Мама?

«О боже! Дима, смотри! Смотри же, скорее! Наша крошка сделала первые шаги»!

«С днём рождения, милая. Я люблю тебя. Сладких снов».

«И я люблю тебя, мамочка»!

«Держись, ласточка! Взлетаем к небесам»!

«Выше, папочка! Выше-е-е. Как самолётик»!

«Ты всегда будешь рядом, папочка? Я не хочу летать ни с кем кроме тебя».

«Конечно, ласточка. Обещаю».

«ЛЖЕЦ».

«Не плачь. Твой папа он… он теперь в лучшем мире, дочка. Но он всегда будет рядом, вот здесь – в твоём сердечке».

«Что это?.. Сигареты? И где ты шлялась всю ночь?! Я места себе не находила! Почему не позвонила?! Вероника»!!!

«Прости, мам… телефон разрядился»…

«Что с тобой стало, Ника?! Что ты творишь?! Во что превращаешь свою жизнь»?!

«Тебя это не касается, мама»!

«Ника! Куда ты собралась?! Ты наказана! Немедленно вернись в свою комнату»!

«Иди к чёрту»!!!

Облако взрывается пушистым фейерверком и, большими белоснежными хлопьями, кружась в танце, устремляется к земле, где среди сочной полевой травы стою я и с улыбкой наблюдаю за столь завораживающим зрелищем.

Раскинув руки в стороны, звонко весело смеясь, бегу вперёд, а высокая трава послушно расступается передо мной, рисуя длинный узкий коридор, в конце которого меня будет ждать небольшой, но уютный домик на дереве – моё укрытие.

Наше с папой укрытие.

«Держись, ласточка! Взлетаем к небесам»!

Слышу шаги за спиной.

Цок-цок-цок. Цок-цок-цок. Совсем не похоже на то, как трава шелестит под ногами.

Цок-цок-цок, – стучат каблуки. И это так знакомо. Так страшно.

Ну же, ещё несколько шагов, несколько вдохов, несколько громких ударов сердца о рёбра и я буду в своём домике! В своём укрытии! В его объятиях!

Он поможет. Он спасёт. Спрячет меня, защитит! Только он это может! Нужно лишь добраться до домика и тогда…

«Выше, папочка! Выше-е-е. Как самолётик»!

«Я всегда буду рядом, доченька.

«Обещаешь?»

«Обещаю»!

ЛЖЕЦ залезший в петлю!!!

Цок-цок-цок. Звучит всё ближе.

Цок-цок-цок. А укрытие моё всё дальше… дальше и дальше.

Руку протягиваю. «Нет, не отдалялся! Не бросай меня! Не оставляй!»

«Помоги мне, Август! Спаси-и-и…»

Поздно.

Цок… Цок…

– Глория?..

Нет…

Нет-нет!

– Глория, девочка, просыпайся. Ну же, соня… Солнце давно уже встало, а ты всё спишь. – Это она. ОНА пришла.

Снова.

– Гло-ри-я… – ласковым шёпотом и по слогам, так что мороз по коже, так что сон, как рукой сняло.

ОНА всегда забирала моё сокровище, моё убежище, моё солнце, запах травы и цветов, причудливые облака, и рисунок мамы в небе.

Она не пускала меня к Августу.

– Глория-я-я-я…

Это не моё имя.

Марго замерла возле койки, на которой я лежала, одновременно с тем, как в груди моей замерло сердце. Мороз побежал по коже, а на лбу проступила испарина от одного её укоризненного взгляда подведённых чёрным прищуренных глаз. Короткое выражающее недовольство прищёлкивание языком и от страха мои челюсти сжались с такой силой, что заскрипели зубы и стало больно. Но эта боль была ничем по сравнению с тем, что должно было начаться с минуты на минуту.

Вот сейчас сверкнёт лезвие…

Вот сейчас коснётся кожи…

– Что-то не так, девочка? – елейным голоском протянула. – Что за взгляд такой?.. Боишься меня? Боишься МЕНЯ, дрянь ты неблагодарная?!

