Но Август не отвечал. И за последнюю неделю больше ни разу не появился. Но, в то же время я знала – он рядом. Он всегда был рядом со мной! Чувствовала это каждой клеточкой кожи. И я знала, что ему нужно… Свобода. Освобождение. И я готова была её ему дать! Пусть забирает! Пусть проваливает! Но… всё это было самообманом. Я пыталась заставить себя поверить в то, что больше не нуждаюсь в Августе, что он мне не нужен. Я пыталась убедить себя в том, что десятки вопросов мучающих меня изо дня в день, словно десятки зудящих колотых ран на сердце, пустые и бессмысленные! Что ответы на них мне знать ни к чему. Глупо. Неинтересно.

И чем больше я пыталась в это верить, тем сильнее становился самообман. Тем сильнее я вновь привязывалась к Августу.

Это была моя ошибка. Но, в первую очередь, это было ошибкой Августа. Оказалось… не только я его плохо знала, но и он… знал меня не так хорошо, как был в этом уверен.

В течение двух недель я каждое утро проспалась под стук каблуков Марго. Со временем даже привыкла. Со временем даже дождь из игральных карт, что каждое утро встречал меня на выходе из квартиры, стал чем-то само собой разумеющимся. Не знаю, то ли безумие достигло того уровня, когда уже стало всё равно, когда уже удивляться нечему, то ли… то ли «фокусы» Августа стали однотипными и неинтересными.

– Глория…

– Глория…

– Глория сыграем в картишки? – шептали мне прохожие. А я перестала реагировать.

Парень-администратор в интернет-кафе дал мне сдачу парочкой блестящих лезвий, но, стоило мне их коснуться и они тут же превратились в обычные монеты.

Фотография Марго стала заставкой компьютера, который я занимала, но стоило кликнуть по ней мышкой, и на место возвращался чистый голубой фон.

Один из доберманов Августа провожал меня от одного кафе к другому, где я безуспешно пыталась получить работу, а стоило лишь шикнуть на пса и велеть убираться в ад, он тут же растворялся в воздухе чёрной дымкой.

Дома из крана текла кровь, а не вода. К этому я тоже очень быстро привыкла.

По ночам мерещились призраки; шептались и завывали. А однажды, выйдя утром на кухню я обнаружила за плитой свою давно умершую мать… Это было, как удар кинжалом в самое сердце. Это и стало последней каплей.

Я кричала, билась в истерике, звала Августа и проклинала его, как только умела! Я была готова испытать самую дикую физическую боль на свете, чем и дальше участвовать в этих безумных играх разума! То, что внушал мне Август, то, что заставлял видеть и чувствовать, не шло ни в какое сравнение с любыми физическими пытками!

Я больше так не могла… Он сломал меня. Я возненавидела Августа каждой частичкой души. Я думала, что готова его отпустить! Я мечтала, желала больше всего на свете, чтобы он навсегда проваливал туда, откуда пришёл и оставил меня наконец в покое.

Самообман становился сильнее. Всё сильнее и сильнее.

Чем больше я пыталась оттолкнуть от себя Августа, тем больше начинала в нём нуждаться.

Безумие, боль, страх, жизнь на грани – всё это моя стихия. Стихия, в которую насильно погрузили меня Марго и Филип. Стихия, в которую Август меня вернул.

Но поняла я это слишком поздно. Тогда, когда успела поверить, что у меня всё ещё есть надежда на нормальную жизнь. Тогда, когда наивно решила, что Август наконец оставил меня в покое, прекратил изводить, прекратил превращать моё существование в ад кромешный.

Галлюцинации прошли, прохожие больше не звали меня по имени «Глория», Марго и Филип нигде не мерещились. Это было самым настоящим освобождением! Клянусь, давно я так хорошо себя не чувствовала…

… и даже это было самообманом.

Думая, что Август исчез, получил заветную свободу, испытывая от этой мысли облегчение, одновременно с этим меня накрывало тоской.

Я ненавидела себя за это больше, чем кто-либо может себе представить. Ведь это было так глупо, так неправильно, так абсурдно – тосковать по тому, кто стал для тебя источником страданий.

