— Спокойной ночи, Медея.
ГЛАВА 5
МЕДЕЯ
Над бортом лодки торчала грязная босая нога. Чего и следовало ожидать.
После вчерашнего загула Яшка с Гришкой не пошли на утренний лов, а бессовестно дрыхли в лодке, завернувшись в парус. Однако, это был не повод спать после шести утра. Значит, братья сегодня либо будут катать туристов, либо поедут куда-нибудь с отцовским поручением.
Вот только будить их словами или пинками было совершенно бесполезно. Но на такой случай в семье имелась боцманская дудка.
— Какого…
— …хрена?
Сонно почесываясь, братья сели в лодке и хмуро уставились на меня.
— Вообще-то, это мой вопрос, — сказала я. — Какого хрена?
— Что?
— Какого хрена вы позвали в город Ясона? Какого хрена вы ничего не сказали мне?
— Ну-у-у, думали сюрприз тебе будет…
— Думали, ты обрадуешься…
— Ты же так его любила…
Мне оставалось только тяжело вздохнуть. Я уже перестала удивляться, когда тетя Песя называла моих братьев Адями. «Адя, ты шо, с мозгами поссорился?». «Адя, не расчесывай мне нервы». А как же быть, говорила она, не могу же я их на людях называть адиётами.
Я смотрела на них, серьезная, как инфаркт. И держала паузу. Постепенно до адиётов начало доходить:
— То есть ты не рада?
— Уже теплее, но вы на верном пути, — подбодрила их я.
— То есть ты даже злишься?
— В яблочко! И послушайте меня, вы, балбесы. — Я поднялась с камня и посмотрела на Яшку с Гришкой сверху: — Чтобы на открытии памятника его здесь не было.
— А чё так?
Опять вспомнилась тетя Песя. «Шо вы хочете от моей жизни. Уже сидите и не спрашивайте вопросы».
— Я не хочу, чтобы он видел Тесея.
На безмятежные в своем идиотизме лица братьев, как тучка на ясное небо, начало наползать понимание. Слава Богу, им хватило соображения не задавать новых вопросов. Только смотрели потрясенно.
— Вот именно, — сказала я и, повернувшись, стала подниматься по тропинке к дому.
* * *
ЯСОН
Лучшее средство от похмелья — с утра пораньше постучать молотком по гвоздям. Именно этим я и занимался, сидя на коньке крыши домика тети Песи.
Судя по пятнам на потолке, крыша у нее прохудилась всерьез, а забравшись наверх, я понял, что одной переборкой черепицы отделаться не удастся — кое-где придется заменить обрешетку.
Мадам Фельдман с раннего утра трудилась на рынке, так что никто не мешал мне разбирать по досочкам ее уютный домик. Вот разве что…
Сначала хлопнула калитка, затем по вымощенной кирпичом дорожке застучали подбитые подковками ботинки. Я взглянул вниз, на меня смотрели два хмурых Ангелиса.
— Слезай, — начал первый.
— Есть разговор, — закончил второй.
Судя по выражению их лиц, им больше хотелось поговорить на языке жестов. Ладно. Что на пьянку, что на драку меня дважды приглашать не приходилось.
Я отложил в сторону молоток и спрыгнул с крыши:
— Ну?
Яшка ткнул меня в грудь кулаком с зажатыми в нем ключами:
— На. Твой баркас стоит на рыбацком причале. Мотор там же. Сам поставишь и заправишь. Твои вещи в рубке. Собирайся и проваливай.
— Спасибо, — я разглядывал два ключа, оба от навесных замков.
— Нам твоего спасибо не надо. Сыты по горло.
Я насторожился: а это было уже что-то новенькое. Вчера я довел в хлам пьяных братьев до их лодки, уложил и даже заботливо прикрыл парусиной. Не было смысла напоминать им, что мы расстались лучшими друзьями.
Что могло измениться за те несколько часов, что мы не виделись? Я из подо лба смотрел на них и молчал. Честно говоря, очень хотелось слегка пожать горло и одному и другому.
— И держись подальше от нашей сестры, — в меня с силой ткнули твердым, как деревяшка, пальцем.
Вот, значит, как? Медея Ангелисса не желает видеть меня в Ламосе? Ну, тогда у меня будет к ней пара вопросов. Если она считает, что этот город слишком мал для нас двоих, пусть объяснится.
* * *
Я не мог не признать — винный погребок Ангелисов действительно был высококлассным местом. Старые бочонки вместо столиков, обшитые корабельными досками стены, ялик, переделанный в барную стойку — вся эта мишура для туристов меня не цепляла. Но запах соли и водорослей, вишневого табака и мокрых сетей заставил на секунду зажмуриться и втянуть в себя прохладный воздух полной грудью.
То, что вино здесь будет отличным, я даже не сомневался. Я оглядел битком набитый туристами зал. Мимо меня слегка покачиваясь проплыла уже хорошо упившаяся парочка, и я поспешил занять освободившуюся бочку.
Итак, что здесь пьют? На большинстве столиков стояли кувшины, стеклянные, глиняные, фаянсовые, одним словом «старинные», те что еще хранили бабушки в деревнях и на хуторах. В таких подавали так называемое «домашнее» вино.
В Фанагории и Анатолии трактирщики давно утратили совесть и вовсю торговали заводским вином из бумажных пакетов. Но здесь, я не сомневался, подавали настоящий Шардоне. Относительно дешевым это вино было лишь потому, что созревало в больших старых бочках, бедных танином. У многих на столах стояли тарелки с козьим сыром или орехами. Помнится, Анастас Ангелис презрительно называл такую закуску «бисквитами для пьяниц».
Как обычно, в общем гуле голосов слышалось блеющее меканье «знатоков»:
— Это вино еще не успело опомниться…
— Строптивое винишко, но ничего — обыграется…
К соседнему столу бережно, как младенца, поднесли в корзинке покрытую пылью бутылку. Зал притих, наблюдая, как официант ловким движением карманника извлек из нее пробку, как, держа бутылку напротив зажженной свечи, перелил вино в декантер.
Поджарый и загорелый мужчина без возраста сделал первый глоток, милостиво кивнул и с ленивым интересом наблюдал, как пробуют вино его две очень красивых и очень молодых спутницы. Лица обеих отразили одну и ту же мысль: «И за шо столько уплочено?».
Мой кошелек позволял мне выбрать «золотую середину» — что-то не дешевое, но и не слишком дорогое. Официант мгновенно отреагировал на мои поднятые вверх два пальца:
— Уже определились с заказом?
Я даже не пытался заглядывать в винную карту.
— Что у вас есть из нового?
Десять лет назад я был отлично осведомлен о содержимом бочек Анастаса Ангелиса, когда его поочередно воровали для нас то Яшка с Гришкой, то Медея. Но времена изменились.
— Рекомендую попробовать «Золотое руно». Изысканный купаж… золотая медаль на выставке… отличные отзывы…
— Неси.