В этот раз все было иначе. Блэк с любопытством уставился на моё лицо, золотые глаза смотрели чуть резче, всматривались в мои глаза.

— Почему? — спросил он наконец.

В этом вопросе не было обвинения.

Как и все в нем за последние неизвестно-сколько часов, вопрос казался совершенно невинным, безо всяких скрытых мотивов или потайных смыслов.

— Я иногда слышу его, — сказала я, и мой свет был таким же открытым. — Я слышу его в своём разуме.

Его очерченные губы, этот идеальный рот немножко поджался.

— Правда? — переспросил Блэк.

В его тоне звучало искреннее удивление.

Не огорчение, даже не недоумение — скорее, такое чувство, будто я сказала ему настолько странную вещь, что он пока не мог отнести её к категории плохого или хорошего. В любом случае, это не нарушило исходившего от него спокойствия и вообще ничего не сделало, если не считать искры тёплого любопытства в его свете.

Я кивнула, запуская пальцы в его мокрые волосы. Наклонившись, я поцеловала его лицо, обхватывая пальцами другой руки его шею сзади.

Подняв голову, я вздохнула.

Даже я сама слышала в этом звуке удовлетворение.

— Я слышала его, когда ты был в Париже, — объяснила я. — Корека. Он много говорил со мной, пока ты был там. В основном он рассказывал всякие вещи о тебе.

— Вещи? Какие вещи? — спросил Блэк, все ещё медленно водя руками по воде.

Я нахмурилась, вспоминая.

— В основном маленькие детали. Он сказал, что Счастливчик использует чувство вины, чтобы манипулировать тобой; что чувство вины работает с тобой. Он говорил, что ты питаешь слабость к массажу спины… и к мексиканской кухне, и к кофейным зёрнам в тёмном шоколаде, и к манго. Он просто рассказывал мне маленькие детали, — все ещё размышляя, я добавила: — Кажется, он счастлив, что мы вместе. Он говорил, что ты принадлежишь мне. Он говорил это даже тогда, когда я ещё не очень хорошо знала тебя. Он говорил мне не испытывать паранойи в отношении тебя; что мне надо быть терпеливой и не реагировать слишком остро на твои поступки.

Блэк посмотрел на меня, нахмурив лоб.

Какое-то время он лишь водил руками по воде, удерживая нас на одном месте, пока его глаза выдавали мыслительный процесс.

— Ты уверена, что это был Корек? — спросил он. — Не я?

Подумав, я кивнула, решительно стиснув зубы.

— Уверена. Это был он.

— Сейчас ты все ещё с ним говоришь? — он погладил меня пальцами по пояснице, всматриваясь в мои глаза. Я ощутила от него очередной шепоток желания и усилие, с которым он сосредотачивался на теме разговора. — Ты сказала про Париж. Ты также сказала, что говоришь с ним — в настоящем времени. Почему ты вспомнила про него сейчас?

— Он вернулся, — я пальцами откинула влажные волосы с его лица. — Он был в Вашингтоне. Всего на мгновение, но я его услышала, — я поколебалась. — И здесь. Он был здесь, Блэк. Он сказал, что теперь я замужем за вами обоими. Ты его не слышал. Мы занимались сексом, и ты не услышал его голоса. Я подумала, что это странно.

Свет Блэка заструился вперёд, сплетаясь с моим.

Я ощутила, как он пытается почувствовать, о чем я говорила, уловить отпечаток присутствия.

Открывшись для него посильнее, я сосредоточилась на том присутствии, которое ощутила, на том голосе в моей голове.

Настроившись на то, что я чувствовала, Блэк вздрогнул.

Я ощутила, как его свет заискрил приглушенной реакцией… затем он вновь стал прощупывать мой свет, более интенсивно фокусируясь на присутствии. Его разум сделался резким, более аналитическим. Я чувствовала, как он исследует жившее там присутствие и то, как оно связано с его светом. Я с изумлением наблюдала, как он прослеживает серии структур в своём свете вверх, вверх, вверх до самых высоких уровней его aleimi.

