— Ты права. Все зависит от того, использовал ли убийца Уто или хвайского меха. Если это был Уто, то и ты, и Данак, и вообще почти все хвайцы отпадают. Но знаешь, в случае с Палад… все сложнее. Оно должно содержаться в «Милосердном устранении», но там не находится, мы не знаем, как давно оно выбралось оттуда и где все это время пребывало. Оно могло как угодно модифицировать себя и установить любые имплантаты. Мы все, конечно, проверим, но даже если оно не замешано в убийстве Зат…

Ингрей вздохнула.

— Да. И это как раз то, о чем я хотела у тебя спросить. Я могу как–нибудь поговорить с ним?

Она не знала, можно ли вообще посещать тех, кого задержала Служба планетарной безопасности, и разговаривать с ними. Она видела подобное в развлекательных программах, но в реальной жизни все могло быть совсем по–другому. А в случае с Палад, как сказала Токрис, все сложно.

Токрис нахмурилась.

— Вообще–то нет. Я должна отказывать всем, кто хочет поговорить с ним, но уверена, что заместитель, скорее всего, имело в виду репортеров, которые вынюхивают то, о чем они пока не должны знать. Давай я спрошу. — На несколько секунд она углубилась в себя. — Все в порядке, заместитель разрешило, если Палад захочет общаться с тобой. Но оно просило предупредить тебя, что ваш разговор будет записан и прослушан.

— Хорошо. Спасибо. Большое спасибо!

Оказалось, что встречи с задержанными планетарной безопасностью проходят почти так же, как в развлекательных программах. Токрис провела Ингрей в маленькую серую комнату с двухметровой скамьей без спинки из белого потертого пластика.

— Присядь ненадолго, — сказала она.

Вскоре после того как она ушла, серая стена превратилась в экран, на котором появилась точно такая же комнатка, но без скамьи. В центре стояло босое Палад, одетое в серую рубашку и брюки.

— Ингрей, — сказало оно и чуть дернуло уголком рта вместо улыбки. — Тебе не стоит тут находиться.

Она встала, потому что неловко было сидеть перед человеком, который такой возможности не имеет.

— Наверное, не стоит. — Она думала об этом всю ночь и утро, понимала, что лучше отмежеваться от Палад как можно скорее. И на какой–то миг ей снова показалось, что она падает в пропасть. — Но я не могла оставить тебя. Особенно когда узнала, что должна тебе за то, что ты когда–то отдавило Данаку ногу.

Палад слегка улыбнулось, но уже по–настоящему.

— Я в порядке. У меня отдельная камера, и кормят тут регулярно. Конечно, не так, как у вас дома, но все же. Не беспокойся обо мне.

— Скоро прибудет пролокутор, — сказала Ингрей.

Казалось, Палад нисколько не удивлено. Хотя Ингрей уже сообразила, что по его лицу вообще трудно хоть что–то понять.

— Еще бы он не прибыл!

Он. А ведь Ингрей не уточняла, что имела в виду его отца, а не сестру. Или оно уже знает?

— Тебе сообщили?

— Нет. Но я знало, что он примчится, как только услышит, что я здесь. Знало, что не отправит вместо себя мою сестру. Он появится здесь сразу, как только прибудет, и потребует разговора со мной.

Ингрей хотела спросить почему, но передумала. Будра- кимы не такие, как Аскольды. Насколько ей было известно, никто никогда не сомневался, что Этьят Будраким передаст свое имя старшей родной дочери, он воспитывал ее сам, не доверяя приемным семьям, и обучил всему, что нужно. Все остальные дети Будракимов с самого начала знали, что их будущее отличается от будущего сестры, что их место в клане не зависит от отцовского одобрения и победы в борьбе за него. Может быть, Этьят Будраким приедет сюда, невзирая на то, как это будет выглядеть в глазах народа, потому что неважно, что натворило Палад, оно все равно всегда будет ребенком своего отца.

С другой стороны, пролокутор ничего не сделал, чтобы предотвратить ссылку Палад в «Милосердное устранение», хотя наверняка это было в его силах. Она вспомнила, как Палад говорило, что ей стоит прислушаться к совету капитана Уйсина и отстраниться от семьи. Возможно, Палад сказало это потому, что познакомилось с Данаком и провело ночь в доме Нетано. А может, у него были совсем другие причины.

