— Ну ты и… — слов на этого наглеца не хватило.
— Весь такой хороший и замечательный, — самодовольно осклабился один паразит.
— Зар-р-р-раза! — припечатала я.
Но кое-кого не проняло.
— А вот и нет! — дракон продолжал чему-то радоваться и лыбиться во все сто тридцать два.
Гр-р-р-р.
Угу, это я, а вовсе не чешуйчатый.
— А вот и да! — возразила, притопнув ножкой.
— А вот и нет! — Грошик флегматично осмотрел когтищи на лапе.
— А вот и да! — не сдавалась.
— Но ты меня любишь! — борзел с каждой секундой рыжий.
— А вот и д… — я осеклась на полуслове, осознала степень подставы и рявкнула: — НЕТ! — Затем фыркнула, поражаясь заоблачной самоуверенности некоторых, и, наконец, оглядела себя. После этого захотелось вообще взвыть в голос.
У-у-у-у.
Я тут, понимаете ли, стою в одной коротенькой ночнушке, а кое-кто развалился на полу и своей огромной, но пустой головой занял пол кровати. Моей кровати! Такой теплой, мягкой…
Еще раз "Гр-р-р".
Вдохнула, выдохнула. Прищурилась.
— Гр-р-рошик, — ласково позвала моего бесконечно любимого дракона. Тот моментально напрягся. И правильно. Если не испугался моего милого оскала, то уж по нежному воркованию должен понять, как я рада его видеть в такую рань у себя в кровати. Притом, что меня из нее бессовестно выгнали.
— Миленький, — продолжила хитренькая я.
— Да-а? — брови дракона (или что там у него) взлетели вверх, на морде отразился живейший интерес, а сам Грош о-очень медленно начал приподниматься и готовиться к старту с места. Правильно, бойся. Я в гневе страшна. А швабра пострашней будет. Дай только до нее добраться.
— А ты чего так рано приперся-то? — маленький шажок вперед. Грошик стал плавно отползать ближе к выходу, при этом проникновенно, а главное, предельно честно смотря мне в глаза.
Еще шажок. И я бы довела кампанию по устрашению нарушителя спокойствия до конца, если бы не сквозняк и не мои босые ноги, которые были против топтания по ледяному полу.
Поэтому:
— Любимый, — предельно ласковое, пауза, и тихое: — Убью, — и улыбка такая счастливая до приторности, аж зубы свело. А у самой внутри все клокочет. И так хочется когти такие же, как у чешуйчатого…
Желтые глазищи расширились, едва Грош оценил степень моей решимости, и на счет три его уже как ветром сдуло!
Я воинственно оглядела опустевшую комнату, отряхнула руки и снова улеглась спать. Надо же сон про принца досмотреть!
— Василек… — снова совершенно непозволительно обращался ко мне принц и щекотал по носу.
Да, именно так я поняла, что мой обожаемый дракон сегодня станет трупом.
— Ну что тебе надо, изверг, — простонала, переворачиваясь на другой бок.
— Полетели по ягоды, — прошептал чешуйчатый, обошел кровать и уселся с другой стороны, снова положив голову, совсем не легкую, надо сказать, черепушку, мне на руку.
Тяжело вздохнув, открыла глаза. Посмотрела в невинные желтые и поняла: плакал мой принц в одиночестве на балу. Я к нему уже не вернусь. У меня тут свой. Ягод просит. Сначала ягод, потом варенья, а потом пирог с джемом…
— А может, лучше яду? — в ответ на свои мысли спросила я. Грошик уверенно помотал головой. Мол, нет, на яд он не согласен.
А жа-а-аль.
Хотя, кто ж меня тогда кормить будет? Или наоборот? Кого я буду кормить?
Эх, запуталась.
— Ладно, нелюдь. Бес с тобой. Ягоды так ягоды, — смилостивилась слишком уж добрая я.
Мой дракон радостно подпрыгнул, отчего пол башни ощутимо вздрогнул, ойкнул, расплылся в извинительном оскале, отошел к двери, да так и замер.
Сижу я на кровати, Грош стоит у двери, и смотрим друг на друга. Он ждет, и я жду. Вот только он выжидает, пока я встану и оденусь, а я, что он выйдет, и я смогу встать и одеться.
— Ну-у-у? — поторопил этот недогадливый рыжий.
Маленькая, но отчего-то очень серьезная я, закатила глаза.
— Грошик, миленький, мне одеться надо!
Когтистая лапа махнула в приглашающем жесте.
