«Сьюзен, почему ты молчала? Почему мне ничего не рассказала? Я бы все поняла, простила в одночасье… Зачем ты мучила себя и собственную дочь? Зачем унижалась перед каким-то Итаном, пытаясь найти хотя бы какого-либо мужчину, способного обеспечить тебя средствами? Почему позволила Петра засунуть себя в пропасть? Я ведь помню, как вы смотрели друг на друга. Вы делали вид, что между вами ничего не было. Но ведь ты в тот момент прочувствовала столько эмоций, ты ненавидела Петра, но осмеливалась проявлять доброту по отношению к нему и ко мне, женщине, не дававшей ему уйти к тебе. Думаю, он ушел от тебя, потому что любил меня. Но ребенок не должен страдать. Эмми не виновата в том, что между вами шесть лет назад вспыхнула страсть».

Спустя двадцать минут Татьяна услышала тихое сопение девочки, та мирно спала, прижав подбородок к плечу. Девушка с трудом удерживала себя, чтобы не отвести взгляд от дороги и не начать любоваться спящим невероятно красивым ребенком, который даже не подозревал о том, что сегодня ему удастся встретиться со своим отцом, вернувшимся из долгого странствия по прекрасной стране фей.

Для этой девочки Петр был героем, она не знала всей правды, и Татьяна боялась разрушить в ее хрупком сознании идеализированный образ отца. Она помнила, как ненавидела своего папу после того, как он чуть не потопил ее семью и заставил дочь пожертвовать собой ради недолгого, но искреннего счастья матери. И Татьяна не хотела, чтобы Эмми почувствовала те же отрицательные эмоции. Пусть Петр так и остается для нее хорошим и светлым человеком, ведь у того еще есть крошечный шанс исправить ситуацию.

Но девушка больше не сможет называть себя его женой, отныне ее сердце больше не привязано к нему и никогда не восстановит эту связь. Еще вчера она верила в то, что их любовь обрела новую жизнь, но сейчас от этого прекрасного чувства не осталось ни следа.

Мятный аромат, словно оголодавшая ядовитая змея, заполз с помощью извилистых изящных движений в его ротовую полость и своей горечью докрасна обжог все горло, будто при контакте с вязкой слюной он приобрел облик кипятка. Когда горький запах достиг самих легких и до краев наполнил их, вытеснив кислород, Эрван внезапно открыл глаза и понял, что вместо привычного дыхания им овладел надрывный кашель, не желавший просто так отпускать его.

Восстановив уровень кислорода в легких, юноша осознал, что лежит на каменном полу, покрытом чем-то зеленоватым и желеобразным, отчего руки чуть ли не полностью прилипли к земле. Присмотревшись сквозь полутьму, молодой человек в ужасе понял, что пол покрывала наполовину высохшая кашица, состоявшая из пережеванных растений и сгнивших кусочков плоти. Именно от этой непонятной субстанции и шел такой неприятный приторный аромат, вызвавший у Эрвана приступ кашля, который не утихал до сих пор.

Здесь было настолько мало света, что молодой человек не сразу смог понять, где находится. Но когда он пожелал подняться с липкого пола и выяснить, что это за место, то ноги не пожелали его слушаться. Нечто твердое связывало окоченевшие от морозной сырости конечности и не давало телу принять вертикальное положение.

— Черт подери, что здесь происходит? Где я? — в панике прошептал Эрван и попытался избавиться от тугой веревки, связывавшей ноги, но та была настолько крепко завязана, что обмороженные пальцы не были в силах справиться с, казалось бы, небольшим узлом. — Твою ж мать! Сука! — юноша обессилено упал на спину и тяжело задышал, понимая, что весь его организм стремительно терял силы, отчего было затруднительно даже пошевелить пальцами руки.

Он ничего не помнил. Происходящее воспринималось чем-то бессмысленным и несуществующим, поэтому какое-то время Эрван просто лежал и ждал, когда этот странный пугающий кошмар растворится перед ним, и в глаза, наконец, ударят первые лучи восходящего солнца. Но постепенно пришлось принять тот факт, что все это происходит в реальности и не является плодом воображения. Тогда что могло случиться за тот вечер? Каким образом он переместился из теплой уютной палатки сюда? Не было никаких обрывков тех событий, что могли бы объяснить юноше причины его пребывания здесь.