— Ты согласишься встретиться с ним, когда он придет? — спросила она, размышляя, а дадут ли ему возможность отказаться. — Все будет в порядке?

— В полном, пока они не вернут меня в «Милосердное устранение», — ответило Палад. — Ты уже столько сделала, чтобы помочь мне. Даже больше, чем следовало. Я все–таки считаю, что тебе не стоит находиться здесь. Но раз уж ты пришла, можешь сделать для меня кое–что еще?

Ингрей открыла уже рот, чтобы сказать «да», но Палад прибавило:

— Не соглашайся, пока не узнаешь, о чем идет речь.

— Ладно, не буду.

Уголок рта чуть заметно дрогнул, и намек на улыбку тут же исчез.

— Ты можешь забрать мои вещи? Знаю, нож тебе наверняка не отдадут. Пожалуйста, передай повару мои извинения. Главное — забери сумку и то, что в ней. Питательных батончиков там, скорее всего, меньше, чем раньше. Буду признательно, если положишь туда еще несколько.

— Я постараюсь, — пообещала Ингрей. — Хочешь, чтобы она хранилась у меня?

Она чуть не сказала «хранилась у меня, пока ты не выйдешь», но и так ведь понятно, что Палад не выйдет, его отправят в «Милосердное устранение». Вся история с Палад, до сих пор казавшаяся ей абстрактной, за исключением моментов, когда могла доставить ей неприятности, вдруг стала абсолютно реальной. Что с ним случится? Все ее проблемы с братцем, и потенциальные трения с матерью, и даже возможные трудности, ожидающие ее, если кто–то вдруг обнаружит, какую роль она на самом деле сыграла, чтобы привезти Палад сюда, несравнимы с той ситуацией, в которой оно оказалось.

— Да, — серьезно и просто ответило Палад. — Пусть хранится у тебя. Но вообще–то я хотело попросить тебя о другом. Ты не могла бы поприсутствовать во время беседы с моим… с Этьятом Будракимом? Не хочу говорить с ним наедине. Ни за что! Я понимаю, что с технической точки зрения здесь это невозможно. Но я не хочу, чтобы присутствовали одни безопасники. Пойму, если ты откажешься. Наверное, тебе даже стоит отказаться. Так будет безопаснее для тебя самой.

Но не для Палад, хотя Ингрей и не понимала почему. Она не представляла, что может изменить ее присутствие. И вспоминала, как убедительно лгало ей Палад о себе на Тир Сииласе.

— Что такого ужасного в «Милосердном устранении»? — спросила она. — Я думала, преступники просто живут там вдали от всех остальных.

Палад не торопилось с ответом, затем тяжело вздохнуло и заговорило медленно, как будто аккуратно подбирало слова:

— Там было бы совсем не плохо, если бы еды хватало на всех. Предполагалось, что так и будет, что узники вырастят себе еду, но в «Милосердном устранении» есть лишь несколько пригодных участков, и все они кем–то уже заняты. Если эти люди тебя принимают, если ты можешь им доверять, то все нормально, хоть и не просто. Выращивать еду без помощи мехов невероятно сложно, на это требуется множество усилий. А еще нужно быть все время начеку и стараться контролировать места, куда иногда сбрасывают провизию, потому что ее можно оставить себе и разделить со своими союзниками.

Ингрей даже не знала, что сказать.

— После очередной выброски разразилась небольшая война. Все, даже те, кто мог обеспечить себя пропитанием и обычно не задирал остальных, пытались заполучить лекарства. Здесь никому нет до нас дела. Ведь это «Милосердное устранение». Люди, живущие там, заслужили подобную жизнь. — Наверное, оно говорило с сарказмом и горечью, но в голосе не было даже намека на эмоции. — Знаешь, не стоит об этом. Если бы я считало, что у тебя есть хоть малейший шанс стать Нетано, то я бы рассказало больше. А так… Без обид. Лучше тебе не знать. Если бы вместо… У моей сестры, возможно, появится шанс что–то изменить. Можешь ей передать, если вдруг увидишь?

— Конечно, передам. И когда приедет пролокутор, я буду здесь, если ты все еще этого хочешь.