Вздрогнула. Так вышло само собой. Я не хотела! Честно!

И тут же получила по лицу.

Марго любила давать пощечины. Видела это по вспыхивающему в глазах азарту и наслаждению, каждый раз, как раздавался хлопок.И каждый раз… каждый раз она жалела, что позволила себе эту слабость.

– Филип снова будет недоволен, если на моём лице появятся синяки, – позволила себе я произнести хриплым дрожащим голосом. Но пригрозить Марго Филипом – было единственным шансом избежать очередного удара по лицу.

Марго боялась Филипа. Он был гораздо сильнее и авторитетнее её.

– Ох, да, ты права. Филип слишком любит твоё красивое личико, – спохватилась, поправляя съехавший набок парик.

Взмокшая ночная сорочка сползла с моего плеча, и холодная рука Марго коснулась кожи. По обонянию ударил запах её невыносимо сладких духов, а лицо склонилось над моим и лоб защекотали кончики искусственных белоснежных волос.

– Глория-я-я… – с обожанием прошептала, сверкнув глазами, и мурашки вновь побежали по телу: от кончиков ледяных пальцев до самой макушки. – Глория, девочка, ты же знаешь, я не люблю когда ты плачешь, но… но иногда ты не оставляешь мне выбора.

Внутри всё задрожало от страха, от неизбежности, грудь стянуло тугим кольцом и захотелось плакать… Громко, отчаянно, с подвываниями. Вот только… слёз уже давно не осталось. А голос сел от долгих бесполезных криков по ночам.

Но в этот раз, как ни странно, Марго не стала делать мне больно. Думаю, моё поведение, мой сломленный дух и моё исцарапанное лезвием тело, наконец начало приносить ей долгожданное удовлетворение.

– Давай, будь послушной девочкой и поблагодари меня за доброту, ведь я принесла тебе завтрак раньше, чем сама поела, – ласково улыбнулась Марго, что навело ещё больше жути.

– Спа…сибо.

– Что? Не слышу.

– Спасибо.

– На здоровье, девочка, – припала алыми губами к моему лбу, наверняка оставив жирный след от помады, затем спустилась ниже, едва ощутимо оставив поцелуй в уголке рта, и вновь раздался стук каблуков по бетонному полу.

Повернув голову набок, лёжа на скрипучей ржавыми пружинами койке, я с ужасом наблюдала, как Марго разливала по стаканам жидкость тёмно-красного цвета: мне и себе.

– Томатный сок, – бросила взгляд на меня и вновь с обожанием улыбнулась. – Ты ведь любишь томатный сок?..

***

– А вы любите томатный сок, доктор?

– Не особо, – спустя паузу отвечает Ева.

– А меня вот им как-то каждое утро поили. До сих пор чувствую во рту его мерзкий привкус.

Бросив взгляд в личное дело, доктор негромко прочищает горло, позволяя себе эту маленькую слабость, и вновь поднимает глаза на меня.

Тут её винить не в чем. Одно дело – читать историю на бумаге, написанную с моих слов чьей-то рукой, и совсем другое – слышать от меня лично.

Признаться, я бы не хотела быть на её месте.

Но раз доктор так просит…

– Дело о моём похищении возбуждать не стали. Потому как моя мать заявила, что подобные «загулы» для меня не редкость. А Марго вдруг бесследно исчезла. В общем, ничего нового: меня как обычно не стали принимать всерьёз.

– Твой похититель… исчез?

– А разве не так сказано в деле?

– А какая твоя версия, Ника?

– Малоправдоподобная, – отвечаю невесело и награждаю Еву насмешливым взглядом. – Мне продолжать, или как?

– Здесь сказано, что дом, в подвале которого тебя держали, сгорел дотла в ту же ночь, когда тебе удалось спастись.

– Какая ирония, не правда ли?

– А ещё здесь сказано, что на то время у тебя были проблемы по части запрещённых препаратов и самоконтроля. Это так? – Ева, оторвав взгляд от бумаг, вновь направляет его мне в лицо.

А я скучающе вздыхаю: