Тогда же произошла расправа над галичанами, изменившими большевикам. Тираспольский гарнизон был поголовно расстрелян. Из Одессы приказано было эвакуировать ввиду измены всех галичан, но когда они собрались на товарную станцию с женами, детьми и багажом, их стали расстреливать из пулеметов. В «Известиях» появилось сообщение, что галичане, изменившие пролетариату, пали жертвой озлобленной толпы130.
Расстрелы продолжаются и дальше – после взятия Крыма. «Мои собеседники, – передает корреспондент, – в один голос утверждают, что не дальше, как 24 декабря, был опубликован новый список 119 расстрелянных». Как всегда, молва упорно утверждает, и не без основания, что фактически расстреляно было в этот день больше 300. Это были расстрелы за участие в контрреволюционной польской организации. «Польский заговор» по общему признанию был спровоцирован самими чекистами, «оставшимися без работы». А дальше идут заговоры «врангелевские» (расстрелы «31» за шпионаж, 60 служащих Общества Пароходства и Торговли)131.
Большевики в Екатеринодаре. Тюрьмы переполнены. Большинство арестованных расстреливается. Екатеринодарский житель утверждает, что с августа 1920 г. по февраль 1921 г. только в одной Екатеринодарской тюрьме было расстреляно около 3000 человек132.
«Наибольший процент расстрелов падает на август месяц, когда был высажен на Кубань Врангелевский десант. В этот момент председатель Чека отдал приказ: «расстрелять камеры Чека». На возражение одного из чекистов Косолапова, что в заключении сидит много недопрошенных и из них многие задержаны случайно, за нарушение обязательного постановления, воспрещающего ходить по городу позже восьми часов вечера, – последовал ответ: «Отберите этих, а остальных пустите в расход».
Приказ был в точности выполнен. Жуткую картину его выполнения рисует уцелевший от расстрела гражданин Ракитянский.
«Арестованных выводили из камеры десятками – говорит Ракитянский. – Когда взяли первый десяток и говорили нам, что их берут на допрос, мы были спокойны. Но уже при выходе второго десятка обнаружилось, что берут на расстрел. Убивали так, как убивают на бойнях скот». Так как с приготовлением эвакуации Чека дела были упакованы и расстрелы производились без всяких формальностей, то Ракитянскому удалось спастись. «Вызываемых на убой спрашивали, в чем они обвиняются, и ввиду того, что задержанных случайно за появление на улицах Екатеринодара после установленных 8 часов вечера отделяли от всех остальных. Ракитянский, обвинявшийся, как офицер, заявил себя тоже задержанным случайно поздно на улице и уцелел. Расстрелом занимались почти все чекисты с председателем чрезвычайки во главе. В тюрьме расстреливал Артабеков. Расстрелы продолжались целые сутки, нагоняя ужас на жителей прилегающих к тюрьме окрестностей. Всего расстреляно около 2000 человек за этот день.
Кто был расстрелян, за что расстрелян, осталось тайной. Вряд ли в этом отдадут отчет и сами чекисты, ибо расстрел, как ремесло, как садизм, был для них настолько обычной вещью, что совершался без особых формальностей…»
И дальше шли расстрелы. 30 октября – 84. В ноябре – 100, 22 декабря – 184. 24 января – 210. 5 февраля – 94. Есть и документы, подтверждающие эти факты: чрезвычайная Екатеринодарская комиссия уничтожила их перед ревизией. «Приговоры, в которых ясно говорилось «расстрелять», мы находили пачками в отхожих местах», – свидетельствует тот же очевидец. Приведем еще картину Екатеринодарского быта из того же периода: «Августа 17—20-го в Екатеринодаре обычная жизнь была нарушена подступами к городу высадившегося у станицы Приморско-Актарской десанта Врангеля. Во время паники по приказу особо уполномоченного Артабекова были расстреляны все арестованные, как губчека, особого отдела, так и сидящие в тюрьмах, числом сверх 1600. Из губчека и особого отдела обреченных на избиение возили группами по 100 человек через мост на Кубань и там из пулеметов расстреливали вплотную; в тюрьме то же проделывали у самых стен. Об этом также публиковали. Напечатан список убитых под рубрикой «Возмездие»; только в списках значится несколько меньше, чем на самом деле. При беспорядочном бегстве завоеватели объявили рабочим об их обязанности эвакуироваться с ними; в противном случае, по своем возвращении обратно, угрожали всех оставшихся повесить на телеграфных столбах»133.
