— Так что у тебя за посылка, Моня?
— Сумка. Брезентовая. С длинной ручкой. К ней должен быть привязан фонарь, так что найдешь, если постараешься. Глубина тут небольшая, метров двадцать. Дно чистое, без травы.
Т-а-ак. Похоже, тот кто оставил Моне подарочек, ходит на судне с эхолотом. И система передачи товара у них налажена. Тем более странно, что Моня взял с собой меня, человека ненадежного. Впрочем, если я не вернусь, то ничего никому и не расскажу.
Но с другой стороны, раз Моня явился к Ангелисам лично, то у него были причины не прятаться. Я видел только одну такую причину — возвращаться ни в Дессу ни даже в Фанагорию он не собирался. Зато это объясняло несколько запасных канистр с топливом и большой баул под скамейкой на корме.
— А что в сумке, Моня?
Он осклабился так широко, что даже в темноте было видно, как блеснули его зубы.
— Зачем тебе знать, Ясон? Чтобы лепила (35) срок добавил? Там лежит мой пенсионный фонд и твои пятнадцать лет за соучастие, понятно? Ровно семь килограмм.
Значит, наркотики. По спине пробежал холодок, и если я еще минуту назад сожалел о марганцовке в канистре, то теперь сомнения меня покинули. В конце концов, каждый получает по делам своим, и кто что заслужил, нам предстояло узнать очень скоро. Если Моня рассчитывает толкнуть крупную партию, чтобы потом безбедно жить на чужом горе где-нибудь в теплом уголке, то ему надо будет очень хорошо для этого постараться.
И мне тоже, если я еще надеюсь увидеть мою жену и сына.
Стоя на корме, я размял плечи, шею, затем трижды глубоко вдохнул и выдохнул воздух. Биение пульса сокращалось, звуки окружающего мира словно отдалялись от меня. Я почти физически чувствовал, как замедляется ток крови в моих венах.
Под воду ушел бесшумно, вниз головой и под тяжестью вертикально поднятых ног начал погружаться на глубину. Маску Моня взять не позаботился, но мои глаза были приучены и к темноте и к соли.
Внимательно оглядел темноту под собой и почти сразу увидел маленькое пятнышко света — мутное, едва заметное. Моя это была удача или Монина, размышлять не стал, просто энергичнее заработал ногами и руками, толкая свое тело на глубину.
Фонарь не хотел отцепляться сразу, пришлось отстегивать одну из лямок сумки. Оставив его лежать на дне, я подхватил посылку и поплыл в сторону. Когда наверху рванет, я надеялся оказаться как можно дальше от эпицентра взрыва. И лучше бы уже на поверхности, чтобы сберечь барабанные перепонки.
Почти успел. Небо над головой осветила дальняя вспышка, и я вынырнул из воды, вглядываясь в огненный цветок, расцветший на черных волнах. Лодки уже не было. Струи бензина огненными щупальцами растекались по воде. Теперь я мог подплыть ближе.
Ау, есть кто живой? Метрах в ста от меня черным буйком качалась на волне чья-то голова. Всего одна. Сколько я ни искал, обнаружить еще двоих не смог.
Если учесть, что Моня стоял на носу, у него было больше шансов уцелеть. Это значило, что данное ему слово я смогу выполнить до конца.
— Это кто? — Каплун заметил меня, только когда я подплыл почти вплотную. — Ясон, ты?
Он должен был уметь плавать, но сейчас как-то нелепо хлопал руками по поверхности воды.
— Я. Держи свою сумку, Моня. — Молниеносным движением я накинул ему на шею лямку и затянул крепче. — Все семь килограмм.
Оттолкнувшись от него ногами, я отплыл на несколько метров и оглянулся. Ни головы Каплуна, ни мельтешения его рук уже не было видно. На поверхности воды в шумом лопнуло несколько больших пузырей, затем все стихло.
Пора было возвращаться. Не обращая больше внимания на догорающий в двухстах метрах от меня бензин, я лег на спину и посмотрел в звездное небо.
— А как моряки находят дорогу в море, Ясон?
— По приборам, лягушонок.
Мы лежим на песке и смотрим на звезды. Мысли в моей голове шевелятся вяло, как медузы, но угомонить Мею невозможно. У нее всегда в запасе миллион вопросов.
— А раньше, когда приборов не было.
— Был компас.
