Стоп. Не тот ли это самый муж сестры, который отменно разбирается в вооружении?
Ах, черт! Конечно, это он! Мое дыхание замирает, а сердце начинает неразборчиво колотиться мимо ритма. Мозаика весьма точно складывается — и я не могу сказать, что тот узор, который на ней вырисовывается, производит на меня благоприятное впечатление…
Эмма и Вильгельм не пошли с нами в дом Коарга и Венс, потому что знали: там будет риск нарваться на Стурка, который их узнает. Второй угрозой для них в ту же самую ночь выступал Арчи: в родной карнавалетской среде его чувствительность обострилась бы, и он мог услышать в памяти двух бывших охранников отголоски того события, которое я просматриваю сейчас. Как следствие, логично предположить, что сейчас менторы специально занимают ум Арчи чем-то совершенно посторонним, лишь бы он не обращался мыслями в том направлении, куда побрела я. Им совершенно точно есть что скрывать, совершенно точно…
— Легко ли обеспечивать логистику таким большим партиям товара? — интересуется у гостей Фаревд. — Не приходится ли жертвовать скоростью, мобильностью, сохранность груза?
— Несомненно, дело требует куда большей ответственности, чем работа со стандартными партиями, — корректно отвечает безымянный оружейник с золотой челюстью. — Но благодаря нашему опыту работы и — не стану скрывать — удвоенным ставкам для наиболее высококвалифицированных кадров из нашего охранного подразделения нам удается избежать большинства потенциальных затруднений.
Вильгельм и Эмма пожирают визитеров глазами по мере их приближения. Они обшаривают зрачками каждую пуговку на их жилетах, каждый шнурок на их ботинках и рукавах.
— От большинства, вы говорите, — кивает Фаревд. — Но не от всех. Не были бы вы так любезны сообщить мне, с чем все-таки могут изредка возникать накладки? Я со своей стороны мог бы приложить некоторые усилия для того, чтобы избавить вас от этих дискомфортных нюансов…
Эмма остается непроницаемой, а Вильгельм моргает. Только я слишком хорошо знаю менторов, чтоб эта неподвижность могла обмануть меня: сейчас в них бушуют бури эмоций.
Вдохнув поглубже и напрягая мысль так, что мозговые извилины сводит в судорогах, я осознаю: вышеупомянутые "дискомфортные нюансы" — не что иное, как мелочные нападения, которые устраивает сам Фаревд. В очередной раз продав Стурку и его родственнику целый караван оружия, он отправляет мелкие и не слишком опытные банды этот караван грабить. Естественно, банды не могут справиться с задачей — но тем не менее тормозят продвижение груза, расхищают некую его мизерную часть и треплют нервы клиентам оружейника. Самому же Фаревду эти набеги нужны прежде всего для того, чтобы выявить наиболее уязвимые места клиентов — все банды по его велению задействуют разные тактики, и повторятся им строго-настрого запрещено.
Оружейник с покупателями и сопровождающей охраной проходят в арсенал. Я пытаюсь проследовать своим вниманием туда же — но натыкаюсь на невидимую преграду, протянувшуюся между Вильгельмом и Эммой и наглухо закрывшую мне проход в коридор. Я могу лишь прижиматься к ней, как к стеклу, и наблюдать за удаляющимися спинами.
Как же все-таки мудро, что я нахожусь здесь не в режиме прохождения миссий на Той Стороне — а как наблюдатель, не присутствующий на месте действия ни физически, ни ментально. Представляю, каким ехидством изошли бы менторы, доведись им заметить меня здесь, в своем прошлом…
Вильгельм кладет руку на рукоятку висящего на поясе пистолета. Зачем? Я ничего не вижу и не слышу. Но он опускает руку, и ничего не происходит — совсем ничего.