Нечто аналогичное происходит и при эвакуации Екатеринославля при опасности, угрожавшей со стороны Врангеля134. В сущности это происходит всегда при подобных случаях: отступают войска советские из Винницы и Каменец-Подольска – в Харьковских «Известиях Украинского И.К.» опубликовываются списки расстрелянных заложников – их 217 человек, среди них крестьяне, 13 народных учителей, врачи, инженеры, раввин, помещики, офицеры. Кого только нет? Так же действуют, конечно, и наступающие войска. На другой день по взятии большевиками Каменец-Подольска расстреляно было 80 украинцев; взято 164 заложника, отправленных вглубь страны135.
Корреспондент той же «Рев. России»136 и дает описание действий новой власти в первые месяцы в Ростове-на-Дону: «…грабят открыто и беспощадно… буржуазию, магазины и главным образом кооперативные склады, убивали и рубили на улицах и в домах офицеров… подожгли на углу Таганрогского проспекта и Темерицкой ул. один военный госпиталь с тяжело ранеными и больными, не имеющими физических сил двигаться офицерами, и сожгли там до 40 человек… Сколько было убито, зарублено всего – неизвестно, но цифра эта во всяком случае не маленькая. Чем больше укреплялась советская власть на Дону, тем ярче вырисовывалась метода ее работы. Прежде всего под подозрение было взято все казачье население. Чрезвычайка, вдохновляемая Петерсом, заработала. Чтобы не слышно было выстрелов, два мотора работали беспрерывно… Очень часто сам (Петерс) присутствовал при казнях… Расстреливали пачками. Был случай, когда в одну ночь расстрелянных насчитывалось до 90 человек. Красноармейцы говорят, что за Петерсом всегда бегает его сын, мальчик 8–9 лет, и постоянно пристает к нему: «папа, дай я»…
Наряду с Ч.К. действуют ревтрибуналы и реввоенсоветы, которые рассматривают подсудимых не как «военнопленных», а как «провокаторов и бандитов» и расстреливают десятками (напр. дело полк. Сухаревского в Ростове; казака Снегирева в Екатеринодаре; студента Степанова и др. в Туапсе).
И вновь несчастная Ставропольская губ., где расстреливают жен за то, что не донесли о бежавшем муже, казнят 15—16-летних детей и 60-летних стариков… Расстреливают из пулеметов, а иногда рубят шашками. Расстреливают каждую ночь в Пятигорске, Кисловодске, Ессентуках. Под заголовком «кровь за кровь» печатают списки, где число жертв переваливает уже за 240 человек, а подпись гласит: «продолжение списка следует». Эти убийства идут в отместку за убийство председателя пятигорской Ч.К. Ченцова и военного комиссара Лапина (убиты группой всадников «при проезде в автомобиле»)137.
Крым после Врангеля
Так было через несколько месяцев после ликвидации Деникинской власти. За Деникиным последовал Врангель. Здесь жертвы исчисляются уже десятками тысяч. Крым назывался «Всероссийским Кладбищем». Мы слышали об этих тысячах от многих, приезжавших в Москву из Крыма. Расстреляно 50 000, – сообщает «За Народ» (№ I). Другие число жертв исчисляют в 100–120 тысяч, и даже 150 тыс. Какая цифра соответствует действительности, мы, конечно, не знаем, пусть она будет значительно ниже указанной!138 Неужели это уменьшит жестокость и ужас расправы с людьми, которым в сущности была гарантирована «амнистия» главковерхом Фрунзе? Здесь действовал известный венгерский коммунист и журналист Бела Кун, не постыдившийся опубликовать такое заявление: «Троцкий сказал, что не придет в Крым до тех пор, пока хоть один контрреволюционер останется в Крыму; Крым это – бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своем революционном движении, то быстро подвинем его к общему революционному уровню России…»