По тому, кто когда-то был источником твоей жизни. Единственным её источником.

Самообман достиг своего апогея. А затем лопнул, как мыльный пузырь. Тогда и настал час признаться себе в том, в чём так боялась признаться… Я могла презирать Августа, ненавидеть за то, как он со мной поступал, но я не могла его отпустить. Всё ещё не могла. Причин было недостаточно.

А я уже говорила, что была неимоверна глупа?..

Глупая, одинокая, сломленная. Я чувствовала себя мазохистом. Наркоманом, которому срочно нужна доза. Мне было жизненно важно снова увидеть Августа и получить ответ хотя бы на один из десятков вопросов!

И тогда он пришёл.

Вот только…

***

– …вот только я не думала, что моё личное безумие способно стать общественным, – цинично усмехаюсь, глядя на то, как Ева крутит между пальцами шариковую ручку и никак не может оставить её в покое.

– Тебя взяли на работу в диско-бар «Голливуд»? – сверившись с бумагами, интересуется.

– Да, – пожимаю плечами. – От Голливуда, правда, одно только название. Грязное развратное местечко, но зарплату обещали неплохую, если буду работать в ночь два через два. Всё же лучше, чем ничего. Вот только я не знала, что первый же выход на работу станет для меня сущим кошмаром.

** ** **

– Хорошо, Ника. Надеюсь, ты всё поняла, – не особо приветливо улыбалась мне блондинистая официантка по имени Джуди (настоящего её имени я так и не узнала), проводя небольшую экскурсию по комнате отдыха для персонала. – Смотри, вот это твой шкафчик, а вот эта маленькая тряпочка, да-а-а… угадала, это твоя униформа. Можешь переодеваться и в путь!.. О, приветики! Глянь, Ника, а вот этот сексуальный брюнет позади тебя, – захлопала коровьими ресницами и кивнула на кого-то за моей спиной, – это Максим, администратор бара и наш с тобой непосредственный начальник. Ну же, повернись и поздоровайся, дурочка. Мама не научила быть вежливой, или чё?

– Я… я, да! – Спохватилась, улыбнулась и круто развернулась на девяносто градусов. – Здравствуйте, Максим! Меня зовут…

Но собственное имя застряло где-то в горле, а кислород вдруг показался удушающим газом.

Позади меня, широко ослепительно улыбаясь и сверкая опасными и острыми, как звёзды глазами, стоял Август в брюках и идеально выглаженной чёрной рубашке, а бейдж на его груди говорил о том, что передо мной администратор диско-бара «Голливуд» по имени Максим.

– Добро пожаловать, Ника, – протянул мне руку для рукопожатия и губы его изогнулись в едкой ухмылке. – Повеселимся?

Это самое трудное испытание – испытание гневом и отчаянием. Не позволяйте гневу и отчаянию помешать вам мыслить. В этом суть, от этого зависит, сможете ли вы или нет контролировать ситуацию. Командовать людьми. Глупость и равнодушие бьют сильнее всего.

© Томас Харрис, «Молчание ягнят»

***

Ева принесла мне кофе. Солгу, если скажу, что ни капли ей за это не благодарна.

– Спасибо, – гремя наручниками, придвигаю пластиковый стакан ближе. «Отличного дня» – желает мне надпись. – Глясе? – сделав глоток, в лёгком удивлении вскидываю глаза на Еву.

– Да. В МакДональдс не особо большой выбор кофе, – пожимает плечами. – Не любишь Глясе?

– Наоборот. Десять из десяти, в самое яблочко попали, доктор. – В подозрении щуру глаза. – Совпадение?

– О чём ты, Ника? – улыбается Ева. – Это просто… кофе. Лучше расскажи, как спалось? Ты выглядишь лучше.

– Да, поспала немного. – На протяжном выдохе откидываюсь на спинку стула и делаю очередной глоток из стаканчика. О, да вот же он – вкус самой жизни!

– Готова продолжать беседу?

Беседу… Ха. Если бы добрый доктор Ева не успела подмазаться ко мне с помощью кофе, клянусь, я бы злобно рассмеялась в ответ на это её милейшее «беседа». С заключёнными в СИЗО никто не беседует. Их здесь допрашивают.