Человек, умеющий всё О человек, умеющий всё, имеющий две сильных руки! Он пальцем сделал дырку в земле и семечко в нее опустил. И утром того самого дня проклюнулся из дырки росток, и был он так высок, словно стог, а может быть, и больше того. И вечером того самого дня плод появился на месте том, и был он так высок, словно дом, а может быть, и больше того. Огромный плод лежит на земле, словно бы на большом столе. Тихо качается над землей огромный аэростат. О человек, умеющий всё, имеющий две сильных руки! Скорей мне тайну свою открой, искусству своему научи! А он отвечает мне: – Пустяки! Тут вовсе тайны нет никакой – я пальцем сделал дырку в земле и семечко в нее опустил. Кораблик Весною мир – красочный. Весною он – сказочный. В листве грачи возятся. В ручьях сказки водятся. А в сказки я – верую. Я ветку взял вербную. Спрошу в бюро адресном: – А где живет Андерсен? Девчонка в бюро адресном по случаю дня вешнего глядит на меня радостно, мне отвечает вежливо: – Идите по Светлой улице, а после – по Теплой улице. Там во дворе – лужица. Над нею белье сушится. Зяблик над ней кружится. Кораблик по ней плавает. Кораблик тот – маленький, бумажный он, беленький. В кораблике том маленький сидит муравей, бедненький. Садитесь и вы как следует. Как раз он туда и следует. Портрет Черной краской на бумаге ватманской мой портрет нарисовала девочка. Смотрят на портрет мои знакомые, говорят – Ну просто замечательно! А с портрета я смотрю растерянно. У меня усы висят обиженно. Руки мои черные раскинуты – я стою, как ветряная мельница. Ничего в портрете нет случайного. Просто дети очень наблюдательны. Что за простодушье и доверчивость в этой милой их неискушенности! Акварелью рисовала девочка все, что она видела и слышала. Короля нарисовала голого, на редиску красную похожего. Дурака нарисовала круглого с головою маленькой, как пуговка. Человека грустного и странного, что руками машет, словно мельница. Все восхищены рисунком девочки, кистью ее зоркою и дерзкою, признаком искусства настоящего – этой непосредственностью детскою. «С деревянным домом…»
С деревянным домом живу в ладу. Собираю хворост и в печь кладу. За водой иду и варю еду из картошки да из крупы. А потом я корни ищу в лесу. А потом я корни домой несу, чтобы там разобраться в них. А старательный дятел – всё тук да тук. А сосна надо мною – всё скрип да скрип. И стоит сыроежка, печальный гриб, дурачок на одной ноге… Вот ушел я от суеты сует. Ни о чем душа моя не болит. Телефонный мой торопливый быт где-то в прошлом – как неолит. Там под слоем пыли молчат часы. Там лежит в беспамятстве календарь. Телефонная трубка на рычаге, как удавленница, висит. А в лесу стоит деревянный дом и летит, как бабочка, желтый лист. Сыроежка, недальновидный гриб, хочет сам себя обмануть. Дерево добрых (Из стихов о Ясной Поляне) 1 …И сразу явственней и связанней зеленый ЗИЛ и зелень озими. О, сень яснополянских ясеней в начале дня, в средине осени! Не экскурсанты мы, а странники. Которое уж поколение. Деревья эти – тоже странники. Они пришли на поклонение. Их древний облик разрушается. Летит листва в траву надгробную. Но только им и разрешается украсить ту траву надгробную. Никто не рвет ее, не трогает. Возле нее стоят в молчании. Что нас, сегодняшних, так трогает в том целомудренном молчании? Сюда идут деревни ближние, заезжий принц и пролетарии. И все слова здесь уже лишние, и все излишни комментарии. Оконца в комнате под сводами и в окнах рощица осенняя яснее, чем экскурсоводами даваемые пояснения. |