Русло реки было несколько ниже самой долины, и египтяне не смогли обнаружить наш переход. Сам же Рамзес тем временем отдыхал в лагере к северу от нас.
Когда мы, выскочив в долину, показались перед египтянами, для них уже было поздно что-либо предпринимать. Я видел, как бежал первым с поля боя их командующий в шлеме в виде феникса (символ бога Ра) на своей колеснице. Остальные же, растянувшись в длинный ряд, не успели даже встать в боевой порядок. Мы с легкостью пробили их ряды. Многие из них рассыпались по долине, а некоторые устремились в лагерь своего покровителя на севере. Я отдал приказ преследовать их.
Рамзес ничуть не оробел, обнаружив нашу уловку, и показал себя на поле брани отважным и искусным воином. Он, понимая, что в случае бездействия лишится целой армии, двинулся на нас во главе легиона Амон. Египтяне дали путь остаткам отряда Ра. Своевременно разомкнув свои ряды, они пропустили в лагерь уцелевших союзников и, вновь встав в боевой порядок, со свежими силами устремились на нас. Все, кто выжил из легиона Ра, расположились у лагеря и стали его охранять.
Между моими легионами и войском Амон под предводительством фараона разразилось долгое и кровопролитное сражение. Войны с обеих сторон изрядно утомились от частых маневров. Многие падали от изнеможения. Солнце в своем дневном зените припекало с такой силой, что сражающиеся теряли землю под ногами из-за сильного головокружения и тошноты. Поле брани, усеянное падшими соратниками, осталось за самыми сильными и отважными героями. Схватки между ними длились очень долго, и всяк из них, будь то хетт, дардариец, нубиец или египтянин, сражался с честью. Успех наш, впрочем, как и победа врага, был сомнительным. И сам Рамзес показал себя благородным и отважным мечником, готовым рисковать жизнью ради своих подданных.
Между тем Александру атаковал телохранителей фараона и цвет его воинской рати. Видя наше сложное положение, он осуществил успешную вылазку из города вместе с Крассом. Они со своими пехотинцами при поддержке суту (лучников. – Прим. авт.) набросились на ряды неприятеля и расстроили их боевые порядки.
Пока наши войска, воспряв духом при виде союзника, теснили египтян, мне доложили, что наш фланг атакован легионом Сутех, который подоспел на помощь Рамзесу. И мне, и фараону пришлось сражаться на двух фронтах. Битва забушевала с новой силой.
В этот самый час Муваталис двинулся к лагерю египтян, который охранялся лишь горсткой уцелевших мечников из разбитого легиона Ра. Перебив их всех, царь двинулся нам на выручку.
Но от его армии отбилась значительная часть пехотинцев и колесниц, которые в спешке набросились на богатую добычу – золото, шелк и дорогую утварь, коих в изобилии оказалось в опустевшем египетском лагере. Пока они наполняли свои карманы и мешки дорогостоящей добычей, из-за ущелья, что находилось на севере от лагеря, выступили амориты[13]. Последние разбили наших воинов наголову. Все они пали жертвой собственной алчности. После чего амориты присоединились к общему сражению.
Я бывал во многих битвах, благородные отцы, но битв, подобной этой, я не видел никогда. Наши войска перемешались. Всюду царил хаос и смятение. Летели отрубленные головы, руки и ноги, отовсюду струилась кровь. Обученные дикие львы, выпущенные фараоном в наши ряды, набрасывались на пехоту и душили солдат, вцепившись им в горло. Боевые кличи египтян, троянцев, хелебцев, народа касков и амореев смешались воедино с предсмертными криками и стонами умирающих солдат.
