Степаныч уцепился за ручку двери и вышел вон из кабинета. Зря только ехал. Он вышел из здания и сел в машину. Кто он такой вообще? Дядя Вася из района Нижние Микитки? Три деревни, два села. Восемь девок – один я… Восемь девок? Интересно, чем сейчас Шубин занимается.

Осадчий вынул из кармана мобильник и стал давить на кнопки.

– Тимофеич?.. Ты не против, если я к тебе подъеду? Дело на сто тысяч… Договорились.

Он отключил средство связи, тяжко вздохнул. Вот она, кривда жизни, хотя должность начальника службы безопасности вроде бы не такая сложная. Пришел – ушёл. Проверил посты. Доложил генеральному о текущей работе и планах на будущее. Впрочем, какие могут быть планы! Пенсия заработана. Дети взрослые. Жену схоронил. Вакансию супруги занять никто не торопится. Да и самому пока что не до этого. Разве что позже как-нибудь…

Шубин с Осадчим сидели в гараже и вели разговоры на вольные темы – про то, как в одночасье раскулачили целую империю, про то, как хорошо жилось при царях, потом перешли на дела заводские, и Осадчий вдруг запел о своём, наболевшем.

– Они хотят документы. Но адрес пустой… Что это может быть?

– Замануха, – ответил Шубин.

– Подземные тоннели, агрегаты для откачки воды. Там же вода чрез плотину сочится. Достаточно их отключить – и поплыли. Как викинги на галерах…

– На ладьях, – поправил Шубин. – С носами загнутыми… Галеры – это из другой оперы.

Они сидели за столом, накрытом клеёнкой. У стены тикал будильник. На стене висел календарь. Под календарем исходила потом бутылка, вынутая из холодильника, – хозяин гаража расслаблялся, купив самогонку у Голубцова. Одна отрада у человека. И колея у него теперь тоже одна: работа – дача – гараж. И далее по кругу. Посредине бывает, правда, мероприятие, но редко – это когда возьмёт человек и расслабится.

– Он её, этот Саня, через активированный уголь пропускает, – рассказывал Шубин, словно Осадчий только что на свет родился. – Короче, тот же самый процесс очистки, который применяется на спиртзаводах. Только ещё лучше, потому что у них все фильтры забиты. Оттого у них водка говном отдаёт. Из чего её гонят там?

– Из нефти, – заявил Осадчий. – Помнишь органическую химию? Вот. Колбасу можно из нефти произвести – и никто не догадается…

Осадчий остановился, переводя дух. За вторую бутылку взялись. Не слишком ли быстро у них беседа пошла?

– Но я не об этом, – спохватился он. – Я же мыслями хотел поделиться.

– Я что-то не въеду. Давай по новой…

Повтор у Осадчего вновь получился пространный. Пришлось рассказать о своём заместителе Ахмерове. И лишь после этого о звонке мобильного телефона за дверью на шестнадцатом этаже. После этого всё становилось на свои места: за спиной у Осадцева плели непонятные сети.

– Может, Ахмеров нацелился занять мою должность? – предположил он. – Но кто он такой, этот Дмитрий Иванович. Он никогда не служил. Простой инженер-строитель. Работал себе на стройке – так нет, потянуло в охранники. Представляешь? Три месяца всего отработал – и полез в архив… Я ему не верю. Как можно работать с таким человеком?

Шубин вдруг вспомнил о своём и решил поделиться с неожиданным гостем.

– Не хотел я говорить, но придётся. Конечно, это нарушение, и я это понимаю, потому что не положено на работе рыбачить…

– Тебе можно, – прервал его Осадчий, блестя вставленным зубом из жёлтого металла.

– Представь. Стою я в воде, – хмурился Шубин, – а тут черти летят на катере. Вдоль берега… Короче, нахлебался водички, но выбрался. Докладывать, конечно, не стали. Сам виноват. А теперь, после твоих разговоров, вот я и думаю: какого им хрена там надо было? Тоже, может, экологи?

Шубин замолчал, блестя глазами. Поднял бутылку и наполнил рюмки.

– Короче говоря, – продолжил Осадчий, – назревает какой-то фурункул. Придётся опять к генеральному идти. Может, он в курсе.

Тимофеич поднял рюмку:

– Хочу выпить за пингвинов, чтобы им никогда не знать человеческих проблем. И ещё за Северный флот, на котором служил я срочную…

– Кем? – оживился Осадчий.

