— Так, подожди. У меня, кажется, в багажнике была подушка. Попробую ее подложить под тебя, чтобы ремень плотно прилегал к твоей груди, — произнесла Татьяна и, устало вставив ключ в замок, открыла багажник автомобиля.

— Я знаю эту машину! — девочка в почти кромешной темноте умудрилась разглядеть детали автомобиля и радостно захлопала в ладоши, хихикая. — Мой папа возил меня на ней вместе с мамой.

— Правда? Это просто удивительно. Значит, у меня такая же машина, как у твоего папы… А сколько же тебе лет, принцесса? Ты кажешься слишком смышлёной для своего столь небольшого возраста.

— Мне скоро исполнится шесть. Но меня до сих пор называют малявкой, хотя я намного умнее людей, которые это говорят. Ронни даже читать и писать не умеет, а я уже все это делаю. Конечно, не так как взрослые, но книжки, подаренные мне папой, я читаю сама. Мама много работает, но вечером мы с ней много занимаемся уроками. Она говорит, что хочет, чтобы я стала образованной женщиной.

— Твоя мама замечательный человек, не забывай, что ты для нее самое дорогое, что может быть на всем белом свете, — произнесла Татьяна и с улыбкой показала девочке найденную в багажнике мягкую подушку. — Вот, теперь намного лучше, — женщина подложила мягкий предмет под Эмми, и теперь ремень плотно прилегал к дочке Сьюзен.

— А у вас есть парень?

— Ты задаешь довольно взрослые вопросы, моя дорогая, — удивленно взглянула на девочку та, сев рядом с ней, чтобы поправить ее сползший с шеи шарфик.

— Я люблю взрослые вопросы. Ронни говорит, что я слишком мала для этого, но я так не считаю. Иногда мне кажется, что мне больше лет, чем ему. Он такой дурак!

— Ну, с этим я с тобой соглашусь…

— Так у вас есть тот, кого вы любите?

— Да. Есть, — с некой грустью произнесла Татьяна, погрузившись в глубокие раздумья.

— Он хороший парень?

— Да, он очень добрый и светлый человек, — улыбнулась та, глубоко вздохнув.

— А почему он не с вами?

— Он очень далеко живет. И… Я причинила ему много боли, вряд ли он еще что-то чувствует ко мне.

— Вы очень хорошая. Вряд ли на вас можно обижаться.

— Может быть. Мы все совершаем какие-либо ошибки, о чем потом сильно жалеем… Эмми… Я хотела тебя спросить. Ронни не обижал тебя до моего прихода? Почему ты сидела в ванне?

— Я не люблю запах спиртного. От него плохо и тошнит, — поморщила нос та. — Когда мама дома, Ронни никого не приводит и не пьет, сидит на диване или гуляет до поздней ночи. Но когда та уходит, то он начинает проказничать. Ронни — мерзкий капризный ребенок!

— Все мы дети, в той или иной степени. Ладно, нам нужно ехать. Ты не голодная?

— Голодная, но совсем немножко. А куда мы поедем?

— Пусть это будет сюрпризом. Хорошо? — блеснув глазами, прошептала та и погладила девочку по черным, как смоль, кудрям. — Тебя надо покормить. Мы заедем по дороге в одно мое любимое кафе. Там и поужинаем. Хорошо? А то ты уже бледненькая.

— Моя мама считает, что в кафе ходят только те, кому некуда девать деньги, — с пугающей серьезностью проговорила девочка. — Но там делают вкусный горячий шоколад. Я люблю его.

— Тогда мы с тобой закажем сразу две чашки твоего любимого напитка. Договорились? — девушка погладила девочку по щеке и как можно быстрее села за руль, но перед тем, как завести машину повернулась в сторону Эмми, чтобы удостовериться, что та удобно сидит. — Я и сама проголодалась, пока добиралась до вашего дома. Не думала, что твоя мама так далеко живет от центра города.

— Папа говорил, что мы будем жить в большом доме около озера. Но потом он уехал.

— Уехал? А почему?

— Мама сказала, что он отправился на поиски подарка для меня в страну фей и должен в скором времени вернуться, чтобы забрать нас из этого места.

— Страна фей… — задумчиво прошептала Татьяна, понимая, что ее мозг просто кипит от эмоций.

