— Хватит, — одернула себя. — Думами уж точно не поможешь.

И отринув все сомнения, направилась к реке. В горле пересохло от переживаний, пить хотелось неимоверно.

Вот только выйдя на берег, вспомнила, почему этого делать не следовало.

Размашистыми гребками Йен переплывал реку. Руки двигались уверенно и четко, рассекая водную гладь, парень шумно выдыхал и отфыркивался отводы. В сумерках его тело сложно было бы разглядеть, если бы не мое пресловутое улучшенное зрение. Словно в наказание, я ясно видела брызги, летящие в стороны, смуглые мускулистые руки, а когда он добрался до мелководья и встал в полный рост, так, что вода прикрывала лишь ноги… Сдавленный выдох вырвался сам собой. Запылали даже уши, стоит ли говорить о лице?

Нужно было отвернуться, спрятать глаза, бежать оттуда со все ног, но я стояла. Как приклеенная. Созерцала широкую спину с буграми мышц, следила за ручейками воды, стекающими вниз к…

Ох, мамочки!

Вот тут исследовательский интерес к мужскому телу ослаб и уступил место смущению. Я закрыла лицо руками, но не выдержав и пяти секунд, развела в стороны пальцы.

Он… Совершенный. Идеальный. И такой… сказочный. Совсем как принц! И пусть без короны и государства, но… мой принц.

Тот самый. О котором в сказках пишут.

Сердечко зашлось в бешеном ритме, но больше наблюдать мне не дали шанса. Йен развернулся и нырнул, в намерении плыть обратно, а я шагнула под сень куста и поспешила удалиться обратно к костру, пока меня не обнаружили.

Если бы еще уснуть к его возвращению…

Но провидение распорядилось по-своему.

Я лежала на одеяле, крепко зажмурив глаза, считая про себя рыжих дракошиков в розовых облаках, прислушиваясь к каждому шороху и старательно изображая сон. Вот только перед глазами были совсем не крылатые ящеры, а одна мокрая голая спина.

У-у-у! Сколько можно же! Хотелось взвыть от издевательств собственного разума, но не успела. Тихие шаги со стороны реки приблизились, замерли. Йен укрыл меня курткой, а сам устроился на другом одеяле чуть поодаль.

Ну вот. И почему нельзя было лечь рядом?

Без него я вдруг начала мерзнуть. И не фальшиво как вчера, а на самом деле. Воздух стал колючим, маленькими иголочками покалывая кожу, будто ледяной водой на ветру окатили, а вскоре и зуб на зуб перестал попадать. Не желая признаваться, что не сплю, я попробовала свернуться калачиком, подтянула колени к груди, но это не сильно помогло. Холод словно впитывался через кожу, тоненькими ручейками стекаясь к животу и обращаясь тянущей болью.

Ну, точно, рыба была какая-то ядовитая. Месть это такая за то, что ее поймали. Или грибы? Да нет, самые обычные. Если рыбу такую я раньше не встречала, то грибочки недалеко от замка растут. Мы их с Грошем часто едим.

— Вась? Василек, все в порядке? — в голосе парня прорезались обеспокоенные нотки.

— Угу, — пробурчала и натянула на плечи куртку.

Но кое-кого мой ответ не удовлетворил. Йен приблизился, тронул за руку…

— Да ты же ледяная вся! Не могла сказать? — укорил он, принес свое одеяло, укрыл и примостился рядышком.

На то, что обнял, даже внимания не обратила.

Бр-р-р… Почему так холодно? И живот болит. Надо было, наверное, встать и прогуляться до хм… леса, но так не хотелось покидать теплых объятий.

Некоторое время спустя я начала немного согреваться и расслабилась. Отвлеклась от собственного состояния на жаркое дыхание, что щекотно шевелило волосы на затылке, пальцы, поглаживающие запястье.

А потом стало не до этого. Тело решило, что ему жарко.

Я кое-как, не делая лишних движений, выпуталась из куртки, прикрылась одеялом, но уже через несколько минут благополучно сбросила его на парня.

— Вась, — позвал Йен, — все в порядке?

Нет. Вообще не в порядке. Снова свернулась и положила руку на живот. Боль была не сильной, но слишком неприятной. Еще и не понять никак, жарко мне или холодно.

Но ответа от меня все-таки добились.

Йен повернул к себе, потрогал лоб, обеспокоенный взгляд прошелся по лицу. Признаться все же пришлось.

— Живот болит, — прошептала, стараясь не обращать внимание на предательский румянец, и отвернулась.

