицию. В Италии лишь в некоторых городах остались слабые проблески науки и искусства. В Ферраре жил Ариосто[72]. В Риме, хотя слабо, но еще бился пульс Юлия II и Карлоса I. Но все эти проблески вскоре были затушены. Насытить алчность папских племянников[73] уже не хватало доходов государства и сокровищ церкви, бессовестно расхищаемых ими. Но если в городах порой блестели слабые лучи цивилизации, то в провинциях царил полнейший мрак невежества. Феодалы в своих неприступных замках жили вне закона: формировали банды из преступников, грабили по большим дорогам путешественников, насиловали женщин, поджигали целые селения и вообще безнаказанно совершали страшные злодеяния.