— Мы просто не знали, с чем имеем дело. Сейчас оспаривают виновность Анны, хотя то, что она призналась в убийствах, делает пока что невозможным ее возможное освобождение. Если тело этого Итана приравняют к тем жертвам, то у нас появится шанс спасти твою старушку. Только ей могут влепить обвинение за дачу ложных показаний, да и на роль соучастницы преступлений взять. Тем более на орудии убийства, которым угробили того азиата, ее отпечатки.

— Она могла просто стереть настоящие отпечатки и оставить свои, чтобы сбить нас со следа. Анна скорее всего и правда была соучастницей, но никого не убивала.

— Хочешь с ней поговорить? Я могу это устроить. Думаю, у тебя найдутся к ней вопросы.

— Я буду тебе очень благодарна, если ты это сделаешь. Спасибо, Себ, — девушка поднялась со стула и обняла мужчину, но потом смущенно отстранилась от него, так как поняла, что их объятия немного затянулись. — А тебе нужно поспать. Ты еле на ногах стоишь.

— Успею еще. Мне около часа назад поручили взяться за одно дело. Сам ещё не знаю деталей, но что-то серьезное. Так что придется тебе действовать одной, но я буду стараться в сложных ситуациях приходить на выручку. Я чувствую себя таким виноватым перед тобой. Ведь если бы я тогда послушался тебя и не стал откидывать твою теорию, то мы могли бы избежать новых смертей.

— В нашем деле ничего не делается без ошибок, так что не бери в голову. Кстати, Брайан сказал, что Ларри нашел в отчетах, которые мне дал доктор Ломан перед тем, как я взялась за расследование, формулы какого-то вещества, которое определяет возраст крови мертвого существа. Это правда?

— Да. Он нашел какую-то вязкую водичку, которую собрал с твоих стен. Эта штука вынудила твоего мужа делать ремонт в вашей квартире.

— Но ведь мои стены были в таком состоянии, будто их облили сильнейшей кислотой.

— Да. Но Ларри спокойно окунал в эту дрянь свои пальчики. И ему хоть бы что. Как оказалось, доктор Ломан участвовал в медэкспертизах первых жертв, но вскрытия не проводились, что было странным. И он описывал эту дрянь какими-то бредовыми понятиями. Называл ее слюной дьявола. Какая-то религиозная ересь.

— Действительно странно. А там не написано, как он ее вывел?

— Как я понял, он ее не выводил, а получил из каких-то имевшихся у него образцов. Но если учесть, что он хирург, то не удивлюсь, что он выдавил ее из каких-нибудь живых существ. Все эти врачи самые настоящие психи.

— Эй, тебя тут могут услышать, — усмехнулась Татьяна и похлопала Себастьяна по плечу. — А кому поручили делать вскрытие Итана?

— Кристине.

— Кристине? Она же проводила вскрытие того азиата, насколько я помню.

— И должна была вскрывать украденное тело Ломана. Она единственная, кто согласился на это. Ведь прошелся слушок, что тела заражены неизвестным смертельным вирусом. А у нас ведь нет защитной амуниции для таких случаев. Мы же обычно вскрываем тела здоровых людей, а не инфицированных. Чудо, что нам вообще позволили забрать тела.

— Мы не частная организация, поэтому и позволили. Просто никто не хотел лишний раз пачкать руки. Ладно, поехали в участок. Я тут сижу уже шесть часов, мне нужно срочно развеяться, а то я сойду с ума.

— Кстати, забыл тебе сказать, — Себастьян неожиданно покраснел и как-то странно улыбнулся. — Отлично выглядишь. Давно не видел тебя в таком виде.

— Просто решила привести себя в порядок. Немного пудры, теней, румян, и я снова человек, — усмехнулась девушка и глубоко вздохнула. — Я просто поняла, что не должна показывать людям своим внешним видом, что в моей жизни творится какая-то чертовщина. Пусть думают, что я твердо стою на ногах.

