— Да, — Мира уныло кивнула. — И вряд ли ты должна была об этом узнать.

— Не думаю, что ему есть дело до того, что я знаю, — она пристально посмотрела на неё. Почему-то хотелось, чтобы Мира призналась сама, хотя Роми уже догадалась, как далеко за столь короткий срок успели зайти их отношения. А ведь всё потому, что сама так и не смогла дать определение тому, что связывало её и Ллэра на протяжении всех этих лет. Кроме, конечно, Алэя, а ещё — взаимных упреков, обид и обвинений. — И как же он все обрисовал?

— Я не… это не важно. Вы… всё, что было… у вас… И как было… И почему вы… — она окончательно смутилась. Совсем тихо предложила. — Давай не будем о нём.

— Между нами ничего не было, — неожиданно сказала Роми. — Такого, о чём ты… — залпом допила вино. Усмехнулась. Может быть, при других обстоятельствах, в другой реальности всё сложилось бы иначе. — Знаешь, Алэй и Ллэр… они особые. Они есть друг у друга. Единственные атради, которые связаны кровью. Настоящая семья… Он же рассказал тебе об Алэе?

— Он не рассказывал, — Мира продолжала буравить взглядом бокал в левой руке. Указательным пальцем правой осторожно, едва касаясь, провела на краю. Круг, ещё круг, ещё, чуть ускоряя движение, пока хрусталь не отозвался тоскливым, гипнотизирующим и необычайно громким в повисшей тишине звуком. Потом вдруг перестала, резко подняла голову. Пару секунд изучала Роми пристальным, задумчивым взглядом. Молча отпила чуть-чуть вина, вернула бокал на столик. Улыбнулась, но острые льдинки из глаз не исчезли. — Расскажи. Только про Алэя, а не про Ллэра.

Рассказать? О чём? Как?

В их жизнях не так много людей, которым было бы даже просто любопытно. Всей их «семье», всем атради не было дела. Максимум, кто-то мог отметить галочкой для себя, чтобы тут же забыть об этом: вот, у нас пополнение, и пришёл он или она из такого-то мира. Кому какое дело, если прошлая жизнь становилась историей, каплей, песчинкой… Та жизнь, те люди, что были дороги тебе там, переставали иметь значение. Не сразу — кто-то продолжал наведываться домой, поддерживать связь, потом — наблюдать со стороны. Потом… Ты — бессмертен, тебе нет места в сгорающих, быстротечных жизнях, в молниеносном потоке повседневности, и лучше отказаться от всего самому и сейчас, чем после, когда все они уйдут раньше тебя, смотреть им вслед.

И вдруг яркой вспышкой нахлынули образы. Роми не просто вспомнила, а словно заново там оказалась и в то же время видела себя со стороны.

Себя. Алэя. Льющийся из потолка свет.

Мрачный зал. Огромный, но не бесконечный. Колонны, пыль, паутина, затянутые потрепанными гобеленами стены. Каменный, прохладный пол. Полное отсутствие красок. Чёрно-белый мир и яркое пятно её волос. Огненно-рыжих.

Тогда Роми казалось, что она сияет, так ярко — что слепит саму себя. Будто там, за чёрным высоким потолком действительно существует серебряное солнце, пробивается в единственное, узкое окно, окунает её в мягкий, тёплый, плотный, осязаемый кокон света.

Сейчас она замечает, что её полупрозрачная одежда в этом свете кажется плотнее, скрывает больше, чем могла бы. Вспоминается — предупреждающие «колокольчики» звякнули, выдернув в Плешь почти из постели, причём не своей, а потому на ней — лишь ничего не скрывающая коротенькая ночнушка и ещё более прозрачный, невесомый, длинный — до пола — пеньюар.

Тогда Роми немного разозлилась, подумала — ну почему в Плешь всегда затягивает из таких неподходящих условий? Но лёгкое раздражение исчезло, не успев оформиться. С ней заговорили, и голос заставил вздрогнуть.

Сейчас Роми думает, что в тот момент была похожа на вставшего с трона странного монарха. Босого, простоволосого… Сейчас она снова дрожит, но не переживая то самое непонятное чувство, а вспоминая, что будет потом. Через много удивительно длинных, тягучих дней.