— Кроме ужина ела что-нибудь? — не собирался отставать он.

Лишь помотала головой и снова накрылась.

Так меня мучили еще с полчаса, а, может, и целую вечность. Йен крепко прижимал к себе, поглаживал живот и время от времени задавал не очень удобные вопросы. В конце концов, я не выдержала и сбежала. Угу, в известном направлении.

Отсутствовала долго, брюнет мой даже поволноваться успел, но когда, наконец, появилась с круглыми испуганными глазами и бледная как полотно, вот тогда он струхнул не на шутку. Кружил коршуном, пытал, жалел, снова пытал, а добиться ответа не мог. Я бы и рада сказать хоть что-то, да язык к небу прирос. И только одно чувство — паника.

— У меня к-кровь, — запинаясь, прошептала.

— Где? Показывай. Поранилась? — не унимался он.

— Нет, не поранилась. Не знаю… — губы дрожали, а ноги приклеились к месту, что и сдвинуться не могла. А попытался дотронуться, как тут же отшатнулась:

— Не надо! — вышло истерично.

И Йен стоял, хмурился, о чем-то напряженно размышлял, а потом вдруг облегченно выдохнул.

— Ах вот ты о чем… — Но не дождавшись никакой реакции, кроме все того же испуганного взгляда, изменился в лице. — У тебя так еще ни разу не было?

Мы точно об одном и том же говорим?

Видимо вопрос отразился на моем лице, потому что крайне серьезный и немного смущенный брюнет пустился в объяснения.

То есть, сначала он пихнул мне в руки тряпку из тех, что остались вместо бинтов, заикаясь, сказал, что с ней делать, и отправил красную как свекла меня обратно в лес. А вот потом долго и путано разъяснял, что это нормально, так бывает раз в месяц, и значит, что я кгм… взрослая. А еще обрадовал, что мучиться мне целую неделю.

Вот так повезло! Жуть какая. И почему Грош не предупредил, что у девушек все так сложно?

Неприятные ощущения никуда не делись. А меня уложили обратно, обняли, несмотря на мое вялое сопротивление, рукой грели животик, сетуя, что нет возможности сделать отвар, чтобы облегчить самочувствие, а еще водили носом по волосам.

Хорошо-то как.

Но вот разрозненные мысли и новые познания немного упорядочились, как я подумала, что мама бы о таком рассказала. А еще можно было бы задать все волнующие вопросы, посоветоваться. Разве с парнем или тем более драконом о таком поговоришь?

На глаза вдруг навернулись слезы. Они одна за другой стекали по лицу. Я не рыдала, не всхлипывала, даже носом старалась лишний раз не шмыгать, чтобы не волновать Йена. Вот только на душе было горько.

— Василечек, ты чего? — все-таки услышал. Навис надо мной.

— Как бы я хотела, чтобы у меня была мама…

— Вась… — выдохнул растерянно.

— Почему они меня бросили? Грош ведь меня в лесу нашел… А если потерялась, то почему не искали?

— Может, просто не нашли? — большим пальцем стер слезинку с щеки.

— Может, просто не хотели? — едко отозвалась я. Повернулась к парню лицом и уткнулась носом в его шею. — Не понимаю… Как можно было бросить своего ребенка? Почему?

— Знаешь, Василь, — заговорил Йен после недолгого молчания, — иногда бывают в жизни такие ситуации, когда невозможно поступить иначе.

— Ты бы так поступил? — вскинулась я, сердито глядя на брюнета. — Бросил беспомощного ребенка в лесу?

— Наверняка они знали, что ты у дракона и в безопасности, — ушел от ответа он.

— Даже если знали, что это меняет?

— Тебе же не известна причина. Может, они спасали тебя.

Не понимаю. И никогда, наверно, не пойму. Если бы у родителей спросить, узнать, может, и я смогла бы согласиться с таким решением, но… Некого спрашивать.

— Знаешь, — подумав, ответила, — даже если пойму… Это ничего не изменит. Поздно.

Мамы не было рядом, пока я росла, когда у меня выпадали зубки, когда я свалилась в озеро, а потом болела, и Грош меня лечил. Когда из окна сиганула, подражая дракону, или когда разбивала коленки. Он меня растил, лечил, кормил, учил, показывал как готовить, дул на ранки, когда было больно, и утешал, если снились кошмары. Да он мне до сих пор одеяло поправляет каждую ночь, думая, что я сплю и ничего не вижу! Меня воспитал дракон! Зверь! От которого нормальные люди разбегаются в панике! А мать… Где она была все это время?