Затем он изменил направление в противоположную сторону и проследовал за этими резонансами вниз, в те тёмные, сложные пространства под ним — в те же части, с которыми он знакомил меня последние часы или дни, что мы провели в нашем личном маленьком островном раю.

Когда он отправился туда, я вновь провалилась в те пространства.

Закрыв глаза, я плыла сквозь звезды, сквозь жар его света.

Какая-то часть меня продолжала осознавать, что он делает.

Я чувствовала, как он сверяет эти резонансы со своим светом, с присутствием, которое я ему показала, с тем, что он почувствовал в моем свете.

Я ждала, пока он методично изучал каждую деталь.

Я ощущала в этом столько его интеллекта, интенсивности его ментальной концентрации разума и света на проблеме, что вновь возбудилась.

Блэк тоже отреагировал на это, крепче обхватывая меня руками, прижимая к себе, но при этом не отвлекаясь от объекта своей концентрации.

Я уже знала некоторые выводы, к которым он пришёл.

Судя по тому, что мог сказать Блэк, это действительно был Корек, друг его детства — по крайней мере, какой-то его аспект.

Это сильное узнавание и заставило его подпрыгнуть.

В то же время Блэк по-прежнему лелеял некоторый скептицизм по поводу того, что все это значило, и был ли это отпечаток, настоящее живое существо или какой-то фрагмент его друга, который остался в нем после того, как «настоящий» Корек умер.

Что бы там ни было, эта часть Корека определённо как-то вплеталась в его свет, включая те структуры Блэка, которые он использовал для довольно сложных экстрасенсорных действий и ещё более замысловатых навыков, которые он применял как видящий. Это также связывалось с ним внизу, что ещё сильнее беспокоило Блэка.

Те зоны относились к части света Блэка, которую он считал почти личной.

Они определённо составляли ту часть, которую он не выставлял напоказ.

Вокруг этого я тоже ощущала проблески незнакомых мне вещей, которых я не осознавала.

Например, что Блэк активно скрывал эту часть себя от Чарльза.

Он даже скрывал эту часть себя от видящих-иммигрантов. Он особенно из кожи вон лез, чтобы скрыть это от видящих вроде Джема и Ярли, которые прекрасно обучены и натренированы и с большей вероятностью знали, что означают эти структуры. Блэк думал, что они как минимум будут иметь представление, что означают эти необычные структуры его света — и Блэк совсем не желал выслушивать эти представления.

Очевидно, эта его часть являлась нетипичной для видящего.

Я даже не осознавала, насколько нетипичной она была, пока не почувствовала, как сейчас Блэк думает об этом.

В прошлом видящие странно реагировали на этот его аспект, особенно когда он был молод и не знал, как это скрыть. В детстве он вообще не знал, что с ним что-то не так — пока взрослые, обученные видящие не начали присматриваться к его свету и обсуждать его между собой, часто в присутствии самого Блэка.

У Йохана была самая бурная реакция.

Однако реакция Йохана — определённо не единственная, с которой он столкнулся.

Я осознала, что сама размышляю об этом, отдельно от его хода мысли.

В некотором роде это многое объясняло в Блэке.

Он был другим.

Как и я, он не был нормальным, даже для видящего.

Это также объясняло, почему он вечно оказывался в такой необычной позиции относительно других видящих. Мой дядя видел в нем бомбу замедленного действия и чужака, которого сложно сравнять с остальными и контролировать. Новые видящие воспринимали его как лидера — по крайней мере, те, кто не воспринимал в качестве лидера Чарльза.

Я все сильнее и сильнее сомневалась, что это происходило всего лишь потому, что Блэк жил здесь дольше или владел деньгами.

Однако ничто из этого не объясняло феномен Корека.

Блэк взглянул на меня, слегка кривя губы в хмуром выражении.

«Нет, — послал он мягко. — Не объясняет».

Наклонившись, он поцеловал меня солёными губами.

«Возможно, попозже я захочу посмотреть ещё, Мири, — он снова поцеловал меня, в этот раз более долгим поцелуем, используя язык и шокируя меня жаром этой ласки. — Спасибо, что рассказала мне об этом. Ты поможешь мне потом присмотреться к этому?»