На другой руке у него браслет. Хм — а не для того ли стоят два охранника по обе стороны входа в арсенал, чтобы между их браслетами выстраивалось прозрачное преградное поле? Пройти через которое может только Фаревд и те, кого он соблаговолит по доброй воле взять с собой? Как легко и быстро текут этой ночью мысли, как много загадок раскрываются им безо всякого сопротивления…
Из арсенала раздается серия выстрелов, сопровождаемых взрывами малой силы. Эмма и Вильгельм словно вспыхивают: срываются со своих позиций, выхватывают пистолеты и стреляют в глубь коридора, высаживая всю обойму. Черт! Мне даже не видно, в кого они палят! Но уж явно не в пустоту, нет… Отходят в сторону, перезаряжают стволы, дожидаются подкрепления — и все вместе бросаются внутрь. Грохот из арсенала становится плотнее и громче, но не приближается. Все, что остается мне — это терпеливо дожидаться снаружи…
Но нет — здешняя энергозащита слишком сильна и не позволяет мне наблюдать за разворачивающейся драмой даже издалека. Тяжеловесный поток подхватывает меня и закручивает, как в центрифуге. Я покорно верчусь, не пытаясь выбраться из этого миксера со стенками, непрозрачными для взгляда и мысли. Будем считать, что мне таким способом предоставили время на спокойные и рациональные размышления.
Что стряслось там, в арсенале? Несчастный случай? Очередная запланированная атака Фаревда на своих клиентов — на сей раз еще более жестокая и прямолинейная по сравнению с пустяковыми налетами на караван? Предательство той части охраны, которая отправилась сопровождать посетителей? Или это сторонняя диверсия, и злоумышленники стремятся в равной степени навредить и клиентам оружейника, и ему самому?
Вращение миксера постепенно замедляется — и я понимаю, что меня готовы выпустить. Надо как можно скорее зафиксировать в голове те вопросы, ответов на которых пока нет — но если я их не зафиксирую, я запросто могу при пробуждении забыть и сами формулировки. Так что…
Какую роль в этой заварухе играют мои будущие менторы? Судя по их поведению, понять ничего невозможно: они с равным успехом могли как и знать о готовящейся затее, так и нисколько не подозревать. На чьей они стороне? Честно служат Фаревду? Участвуют в бунте охраны? Заодно с диверсантами извне?
Миксер распахивает мне свои створки, как ракушка — и фокус моего внимания оказывается все в том же главном зале, неподалеку от входа в арсенал. Только теперь напротив этого входа стоит тот самый стол, на котором Эмма и Вильгельм ели фалафель — а на столе богатый пурпурный гроб. В гробу, по самый подбородок укрытый толстенной рубиновой мантией, лежит муж сестры Скурта.
Сам Стурк стоит рядом с гробом, целый и невредимый. Держит в руке чашу в форме перевернутой короны. В руках Фаревда такая же чаша, а на лице и теле — тоже ни единой царапины.
Погребальные обряды на Той Стороне столь же бесчисленно разнообразны, как и бытовые традиции ее живых обитателей. Ознакомиться со всеми ними целиком категорически невозможно, равно как и составить по ним справочник или энциклопедию. Когда попадаешь на похороны — просто копируй поведение окружающих, чтоб не выглядеть идиотом. Но Фаревд ощущает себя возле гроба свободно и привольно — очевидно, не в первый раз проходит через эту замечательную церемонию.
— Да упокоится в сладости и благолепии король наш ясноокий, — произносит Стурк и выливает себе в горло высокоградусное содержимое чаши.
— Да упокоится, — кивает Фаревд и тоже осушает кубок до дна. — Красивые у вас все-таки обычаи, театральные… Короновать всех без исключения покойников, воздавая им последние почести… Романтично это, и слишком возвышенно для моего понимания. Зато за практическую сторону вашего дела я теперь рад: идеалисты не помешают вам осуществлять энергетическую конверсию со вполовину увеличенной эффективностью.
Я готова запрыгать на месте от волнения: вот что символизировало то превращение черной шестерки в красную девятку на игорном столе! Выходит, Стурк, его родственник и Коарг работали в энергетической промышленности все вместе. Только Коарг, в отличие от этих двоих — одного живого, второго мертвого, занимался не непосредственно закупками, а чем-то иным.
— Не только энергетическую конверсию, Фаревд, не только! — машет пустым кубком Стурк. Его собеседник сухо смеется:
— Давай, попробуй убедить пожизненного оружейника, что все оружие должно быть переделано в предметы мирного гражданского предназначения! Сколько бы вы ни поломали, ни переплавили и ни перенастраивали моих ружей, я все равно произведу еще, и еще, и еще — и всегда больше, чем вы сможете купить.