Но вот я вместе с царем оказался у колесницы Рамзеса, мы могли сразить его и покончить этим навсегда с египетской угрозой. Муваталис с хопешем в руке устремился было к нему, но ему преградил путь человек невиданной красоты. Он был в точно такой же по-царски убранной колеснице, как и сам фараон. А бился он как бог. Позже мы узнали, что этот воин не кто иной, как соправитель и советник Рамзеса по имени Моисей. Первый называет себя богом, но на это звание, по моему мнению, с большей вероятностью мог бы претендовать его соправитель, ибо я видел, как туча стрел, осыпавших ряды амореев, расступилась над головой Моисея. Чуть позже я вновь стал свидетелем его необычайной силы. Когда мы подошли к его колонне вплотную, лучник из моей колесницы пустил в него стрелу, и та, обогнув его чело, вонзилась в землю у него за спиной. Словно неведомая сила оберегала его и отводила от него беду. Странный дух витал вокруг этого героя, а сражался он не хуже самых воинственных вождей.
Сражение, начавшееся на заре, кончилось лишь с наступлением ночи, когда войны с обеих сторон, уже будучи не в силах держать оружие, разошлись по лагерям. Никому не удалось стяжать победу в этой кровопролитной битве. На поле брани, теперь уже усеянном хищными птицами, поедающими человеческую плоть, пало множество славных героев с обеих сторон.
Мы отбили Кадеш, но какой ценой? Из семнадцати тысячи пятисот человек выжили лишь шесть тысяч, и те были измотаны, тяжело ранены или находились при смерти. Рамзес в свою очередь потерял в сражении шестнадцать тысяч, а четыре армии, сформированные им до выступления в поход, общей численностью в двадцать четыре тысячи так поредели во время боя, что в конце дня образовали одно большое соединение, которое приблизительно оценивалось нами в восемь тысяч человек.
На утро следующего дня мы встретились с фараоном и его соправителем. Рамзес понимал, что при таком соотношении войск осада Кадеша может обернуться для него и его армии полным крахом. И он, не желая приносить в жертву сомнительному исходу остатки своего войска, повел его обратно в Мемфис. Мы заключили мирный договор.
* * *
Собравшиеся не рукоплескали в конце речи Хаттусилиса, ведь многие горожане, будь то правящие при дворе или землепашцы, потеряли в этой войне своих отцов, братьев и сыновей.
Но вот в залу воротился Кисарий. Он привел с собой Семиду в сопровождении стражи. И ее жалкий вид приковал к себе все внимание присутствующих.
– Вот та, что свела с ума нашего родича, – в спешке заговорил, увидев их, Диокл, – вот та, что превратила благородного мужа в безумца, а раны на ее челе есть кара Богов за ее распутство.
Блудница держалась на ногах лишь благодаря стражникам, которые, обхватив ее с обеих сторон, подвели ее к трону царя. Когда они отпустили ее, она рухнула под ноги Муваталису без сил.
– Кара богов померкнет перед моим возмездием, – молвил царь, окидывая ее истерзанное тело презрительным взглядом. – Боги содрогнутся при виде того, как она входит в царствие мертвых без рук, – говорил он, вставая с трона и подступая ближе к распростертому телу Семиды, – без ног, без ушей, с опаленной головой. А когда ее увидят покойники, они скажут, указывая пальцем: «Вот та блудница, что восстановила верного слугу и друга против своего царя».
Казалось, что Семида уже мертва, так беспомощно было ее тело, и лишь бегающие глаза выражали тот ужас, что охватил ее при этих словах.
– Жрецы Хаттусы, созовите палачей, вместе с ними придумайте самую жестокую кару, которую побоится вообразить себя всяк из людей или богов, и приведите ее в исполнение на закате следующего дня, – приказал царь и объявил, что Совет окончен.
* * *
К вечеру все собрались на трапезу, но царь не вкушал пищи и не возлиял вина, в его сердце засела печаль, скорбь и ненависть.
Вернувшись в Бююкале – башню царя, он встретил супругу на террасе замка.
– Здравствуй, мой дорогой муж, – тревожно приветствовала она его.
– Доброй ночи, – без особого чувства от сильной усталости и горечи ответил Муваталис.
– Я хочу поговорить с тобой, – начала Гудо Хебе, осторожно кладя свои нежные пальцы на руку супруга.
– Насколько мне помнится, я никогда не оставлял без внимания твоих слов, – улыбнулся царь. – Присядь, – сказал он затем, указывая на скамью, обитую шкурами тигров.