— Разве он всегда был?
Ну, ладно, я сдаюсь.
— Когда компаса не было, люди плавали на лодках и только вдоль берега. У них даже кораблей больших не было, потому что выходить в открытое море они боялись. Те кого уносило штормом, могли надеяться только на птиц.
— Почему?
— Потому что птицы после охоты летели к берегу. Чайки, крачки, бакланы всякие… Так вот: потом люди стали смотреть на звезды и увидели, что они образуют фигуры, и эти фигуры никогда не меняются. Просто плывут по небу, и исчезают к утру.
— Да! Потому что встает солнце и затмевает их своим светом.
— Ээээ… да. А потом какой-то умник, наверняка их ахейцев, заметил, что одна звезда особенная. Не самая яркая и большая, но зато всю ночь стоит на месте, а другие крутятся вокруг нее. Это Полярная звезда. Она указывает нам, где север.
— Где? Покажи. — Просит Медея, и я поднимаю указательный палец в небо:
— Во-о-он. Видишь?
— Да? — Неуверенно говорит она.
Ничего она, конечно, не видит.
— Смотри, вон ту большую оранжевую звезду видишь?
— Вижу.
— Это Арктур. Теперь смотри вправо и вверх. Вот три звезды и еще четыре. Это ковш Большой Медведицы.
— Почему Медведица, если ковш?
Вопрос логичный. Но мне всего тринадцать, и объяснить я не могу.
— Если через стенку ковша провести незримую линию, то наверху она как раз пройдет через Полярную звезду. Она тоже яркая. Нашла?
— Нашла-а-а. — Медея кладет голову мне на живот и мечтательно смотрит на звезду. — И потом люди стали плавать далеко?
— Да, и открыли Америку, Австралию, Антарктиду и много других земель.
Мне тоже хочется уплыть далеко-далеко, только я пока не знаю, как об этом сказать Медее.
— Ты тоже вырастешь и что-нибудь откроешь, — говорит она, словно догадываясь о моих мыслях. — Ты умный Ясон, а вовсе не босяк, не хулиган и не шибенник, как тетя Песя говорит. Только не уплывай очень далеко от меня.
Я наматываю на палец волнистую прядь ее волос.
— Я всегда буду возвращаться, Медея. Ты мой маяк.
Ну что, хватит валяться. Дома уже волнуются. Еще раз сверившись со звездами, я лег поперек течения и погреб широкими плавными движениями. Словно подтверждая правильность выбранного направления, впереди мелькнул голубой огонек, потом второй. Затем я почувствовал, как вода вокруг моего тела потеплела и ускорила свое течение.
Я твой вечный должник, Афродита Понтия.
То, что я увидел впереди через час показалось мне чем-то вроде еще одного созвездия, просто очень странного — вытянувшегося цепочкой огней вдоль горизонта. Чуть позже до меня дошло, что это действительно огни, но не бортовые с проходящего мимо судна. Неподвижные, они явно были расположены на земле. А то что сияние казалось почти белым… неужели это были фары дальнего света автомобилей?
Горло вдруг сжалось от сдержанного рыдания. Судя по длине цепочки, на Южнобережное шоссе выехала половина Ламоса. Почти сразу я нашел глазами Ламосский маяк, затем огонь, зажженный на башне Чембало, крошечные искры костров, разведенных в скалах у входа в бухту.
Именно туда нес меня поток. К моему дому.
* * *
(35) Лепила (воровской жарг.) — судья
ЭПИЛОГ
ЯСОН
Сегодня сва-,
Сегодня свадьба
В красивом саду,
В красивом саду.
Перед моими глазами мерно покачивался упитанный лошадиный круп.
Белую кобылу вел под уздцы Ваня Андруцаки. Сбруя позвякивала бубенчиками, ветерок играл с красными шелковыми кисточками, украшавшими упряжь. Под красным кожаным седлом вместо попоны был положен шелковый анатолийский ковер, и его концы спускались почти до земли.
Сегодня расста-,
Сегодня расстается
Мать с дочерью,
Мать с дочерью.
Бузука в руках Леонидаса взвизгнула особенно отчаянно, лошадка дернула головой и остановилась. Ваня воспользовался заминкой, чтобы посадить в седло нового пассажира — лохматого черноволосого парнишку сменила белокурая девочка в пышной юбке и вышитом бархатном переднике.