– Или же, – прервал его Идил, – их может быть гораздо больше, хотя бы исходя из того соображения, что эта горстка может оказаться лишь головной частью большой армии, которая еще полностью не показалась из-за скал.

Но вот Хасили уже объявился в Нижнем городе, и, несмотря на то что он проделал долгий путь с одного конца города на другой и обратно, по нему не было видно никаких признаков усталости, что очень странно, если брать во внимание обширные размеры Хаттусы.

Он, подбежав к адию, с которого Дакий и Идил встречали его вопросительными взглядами, и, сделав лишь один глубокий вдох, ясно и отчетливо проговорил:

– Наместник царя и временный хранитель города с минуты на минуту будут здесь в сопровождении царской гвардии, я также по приказу Диокла – временного начальника меши (пехоты. – Прим. авт.) разбудил весь гарнизон, что остался в городе. Затем я передал приказ главного жреца Магнуса воеводе нетхетыра (колесничим. – Прим. авт.) доставить к воротам все имеющиеся у нас колесницы, наездников, лучников и копейщиков в полном снаряжении и готовыми к бою.

Тут Хасили снова перевел дух и продолжил:

– Был у Львиных ворот, у них все совершенно спокойно, но все же на всякий случай я предупредил часовых о огнях у Царских ворот и велел им быть начеку. Я не исключаю возможности, что если это враг, то он может прибегнуть к обману – отвлечь нас у Царских ворот небольшим отрядом, а основной силой напасть на Львиные ворота. Так что из шести отрядов гарнизона меши к нам прибудут четыре и дюжина колесниц с лучниками, остальные же два отряда встанут у Львиных ворот, и если враг всеми силами ударит по нашим стенам, то они покинут город с другой стороны и атакуют неприятеля с тыла.

Хромой Идил и просмердевший чесночным настоем Дакий изумились не столько тому, с какой точностью этот энергичный юноша ответил на их всевозможные вопросы, столько тому, как много всего он успел сделать за столь короткое время.

– Тебе впору быть воеводой, – похвалил его Дакий, при этом удивился сам себе. Он редко расточал похвалы. Так редко, что его собственный голос при этих словах показался ему чужим.

Спустя мгновение у царских ворот выстроились колесницы в боевой порядок, лучники встали на внутренние стены города, которые возвышались над более низкими внешними. Кроме того, граждане, пробудившись ото сна из-за стука колесниц о мощеные дороги города и созвучного марша пехоты, высыпали на улицы. Каждый из них, узнав из уст встреченных о надвигающейся опасности, вооружался кто чем мог и вставал в ряды воинского ополчения.

– Не зажигать огней, пусть враг не знает о наших приготовлениях, – скомандовал, подъезжая к воротам на своей богато убранной колеснице, Диокл – временный хранитель и защитник города.

Все войны в одночасье притаились, прижимая как можно ближе к себе мечи, щиты и копья, дабы они не бряцали друг о друга, издавая при этом шум. Все лишние огни были потушены, и лишь сотники и начальники освещали небольшими факелами лица хеттских воинов, которые с решительной готовностью ожидали боя. Воцарилась глубокая тишина, и наряду с шелестом развевающегося хеттского знамени с гербом в виде двуглавого орла ветер доносил до слуха отголоски боевого марша солдат, который эхом отдавался в долине.

Вот явился и главный жрец храма Тешуба Магнус. Протиснувшись сквозь ряды, этот невысокий человек пробрался к Диоклу и, склонив голову в знак приветствия, повел свою речь.

– Что происходит? – спросил он, выпучив глаза и заливаясь потом. – Отчего вся эта суета, Диокл?

– Рад, что ты явился, мой друг, следуй за мной, но ступай тихо и не высовывай головы из-за стен.

Магнус пошел за ним. Поднявшись на стену, жрец разинул рот и выпучил еще сильнее свои глаза: в долине, освещенной тусклым лунным светом, пробивающимся из-за облаков, развернулось еле различимое среди холмов и кустарников, уже выстроившееся в колонны многочисленное вражеское войско. Отсюда можно было заметить, как начальники объезжают свои ряды на колеснице и отдают приказы с помощью условных знаков. Тут же враг, выстроившись при помощи военных эволюций в новый боевой порядок, тоже загасил свои факелы, судя по всему, стараясь скрыть этим свою численность.