— Я всегда считал, что Встречающие — бесполые, бесформенные существа… Я рад, что ошибся…

Перепад светотьмы не мешает разглядеть того, кто заговорил. Он тоже босиком, черные брюки закатаны почти до колен, будто он ходил по воде, когда перенесся сюда. Белая рубашка застёгнута всего на пару пуговиц, рукава — тоже закатаны. Щурится, в отличие от Роми ему свет мешает…

Он делает шаг навстречу. Вверх, пока только на одну ступеньку. Она помнит — ему интересно. Он думает, что умер, но любопытство берёт верх над любой другой эмоцией, положенной в подобной ситуации.

Роми боковым зрением замечает тень позади себя.

— Покажи мне ещё, — просит Мира. Её голос звучит совсем рядом. Тихий, печальный, но ему невозможно не подчиниться.

Мира здесь? Внутри её памяти? Внутри этого странного видения? Обдумывать это сейчас нет ни сил, ни желания. Противиться тоже не выходит, хотя вспоминать не так легко.

— Он будет много расспрашивать, будет рассказывать сам, — пробормотала Роми. — А потом скажет, что раз это не жизнь после смерти, то хотел бы вернуться домой и обо всём забыть. Я решу, что он так и не понял ничего из того, что я объясняла. Или не поверил. Буду пробовать объяснить ему, что ничего не получится, что его сила будет вновь и вновь восстанавливать воспоминания, вновь и вновь выбрасывать его в Плешь. Сколько раз ни подправляй память. Но Алэй будет настаивать.

— Хорошо, — шепчет стоящая в центре зала Роми. Вскидывает руки, сдаваясь. — Хорошо! Ты меня уговорил.

Алэй берёт её за руку. Потом — за вторую. Она не ждёт этого, как не ждёт и того, что он посмотрит ей в глаза, сожмёт ладони.

Роми помнила этот взгляд. Её будто обожгло. Алэй в тот момент был счастлив и смог поделиться чувством с ней. Она знала, что не имеет отношения к тому, что с ним творится, к этой вспышке внутри него. Но это потеряло значения. Ничего не умея, никогда не пользуясь даже бессознательно данной ему силой — он окунул опешившую атради в тёплые волны чего-то невероятного.

— А потом? — спрашивает голос Миры. — Что было дальше?

— Дальше? — Роми послушно продолжает показывать. Тёмный зал рассыпается звёздным небом. — Дальше я могу с уверенностью назвать тот миг, когда впервые задумалась о смерти. Когда испугалась её.

Она наблюдает со стороны. Видит, что Алэй шагает в Плешь прямо с пляжа, что он упал в воду и мог бы захлебнуться, если бы отсутствие сознания заняло больше нескольких секунд реального времени. Роми хочет выйти к нему, помочь, — и плевать, что близость атради гарантированно разбудит приглушенные воспоминания. Гарантировано не позволит Алэю вернуться к оставленной жизни. Но он не один. К нему уже спешат.

Роми остаётся в надпространстве, так её не заметят, а она не потревожит биополе Алэя. Так она может находиться рядом столько, сколько понадобится, чтобы убедиться, что с ним будет всё в порядке.

— Алэй! Господи… ты… — Девушка, невысокая, хрупкая, похожая на подростка, выбегает на берег словно вихрь. Падает на колени в воду, пытаясь помочь встать. Роми не уверена, что она справится: Алэй намного крупнее, но вмешаться означает проявить себя. Это не то, чего он бы хотел. — Куда тебя понесло? Мы же договаривались! Ты же обещал!

— Илара? — голос Алэя звучит глухо, растеряно. Роми знает, что сейчас происходит в его голове — он ничего не помнит и не понимает. Пока. Ему кажется, что-то должно быть, что-то ускользает. Но ухватить чертову мысль за хвост не получается и не получится. — Что я… Где?..

— Ты сказал, что тебе нужен свежий воздух! Это разве воздух? Зачем ты пошёл к воде?

Илара что-то ещё бормочет.

Роми помнит, она тогда перестала прислушиваться, вникать в слова. В тот момент решила, что подправленная память Алэя бунтует, рвётся наружу, и поэтому он растерян, поэтому ему так тяжело встать, что он, опираясь на плечо расстроенной Илары, сначала садится в воде. Шумно дышит, переводит дыхание и снова глубоко, медленно втягивает воздух. Будто пытается сдержать кашель.

Не сдерживает, и Роми видит кровь.

Песчаный берег исчез. Они снова были в Тмиоре.

— Я сбежала. А потом долго не могла заснуть, — тихо пояснила Роми невидимой Мире.