***

Анна ждала ее в комнате для свиданий. В этом маленьком грязном помещении не находилось ничего, кроме одного металлического стола и двух стульев. Вся эта скромная мебель была прибита к полу, и вряд ли у кого-то возникнет мысль сдвинуть их с места, так как это будет невозможным. Не присутствовало даже источника освещения, весь искусственный свет проникал сюда через соседние помещения, отделенные от этого с помощью прочных решеток. Здесь не было даже окон, все полностью изолировано от внешнего мира, отчего возникало чувство страха и даже клаустрофобии.

Татьяна долго стояла около решетчатой двери и смотрела на эту скромно сидевшую пожилую женщину, облаченную в простенькое платье неприятного серого цвета и запачканный некогда белоснежный фартук, в котором та была все время, что девушка ее знала. Анна смотрела куда-то вперед, не осмеливаясь отрывать уставший взгляд от покрытой трещинами и паутиной стены, и чего-то ждала, смиренно и пугающе спокойно.

— Как она себя чувствует? — поинтересовалась Татьяна у начальника тюрьмы, который услужливо стоял рядом с детективом и следил за каждым ее действием.

— Врачи каждый день наблюдают за ней, ничего необычного и тревожного в ее состоянии не обнаружено, она не отрицает случившееся и свое участие в этих ужасных событиях. Она не отказывается от еды, от наших предложений, берет от нас все, что мы ей предлагаем. И это радует, так как с этой женщиной не возникает проблем, и у нас нет опасений, что ей удастся что-нибудь учинить. Перед нами обычный человек, без каких-либо признаков на то, что он способен совершить убийство. Говорят, что появились некие улики, оспаривающие ее виновность. Это правда?

— Я надеюсь на это. Поэтому я здесь. Я хочу понять.

— Разумеется. Но мы можем вам дать только десять минут. У нас строгий график, вы уж извините за такие неудобства. Меня предупреждали, что это очень важная беседа, но мне не позволено нарушать приказ. Хоть я и руковожу всей тюрьмой, но нахожусь под каблуком у более высоких должностей.

— Я вас прекрасно понимаю, мистер Диксон. Мне много времени не понадобится. Обещаю, — девушка выжала из себя улыбку и после того, как дверь была открыта, она, переведя дыхание, вошла в комнату для свиданий, почувствовав всем телом, какой здесь стоял холод. Отопление в этом помещении не предусматривалось, поэтому создавалось ощущение, что все еще находишься на улице.

Татьяна села напротив Анны и с изучением стала смотреть на нее, обдумывая, как начать с этой женщиной беседу, но та поняла по состоянию девушки ее сомнения и завела разговор первой, стараясь говорить привычным безмятежным голосом.

— Целый месяц я не получала весточки с внешнего мира, даже солнце стало для меня чем-то, что ушло в далекое прошлое, так давно не видела дневной свет. Мне запрещено выходить из камеры, даже во время организованных прогулок. Иногда помещения проветривают, и я жадно глотаю свежий воздух, понимая, как скучаю по кислороду. Безумно рада, что вы меня навестили, Татьяна. Но думаю вас привело не желание увидеть мою персону. У вас есть ко мне вопрос.

— Объясните… Почему? Почему вы пожертвовали собой? Вы ведь знаете, что ничего не совершали. Но продолжаете заставлять всех верить в свою сфальсифицированную виновность. Ради чего?

— У меня не было выбора, моя дорогая. Мы с вами все это время шли по одному и тому же пути и пытались достичь похожих целей. Но кто-то из нас сдался и остановился, а кто-то все еще смело движется вперед, хотя понимает, что его жизнь находится в смертельной опасности.

— Вы ведь тоже видите все это? То, чего нельзя объяснить… То, что вызывает у вас страх…

— Когда я вас увидела, сразу же поняла, что мы видим одни и те же вещи, но каждый воспринимает их по-разному. Некоторые из них, что были перед нами, возникали только из-за того, что мы этого хотели, наше сознание желало их увидеть, чтобы понять, куда идти дальше.

— Но эти видения убивают… — затаив дыхание, прошептала Татьяна и сжала голову руками, пытаясь переварить возникшие в ее голове безумные мысли, которые перестали казаться такими уж и бессмысленными, как это было еще совсем недавно. — Поэтому меня одолевали эти приступы… Как только я приближаюсь к чему-то важному, некая сила отталкивает меня назад. Это произошло и с моей коллегой по работе. У нее было то же самое! Почему?