– Стоило нам только вообразить, что дело закончено, как появилась новая и гораздо более опасная угроза, – хватаясь за голову, произнес приглушенным голосом грек.

– Послушай меня, Диокл, – говорил шепотом жрец, указывая на неприятеля, – мы с тобой стольким рисковали ради того, чтобы привести в исполнение наш план, и мы не можем, просто не имеем права отдаться во власть неведомого врага. Столько всего было принесено в жертву нашим замыслам! Быть может, это боги испытывают нас, дабы проверить, сможем ли мы защитить свой город?

– Забудь на минуту о своих богах, Магнус, и представь: что если это не враг, ведомый их волей, а тот, кому ты пророчил скорую погибель? Что тогда?

– Что ж, в этом случае нам придется проявить еще немного терпения, – проговорил суеверный жрец, слегка повысив голос, – но ни в коем случае не подвергай сомнению волю богов, ибо их слово всегда обретает форму, а за сомнение они всякого жестоко карают.

– Магнус, ты мудр, и, сказать по правде, я бы сам не решился на подобное мероприятие без твоих напутствий, и сейчас я как никогда раньше нуждаюсь в твоем совете, – сказал учтивый грек. – Видишь ли, дело в том, что половина наших войск по моему заблаговременному приказу осуществила вылазку через Львиные ворота. Как только я завидел огни с Царской крепости, предвидев, что враг встанет именно здесь, я приказал нашим дружинам встать за тем холмом и ждать моего сигнала. – Диокл говорил тихим голосом, указывая взглядом на небольшую возвышенность сразу за лагерем врага.

– Стало быть, преимущество на нашей стороне? – сомнительным тоном спросил жрец, и Диокл встретил его вопросительный взор.

– Определенно, – заулыбался грек.

– В таком случае согласно предписаниям законов войны мы должны пустить огненную стрелу. Если стоящие по ту сторону явились с благими намерениями, они пустят ее обратно, если же нет – в нас полетит отнюдь не одна стрела, так что прикажите воинам заранее поднять щиты.

Диокл и Магнус укрылись за выступающими зубцами одной из башен, между которыми стояли Царские ворота. Вскоре к ним присоединился Дакий вместе с седовласым старцем по имени Амит Во’тух. Он на протяжении всей своей жизни служил в почтенной должности хранителя печати Царских ворот.

Чтобы пресечь всякую возможность проникновения иноземных шпионов и бродяг в город, ворота с особой тщательностью закрывались в час, когда в ночном небе начинала сиять первая звезда, при помощи трех громадных деревянных балок, вставляющихся в железные петли, специально для этого приделанные к ее внутренней стороне. Балки обвязывались железной цепью, в центре которой старец каждый раз с наступлением ночи ставил свою именную глиняную печать, так чтобы нельзя было открыть ворота, при этом не повредив ее. А наутро он, возглавляя торжество открытия Царских ворот, разламывал печать. После чего город открывался вновь для бесконечного потока торговцев и путешественников со всех уголков Земли.

Пока Хасили зажигал стрелу, к военачальникам, которые вели оживленный спор, подошел хромой Идил. Один неизвестный ему воин произносил со скорбью и страстью свою пылкую речь, простирая руки к небу.

– О боги, – вопил он, – за что нам такое проклятие? Сперва лишился рассудка наш герой Медат, который был несравненным стратегом и воином, а теперь враг стоит у наших стен в тот самый час, когда наш царь и войско бьются с египетским фараоном у Кадеша. Кто же защитит нас теперь, в минуту отчаяния и беды?

– Уйми свои речи, – упрекнул его Диокл, – ни к чему сеять тревогу среди воинов. Веками враги пытались пробиться сквозь эти стены, и доселе это никому не удавалось!

– И что ты предлагаешь, грек? – не унимался воин. – Удерживать осаду под начальством купца с Тира, немощного жреца и престарелого Дакия?