— Грошик, я одна одеваться буду, — продолжила разговаривать как с маленьким. И кто из нас ребенок, скажите мне?
Драконище подумал, почесал в затылке, снова подумал, но все-таки вышел, не заставив меня объяснять ему, отчего я вдруг застеснялась своей персональной няньки.
Просто… просто вдруг решила, что это неправильно. И все. Не ребенок же я все-таки. Восемнадцать скоро.
Мысль о приближающемся дне рождения вернула мне благодушное настроение. Дракон мой ведь что-нибудь интересное придумает, правда?
— Василек, долго еще? — нудел над ухом Грошисс.
Это был сотый вопрос за утро. А мне так захотелось убиться во-о-он об то дерево…
Решено, мстя моя будет страшна. Получит он и ягоды, и джем, и пирог с этим джемом. Специально испеку, на голову надену, вареньем обмажу, пока спать будет, и пчел на него напущу.
Бесит!
А самое несправедливое знаете что? Что я тут от комаров отбиваюсь, ягоды в лукошко собираю, а этот… ЭТОТ, слов на него нет, летает над головой и интересуется, долго ли ему еще круги наматывать.
Со мной-то он ягоды собирать не может, только потопчет все, с его-то жо… эм… хвостом. Да и не пролезет он по лесу. Нет бы, наловил чего к обеду — птичку, рыбку… А он финты наворачивает, еще и отвлекает! Я, видите ли, должна смотреть и оценивать. Ага. И восторгаться, какой он ловкий и умелый.
Гр-р-р-р.
Выдержала только пару часов. За это время ягод набралось достаточно. Чтобы вымазать всего громадного чешуйчатого в варенье, конечно, маловато, а вот сделать сладкую воду и облить… М-м-м-м… А потом из дома выгнать. На солнышко. К пчелам. Нет, к муравьям…
Я так и замерла, наслаждаясь такой картиной. Стоит это чудовищ…но прекрасный рыжий и от мелких паразитов отбивается.
Губы мои растянулись в улыбке, глазки мечтательно закрылись…
Видимо, гримаса вышла очень жуткой, что надо мной один безумно наглый дракон нервно икнул и осторожно поинтересовался:
— Василечек, солнышко, ты о чем там задумалась?
— Смерть твою планирую, — едва слышно буркнула себе под нос и продолжила собирать ягоды. Надо ведь и себе набрать на пирог, пока одного рыжего гада муравьи жрать будут. Как же я про себя любимую забыла?
Но вот они минусы жизни с такой громадиной под боком, а конкретно, с драконом. У него же слух ого-го! Он-то услышал!
И смекнул, хитрюга.
— Василисонька, — елейным голосом вопрошал Грошисс, наворачивая очередной круг над лесом. — А давай я тебе тоже что-нибудь сделаю. Ну, ужин, например, приготовлю?
— Ужин ты и так готовить будешь, — прошипела я снова на грани слышимости.
— Да? — изумился дракон, но быстро сориентировался. — А, да, — убежденно закивал чешуйчатый. — Как же я забыл-то… А давай полетаем? — очередное воодушевленное предложение.
Я так и замерла, не дотянувшись до ягодки. Посмотрела наверх, и вкрадчиво:
— То есть я, по-твоему, должна была домой пешком идти?
— Конечно нет! — мигом открестился Грошик.
Сразу ответил, и на том спасибо.
Мой дракон на минутку замолчал, усиленно размышляя, с помощью чего избавить свою драгоценную чешую от справедливой кары, я продолжила собирать ягоды на свой отдельный пирог. Как вдруг…
Да это же мысль!
— Грошик! — окликнула я свое драконище. Тот заметно вздрогнул. Как поняла? Так он забыл крыльями махать с перепугу, начал падать, задел задними лапами макушки сосен, но потом судорожно стал набирать высоту. — Давай так. — Он насторожился. Ха, я от такого делового тона тоже бы насторожилась! — Я тебе пирог…
— С джемом, — уточнил Грошисс.
Ишь, какой продуманный. Ну ла-адно…
— С джемом, — кивнула я. — А ты мне-е-е… — замерла на полуслове.
— Давай уже, говори, пакость, — вздохнул рыжий, прекрасно понимая, что ничего хорошего его не ждет.
Пакость? Так значит?
— Без джема! — отреагировала я.
— О светлейшая, прости, бес попутал! Избавь неразумного от кары лютой! — продолжал ёрничать тот, но обращать внимание уже не стала. Комары заели, если честно. Да и как можно строить серьезную и обиженную мину, когда самой смеяться хочется?