Ей не хотелось показывать этой милой общительной девочке свои горестные мысли, она старалась говорить с ней как можно более спокойным радостным тоном, но, вслушиваясь в свои слова, осознавала, что в ее голосе невозможно не заметить дрожь и фальшь.

К счастью, девочка была слишком мала, чтобы понять все то, что так тщательно скрывала от нее Татьяна. Поэтому девушке было намного легче вести с ней диалог. Она не хотела разговаривать об измене своего мужа с женщиной, которую Татьяна все эти годы называла лучшей подругой. Но желание понять, что произошло между теми людьми, в результате связи которых возник прекрасный ребенок со смуглой кожей, было невыносимым.

Теперь многие факты ее жизни вставали на свои законные места. Объяснялись долгие разъезды Петра, внезапное исчезновение Сьюзен с ее должности полицейского. Все непонятное обрело ясность. Шесть лет она была в неведении, даже не догадывалась о том, что ее муж жил двумя жизнями. Татьяна подозревала измены, но думала, что они не выходят за рамки обычного секса на одну ночь без обязательств. А теперь этот мужчина предстал перед ней в совсем другом свете. Она больше не восхищалась им, не чувствовала от него защиты, Петр представился ей слабым эгоистичным человеком.

Едва Татьяна взглянула на те условия, в которых обитала эта очаровательная девочка, как тут же стала люто ненавидеть мужа, поняла, каким тот оказался подонком, если не смог, имея большие средства, обеспечить дочь хорошим жильем. Он трусливо сбежал к своей законной жене, сделав вид, что Сьюзен и его родной ребенок никогда не существовали.

Теперь Татьяна знала, почему Петр и Сьюзен так переглядывались друг с другом во время их недавней встречи. В их взглядах будто читалась сильнейшая обида и вопрос, почему они оказались в такой непонятной неравной ситуации. Может быть, Петр не собирался отказываться от дочери? Но это не отменяло того факта, что за шесть лет этот подонок не удосужился переселить свою дочь из того барака, в котором она живет с матерью.

Татьяна не ощущала никакой обиды, лишь облегчение от того, что смогла вывести девочку из этого неблагополучного района, куда никогда не позволит ее вернуть. И женщина с изумлением осознала, что почувствовала к Эмми доселе неведанные ей материнские чувства, от которых на ее глазах даже заблестели слезы. Она всю жизнь мечтала ощутить это тепло в груди, эту большую ответственность перед маленьким человеком. И если Сьюзен погибнет, а Петр не пожелает вернуться к дочери, то Татьяна возьмет на себя роль матери. Она решила это в тот самый момент, когда девочка вышла к ней в саже и грязной одежде. Девушка с трудом не заплакала, увидев, в каких условиях содержался ребенок. И до сих пор не верила, что ее муж, которого она сейчас люто ненавидела, позволил, чтобы невинное создание так страдало, прячась в крохотной комнатушке от распивавших спиртные напитки нелюдей.

— Все будет хорошо, — произнесла Татьяна, смотря вперед на заснеженную дорогу. — Теперь все будет хорошо.

Сьюзен не могла заслужить обиду со стороны Татьяны, она не была достойна такой участи. Татьяна даже не пыталась почувствовать что-либо плохое по отношению к этой женщине. Она считала ее настоящей мученицей, заслуживающей похвалы, так как та ни разу за шесть лет не попыталась за счет мужика, нежданно оплодотворившего ее, спасти свое критическое финансовое положение. Возможно, два года назад Сьюзен еще получала какую-то поддержку от Петра, так как тогда ее лицо просто сияло от счастья, но сейчас жизненная обстановка темнокожей женщины вызывала только слезы. И она молчала. Лишь когда ее жизнь могла в любую минуту оборваться, Сьюзен осмелилась обратиться к своей лучшей подруге за помощью. И она попросила у Татьяны только одно: позаботиться о ее дочери, назвав только имя.

И узнав обо всем, Татьяна даже на секунду не возненавидела Сьюзен. Наоборот, стала любить ее еще сильнее, так как понимала, что та ни в чем не виновата. Зачем винить ее в предательстве, если та, фактически, не предавала Татьяну вовсе. Девушка больше ничего не чувствовала к Петру, этот человек стал для нее бесформенным пятном на планете Земля, поэтому факта измены не было. Лишь появилась лютая ненависть к мужу, так как он посмел подвергнуть риску жизнь невинного создания.