Перед глазами все плыло, мятный аромат медленно лишал рассудка и погружал в глубокий мрачный сон, но Эрван старался не закрывать глаза, хотя с каждой минутой это давалось с огромным усилием. Вскоре начали мерещиться какие-то голоса, перешептывания, они будто ходили вокруг него и незаметно посмеивались, даже не пытаясь оказать хотя бы малейшую помощь. Но юноша был так слаб, так беспомощен, что его больше ничего не волновало. Он желал только спать. И ему больше не хотелось противиться сну, Эрван сдался и прыгнул в лапы Морфея, который с ехидной улыбкой потянул несчастного молодого человека в свое царство.

— Не спи! Не смей спать! Это убьет тебя, идиот! — неожиданно где-то поблизости кто-то по-змеиному зашипел, отчего Эрван сумел прогнать навалившийся на него сон и широко распахнуть от удивления свои большие голубые глаза, которые забегали в разные стороны, пытаясь найти невидимого говорящего.

— Кто здесь? — слабым охрипшим голосом произнес юноша, тяжело дыша, так как из-за смрада, исходившего от пола, кислорода в этом тесном помещении стало критически мало.

— Я рядом, парень… Слева от тебя, — прошипел голос, после чего некто застучал кулаком по чему-то металлическому.

Эрван послушался невидимого собеседника и повернул свою непослушную тяжелую голову в сторону громких звуков, и слабый свет осветил невысокого пузатенького мужчину, сидевшего неподалеку за ржавой тюремной решеткой. Тот вцепился короткими пальцами в окислившиеся от сырости металлические прутья и попытался протиснуть между ними свои лысую покрытую веснушками голову, но та оказалась слишком большой, и лишь его горбатый красный нос смог оказаться в одной камере с Эрваном.

— Как тебя зовут, малой? — поинтересовался мужчина и ойкнул, так как ударился носом о прутья, когда засовывал его в свою маленькую камеру.

— Эрван, — прохрипел тот и снова закашлял, когда сделал очередную попытку встать с пола. — Что это за место?.. Как мы здесь оказались?

— О, пацан, тебе лучше не знать. Тебе еще повезло, так как ничего не помнишь. А я увидел за эту ночь столько, что такое даже в кошмарном сне не приснится… Они убивают. Убивают зараженных.

— Зараженных?

— Вчера вечером сюда причалил корабль. На нем был какой-то рыбак, привезший к этим берегам испанку. И эти парни каким-то образом это почуяли, и согнали сюда, как скот, всех, кто был на том судне. На моих глазах вчера расстреляли и сожгли пятерых ребят.

— Вы были на том корабле?

— Нет. Я чинил маяк прошлым вечером. И видел, как они пробрались на корабль и вытащили оттуда всех, кто там был. Возможно, боялись, что я кому-нибудь расскажу. Поэтому пока жив. Но как ты здесь оказался?

— Я приплыл как раз на том корабле. Мы высадились еще днем. Но находились неподалеку. Нас сначала удивил тот момент, что корабль так и не уплыл.

— Видимо, как раз днем у них кто-то скончался от этой болячки. Думаю, капитан подал сигнал бедствия. А те парни быстро их нашли.

— Кто эти парни?

— Не знаю. Но с ними лучше не шутить. Думаю, они решили, что таким образом смогут остановить эпидемию. Хотя сами были без средств защиты. Те, кто начал харкать кровью, на моих глазах были застрелены прямо в голову, потом около заброшенной церкви разожгли костер и в нем сожгли убитых. Меня после этого заперли здесь. Но я спал, поэтому не заметил, как тебя сюда принести. Думаю, кто-то им сказал, что ты был тогда на судне, поэтому тебя тоже схватили.

— Но почему у меня нет воспоминаний о тех событиях?

— Я тоже не помню, как меня схватили. Очнулся только около костра, когда расстреливали зараженных. Но потом нашел на шее вздутие. Мне кажется, нам вкололи что-то вроде снотворного, чтобы не было проблем.

— Черт, — выругался Эрван и снова сделал попытку снять с ног веревку, но та намертво присосалась к коже и даже не сдвинулась ни на йоту в сторону. — Черт!