– Извини, я подписку давал, чтоб никому. Даже в бреду…

– Но теперь-то уж можно. Всё прошло, как с белых яблонь дым…

– Закусывай, Степаныч… Огурчики, помидоры, колбаска, рыбка… Я здесь заночую. Не пойду домой. Не хочу. Дома меня никто не ждет. Зять – стерва. Я, говорит, за своё здесь потею… А ты, говорит, кто такой?

– Серьёзно?

– Это он мне! Офицеру МВД!.. А ведь я хотел его на работу к себе пригласить – у нас же там место стрелка свободное. Но теперь – ни под каким соусом. Прошу тебя, не бери! Я тебя умоляю…

Осадчий слушал вполуха. Мало ли что происходит в жизни.

– Он у тебя откуда? – спросил он о зяте.

– А хрен его в душу знает… – ответил Тимофеич. – Нашла где-то, притащила в квартиру. Разве же нас теперь спрашивают!

– Это уж точно.

– Ни под каким предлогом. Не бери.

Осадчий вдруг завёл старую песню:

– Тимофеич, может, ты согласишься?

– Говорю ему, – продолжал Шубин, – пенис лосиный, говорю, пососи – от застоя всего организма…

– Соглашайся, Тимофеич…

– Извини, о чём это мы? Давай выпьем, а потом поговорим. Кем я у тебя буду? Инспектором? А зарплата? А время свободное, чтобы на дачу ездить?.. – Он хлопнул себя ладонью в лоб. – Совершенно из памяти вышибло, потому что с сегодняшнего дня я больше не дачник. Однозначно. Сам себе клятву давал и начисто всё позабыл. Когда выходить?

Он внимательно посмотрел в глаза Осадчему. Того даже заклинило от неожиданности. Месяц Шубин отказывался – и вдруг согласился.

– У нас зарплату должны прибавить, – обещал Степаныч. – Тысячи на две…

– Хрен с ней. Давай лучше выпьем. За морских львов. А потом за пингвинов… За правоведов я пить не желаю, хотя мог бы. Прикинь, по наклонной ползёт один – снизу вверх. И не думает, что соскользнёт.

– Кто таков?

– Юра Буханцев, адвокатишка сраный… Ему кажется, он теперь центр вселенной. Хотя, скорее всего, посадил его кто-то себе… По самые помидоры.

Губернатор области Порошин Леонид Ильич задержался у себя в кабинете больше обычного. Он не любил засиживаться допоздна, прекрасно понимая, что за работой с неизбежностью должен следовать полноценный отдых. Ему за полста. Воинское звание – генерал-лейтенант. Леонид Ильич числился за штатами министерства обороны – как лицо, назначенное на выборную должность. Он считал себя выдвиженцем столицы, потому что без помощи некоторых граждан, проживающих там, не удалось бы ему занять этот важный пост.

Леонид Ильич прекрасно понимал, что чужд местному населению. Сами посудите, что он здесь позабыл, если родился на Камчатке, служил по всей стране, в том числе на Кавказе, пока не приземлился на Средней Волге.

Порошин обернулся к окну: на площади стояла угольно-чёрная фигура вождя, протянувшего ладонь навстречу губернатору. Он словно целился в окна: «Смотрите, люди добрые, кого пригрели, кому гнездышко теплое предоставили у косогора!»

За спиной у вождя щетинились елки и липы, зиял обрыв, темнела внизу громадная масса воды, за которой виднелась дамба, старый патронный завод, жилые дома Нижней Часовни, Верхней Часовни, а также гигантская труба ТЭЦ-2. Там располагался громадный Заволжский район.

Леонид много чего обещал, когда шёл на выборы. Говорил, что зимой в домах будет тепло, а в летнее время, особенно в жару, не будут отключать горячую воды. Обещал изучить проблему Нижней Часовни – всю в комплексе, включая задачу с заводской котельной, а заодно обещал разобраться с инженерным сооружением – дамбой. Грозился даже пустить под корень всю местную мафию.

Он много чего обещал. Однако гражданская жизнь оказалась намного сложнее, чем он предполагал. Здесь не возьмешь под козырек и не прикажешь: «Крру-гом! Исполнять без промедления!» Оказывается, мозги требуются на каждом шагу. В армии намного проще – начиная от комплектования подразделений личным составом и кончая продовольственным обеспечением.